Шагнув вперед, Отоко вдруг со всей отчетливостью увидел себя со стороны — вспотевшего, грязного и неухоженного. Казалось невероятным, что эта красавица пришла на встречу с ним. Стало стыдно и неловко. Но Кимико не исчезала в прохладном вечернем воздухе, а приближалась невесомыми стремительными шагами.
Они встретились неподалеку от церкви. Учики остановился и застыл. В который уже раз юноша не находил слов. Но слов и не потребовалось. Пройдя последние полметра, Инори безо всяких разговоров и предупреждений обняла его. Просто прижалась, уткнувшись лицом в грудь. Касаясь щекой грубоватой ткани его куртки, положив руки ему на плечи. Юноша так и остался стоять, неловко вытянувшись от неожиданности. Руки, яростно стремившиеся обнять Кимико, он почему-то стоически держал по швам. Не получалось даже дышать, чувствуя на груди девичью голову. Хотелось только вдыхать изумительный аромат ее волос.
— Хорошо... — тихо сказала Кимико, прижимаясь к юноше сильнее.
— Да... — только и смог ответить Учики.
Инори с явной неохотой отстранилась и отступила на шаг. Мило улыбаясь, девушка сцепила руки за спиной.
— Извини, Чики-кун. Неожиданно, наверное.
— Ну, э, да... — пролепетал Отоко.
— Просто мне очень хотелось это сделать, — в наступающих сумерках румянец на лице юной японки был почти незаметен. — Не знаю, почему. Но весь день только об этом и думала.
— Да н-ничего, — ответил Учики. — Я и сам... Ну...
— Понимаю, — снова улыбнулась Кимико.
— Да, — послушно согласился Отоко. И тут юноша вспомнил о сегодняшнем открытии. — Я вот тоже... понимаю.
— В смысле? — девушка глянула вопросительно.
— Долго рассказывать.
— Тогда давай по дороге? — спросила Инори и, дождавшись утвердительного кивка, взяла Учики за руку. Когда их ладони соприкоснулись, а пальцы сплелись, оба молодых человека одновременно покраснели.
Кимико повела его в противоположную от церкви сторону. Пересекая площадь, Учики заметил какого-то странно знакомого мужчину, шедшего вдоль стены того самого здания с колоннами. Только когда они уже заворачивали за угол, юноша узнал мужчину. Мастер, англичанин, помогавший Ватанабэ в Токио! Сотрудник Восьмого отдела. Что он тут делал?
Но задумываться о подозрительных европейцах времени не было. Инори уверенно прокладывала путь по близлежащей улице. Спустя пару минут молодые люди вышли к воротам парка имени святого Себастьяна. Внушительные ворота казались покрытыми серебром. Инори обернулась к спутнику:
— Я нашла этот парк только недавно. Там очень красиво.
— Наверное, — сказал Учики, вглядываясь в зелень за воротами.
— Мне, правда, больше нравится в парке возле академии. Но туда идти как-то... небезопасно, — чуть смущенно пояснила девушка.
— Кхм, да.
Они прошли за ворота внутрь парка. Деревья, посаженные всего в десяти шагах от ограды, встретили юношу и девушку легким шуршанием крон. В небе сгущалась темнота. Кимико отпустила руку Учики и подошла к ближайшей скамейке. Проведя рукой по спинке, девушка спросила:
— Так о чем ты хотел рассказать?
— Ну... — Отоко остановился у края скамьи и неуверенно положил руку на спинку. — У меня создалось такое впечатление. Что после вчерашнего... ну, после вчерашнего вечера в нас что-то изменилось.
— Правда?
Он понял ее улыбку и поспешно поправился:
— Я не в том смысле! То есть, и в том тоже. Но вот... мне показалось, что мне передалось от тебя что-то такое... Не знаю даже. Просто сегодня я разговаривал с Андерсен и вдруг заговорил о таком, о чем не знал.
— Эрика-тян мне рассказывала, — кивнула Кимико. — Ты очень метко ее срезал. Она не привыкла к тому, что кто-то умеет видеть сквозь ее защитную раскраску.
— В том-то и дело, — молодой человек постучал по спинке скамьи пальцами. — Сам бы я никогда ее так не затормозил. Даже несмотря на наше красочное знакомство. Так могла бы сделать ты.
— И ты решил, что?..
— Да. Что мне передалась как бы часть тебя. И дело не только в том, что было за обедом. Сегодня на тренировке мне сказали, что я вдруг стал вдвое выносливее и быстрее. Тоже ни с того ни с сего.
— Но ведь это же хорошо.
Инори аккуратно присела на скамью. Учики неловко последовал за ней.
— Конечно, хорошо. Просто... странно как-то.
— Всегда ты обо всем беспокоишься, Чики-кун. Наверное, за это ты мне и понравился.
Чувствуя, как из-за ворота вот-вот пойдет пар смущения, Отоко смущенно кашлянул в кулак. А Инори, положив на колени целомудренно сцепленные в замок руки и не глядя на юношу, спросила вдруг:
— Скажи, Чики-кун, а за что я тебе понравилась? Ну, когда ты в первый раз подумал обо мне... так?
Отоко растерялся. Вопрос был неожиданным, и найти ответ сразу не получалось. Он задумался, пытаясь вспомнить тот день и час, когда впервые понял, что влюблен. Однако знаменательная дата все никак не вспоминалась. Он помнил, как любовался ей в школе в Токио, как думал о ней, сидя за столом и делая уроки, как представлял ее себе везде и всюду... Но когда это началось? Нет, не получалось вспомнить.
— Мне просто любопытно, — сказала Кимико, прерывая затянувшееся молчание. Девушка смотрела на юношу и улыбалась. — Все-таки это очень интересно — узнать, за что тебя любят.
— Наверное... — Учики все еще мучительно пытался вспомнить.
— Во мне все-таки не так уж много от полноценной личности. Поэтому любопытно, что тебя привлекло в самом начале.
Юношу словно шлепнули мокрой тряпкой по затылку. Стало холодно и немного страшно. Вот, оказывается, в чем было дело. Инори снова закопалась в болезненный самоанализ. Прямо как вчера, когда призналась в своем весьма странном медицинском диагнозе. Внутри у Отоко ворохнулась прохладная легкость. Он резко придвинулся к Кимико и положил руку ей на плечо. Девушка сразу же склонила голову к его ладони и коснулась ее щекой.
— Кимико, опять ты о всяких глупостях, — сказал юноша и посмотрел на Инори сверху вниз. — Перестань.
Кимико посмотрела на него, не поднимая головы. Вид ее изогнутой шеи и какого-то беспомощного лица в столь неловкой позе был так прекрасен, что у юноши защемило сердце. Ведь когда-то он не мог даже мечтать о том, чтобы вот так сидеть с ней рядом, разговаривать. Да он вообще не представлял себе, как может существовать в одном мире с такой девушкой! Он же откровенно презирал себя в сравнении с ней.
Внезапное и ошеломляющее осознание собственного комплекса неполноценности на миг затмило для молодого человека все. Только спустя несколько секунд он понял, что не один терзается сомнениями в себе. И всегда терзался. Девочка-солнце, девочка-видение. Девочка-мечта... Кимико Инори, подгоняемая болезненными мыслями в голове, тоже никак не могла найти стержень внутри себя. Тот стержень, который только начал коваться в душе Учики. И ей, слабой женщине. требовалась поддержка.
Как странно было понимать эти вещи. Как странно было неожиданно увидеть в Кимико совсем не ту девушку, что демонстрировалась каждый день окружающим. Но эта другая, пока еще непонятная, не была для Учики чужой. Ведь все еще только начиналось.
— Я ведь уже говорил тебе, — произнес юноша. — То, что ты мне рассказала о себе — неправда. Ты не пустая и не сумасшедшая. Тебе просто трудно. Тяжело. Как мне, наверное.
— Как тебе?
— Ну да. Я ведь тоже всегда считал себя неправильным. Помнишь ведь, какой я был зажатый и безвольный. До сих пор вот мямлю постоянно... Но потом я понял, что дело-то все во мне самом. И теперь я меняюсь. И все благодаря тебе.
— Мне?
Кимико убрала лицо от его руки. Учики машинально коснулся пальцами длинной пряди ее черных волос, не отпуская. Девушка продолжала смотреть на Учики, склонив голову.
— Да, тебе. Если бы не ты, я бы никогда не решился что-то в себе менять. Так что это ты придаешь мне силы.
— Надо же... — она выпрямилась, ласковым жестом высвобождая волосы. Ее крохотная ладошка легла на запястье Отоко и нежно сжала его. — А я ведь полагаюсь на тебя. Мне действительно... тяжело все время справляться в одиночку. Не знаю, как бы я выдержала без тебя последние полгода. Ты очень хороший, Чики-кун.
От последней фразы захотелось улыбнуться.
— Получается, мы оба полагаемся друг на друга.
— Получается, что да. Но тогда возникает вопрос, Чики-кун.
Кимико поднялась со скамьи и мимолетным движением отряхнула юбку. Пока Учики поднимался следом за ней, девушка вышла на аккуратную дорожку, ведущую вглубь парка. Там, обернувшись, Инори и продолжила:
— А что, если все это — часть нашей сути?
— О чем ты? — Отоко вышел на дорожку и остановился рядом с возлюбленной.
— А вдруг наши с тобой... отношения появились так же, как появилось твое понимание Эрики-тян сегодня? Вдруг мы так хорошо влияем друг на друга потому, что так надо для нашей силы Наследников. Я ведь начала ходить на спецкурсы, и там увидела такое... Мы же не понимаем сами себя, Чики-кун.
Юноша слушал любимую и понимал, что в чем-то она права. Но думать и разбираться во всем происходящем не хотелось. Не сейчас. Не тогда, когда рядом та, кого любишь безо всяких подоплек.
— Кимико, — сказал он. — А давай подумаем об этом завтра. Мне слишком хорошо.
— Надо же, — улыбнулась она. — Я подумала о том же самом.
Девушка отступила еще на шаг и приглашающе махнула рукой.
— Пойдем погуляем.
И столько невинного обещания было в ее лице, в жесте, во всем ее облике, что Отоко в очередной раз растаял. Они снова взялись за руки и пошли вглубь безбрежного зеленого океана, над которым сгущались волны сумерек. Впереди юношу и девушку ждало неизвестное, но непременно прекрасное будущее. По крайней мере, обоим хотелось в это верить.
В это же самое время Эрика Андерсен уже набирала текстовое сообщение, которое отправила минутой позже на номер Учики.
Рейс 1942 "Сиэтл-Триполи"
Мегуми Канзаки за последние месяцы налеталась самолетами столько, что хватило бы, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь. Однако у Сэма Ватанабэ имелись совершенно иные планы на остаток недели, нежели держаться поближе к земле. Едва приземлившись после побега на вертолете из самого центра Сиэтла, неугомонный толстяк отдал пилота в руки подоспевших коллег и заявил, что нужно срочно убираться из города. Восьмой отдел, сработавший весьма оперативно, помог агенту-одиночке в экстренной ситуации, и уже через несколько часов из аэропорта на комфортном лайнере отправились в путешествие специалист по ирригационным системам, его супруга и помощница. Легенда была не самая надежная, но на скорую руку выбирать не приходилось.
И вот она сидела с роскошном первом классе, не наблюдая в салоне никого, кроме спящего с салфеткой на лице старика. А еще — Сэма Ватанабэ, который творил настоящие непотребства. С заботливостью старой нянечки он ежеминутно поправлял подушку под головой Кэтрин Винтерс и то и дело порывался схватить что-нибудь с передвижного столика, полного напитков и закусок. Несчастная Кэтрин, измученной тряпочкой лежавшая на сиденье с откинутой спинкой, лишь останавливала Ватанабэ слабым движением руки. А тот суетился, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Впервые за все свое не слишком долгое знакомства с этим наглым толстяком Мегуми видела его настолько смущенным. Но не только Ватанабэ испытывал неловкость, которую не удавалось скрыть. Канзаки, будто утягиваемая какой-то неведомой силой, села на кресло в соседнем ряду, стараясь подальше отстраниться от спутников. Почему — девушка и сама не понимала. Но подспудная необъяснимая горечь, появившаяся тогда, на крыше, кололась изнутри как больная печень.
Кэтрин, потерявшая последние силы после того, что случилось утром, смутно помнила, как Сэм практически на руках донес ее до какой-то машины. Потом они ехали, Сэм помог ей добраться до какой-то кровати. Она плюхнулась на эту кровать мешком, но заснуть никак не получалось. Как только туман войны в голове рассеялся, в сознании вспыхнула одна-единственная мысль: "Алекс!" Сын все еще мог быть в опасности! Винтерс подскочила на кровати и увидела Сэма. Он почему-то сидел на стуле в одной с ней комнате, хотя. Наверное, что-то надо было делать... Кэтрин заплетающимся языком, чувствуя, как деревенеет все тело, попыталась объяснить насчет сына. Ватанабэ тут же успокоил женщину, сказав, что предупредил кого-то, и Алекс уже под защитой. После этих слов Кэтрин радостно упала головой на подушку, а разумом — в глубокое темное ничто. Разбудили ее с трудом, велели привести себя в порядок в крохотной ванной, и повезли в аэропорт. Сейчас она расслабленно полулежала в кресле, а рядом неуклюже пытался проявить заботу Сэм. Вернувшийся с того света Сэм.
— Сэм... — как будто повторяя поселившееся в голове имя, сказала Кэтрин, в очередной раз успокаивающе открыв глаза. Ватанабэ, нервно ерзавший рядом, застыл. — Сэм, скажи... А это точно ты?
— Честное слово, — неуклюже улыбнулся мужчина. — Правда, не совсем такой, как был, но в целом это точно я.
— Не совсем такой... — теперь настал ее черед улыбаться без уверенности. — Никогда бы не подумала, что ты отпустишь бороду.
— Угу, я тоже никогда бы не подумал, — он потрогал подбородок. — Надо было что-то в себе поменять, когда так и не смог научиться нормально водить машины.
— Ты до сих пор гоняешь по встречной? — Винтерс видела, что человек перед ней не лжет. Воспоминания о далекой опасной ночи, которую они провели за рулем автомобиля, были его собственными. Она не знала, почему в этом уверена. Она просто не сомневалась.
— Ничего не могу с собой поделать, — карие глаза, такие знакомые, смотрели ласково. Совсем как раньше.
— Как же так, Сэм? — она приподнялась с кресла на локте. — Как ты оказался... живым?
Она глубоко вдохнул и на миг ответ взгляд. То был не знак лжи, она помнила язык тела Сэма, помнила, что ему по какой-то причине просто стыдно перед ней.
— Ты помнишь, кто забрал мое тело?
— Да. Какие-то люди. С ними был японец.
— Они залатали меня. Ты ведь уже поняла?
— Да. Ты стал?..
— Тем, чем стал.
Вот почему ему было стыдно. Кэтрин помнила, через что они прошли, противостоя трикстерам. Сэм умер в конце этого противостояния.
— Если ты думаешь, что у меня начнутся страшные переживания, — она протянула руку и положила свою ладонь на его запястье. — Фигушки.
Сэм тоже прекрасно знал каждый жест, каждую эмоцию, каждое чувство, на которое была способна Винтерс. Улыбка, появившаяся на женских губах, была настоящей. Она не притворялась, не пыталась заставить его чувствовать себя лучше. И это было прекрасно.
— Если бы я думал, что у тебя начнутся страшные переживания, — он усмехнулся уголком рта. — Я бы возил тебя в чемодане с багажом, а не с собой.
— Э, нет, — она едва слышно фыркнула. — Ты не Сэм. Он никогда так по-кретински не шутил.
— Угу, я не Сэм. Я его марсианский двойник, — толстяк надул щеки и громко выплюнул воздух.
— Сколько же лет прошло... — Винтерс откинулась на спинку кресла и посмотрела в потолок. — Я сильно изменилась?
— Вот почему женщина никогда прямо не спросит, не слишком ли она теперь старая и толстая? — голосом больного суслика спросил Сэм.