Эра жаворонка

На эскалаторе, точно к середине спуска в подземку у него уже был продуман план предстоящего интервью.

Игорь Черезов, прославенный и, пожалуй, самый известный тенериец, первый человек, ступивший на далёкую недружелюбную планету, обустроился достаточно скромно, но с явным уважением к себе. Апартаменты с видом на Неву располагались не слишком близко к историческому центру, однако были окружены выверенно-прелестным сквером, результатом отточенной работы ландшафтного дизайнера — результатом безупречным, но с неуловимо скучными нотками. Сам дом был под стать скверу: респектабельным, красивым и не запоминающимся. Игорь родился и вырос в Перми, в Питер он переехал лишь к моменту поступления в Академию. Как и многие провинциалы, он, насмерть пронзённый суровым очарованием мрачного города, не пожелал возвращаться на родину и поселился в самом гадком по части климата уголке планеты.

В парке перед апартаментами Черезова Волков заметил скульптурную группу: два человека в скафандрах держали в руках птицу с распростёртыми крылами — негласный символ Тенеры. Опоясывающая светящаяся надпись гласила, что памятник установлен в честь отважных покорителей дальнего космоса. "Что-то новеньке", — пробормотал Иван, силясь припомнить, когда же и кто водружал этот слащавый монумент. То ли Черезов поселился здесь нарочно, подчёркивая посредством памятника причастность к героическому прошлому, то ли памятник установили с учётом проживания героя-космонавта.

Дверь перед Волковым распахнулась автоматически.

— Проходите, пожалуйста! — донёсся приятный голос из глубины квартиры. — Я сейчас!

Иван ступил за порог и огляделся. В уютной светлой обстановке холла он безошибочно почувствовал приложенную женскую руку. Свежие цветы, идеальная чистота, со вкусом организованные группы холограмм, на которых хозяин дома не выпячивался, не лез на глаза постоянным присутствием, но деликатно напоминал о себе то здесь, то там. Волков прошёлся вдоль изображений — почти все они были постановочные и высокохудожественные. Среди них выделялась композиция, которую Волков назвал бы "Радость здорового тела": картины с полунагими спортивными телами демонстрировали отличные мускулы, широкие улыбки, вскинутые руки, развевающиеся на ветру волосы. Лишь на некоторых из них был Игорь, прочие изображали незнакомых парней и девушек — крепких, жизнерадостных, уверенных в себе. Особенно Волкову понравилась атлетическая лань в лёгких трусиках и майке с двумя буквами на груди: WN. Глядя на спортсменку, он облизнулся и подумал, что был бы не прочь познакомиться с эдакой прелестницей.

— Ради бога, извините, — в зал вошла ухоженная дама неясного возраста. Волков, поиграв бровями, нервно установил границы её лет от двадцати пяти до сорока пяти, ибо пятьдесят в понимании молодого человека означало почти старость. — Я красила спальню, и была в заляпанной робе, пришлось переодеться.

— Вы сами красили?! — поразился Волков. — Вот это да! Первый раз вижу человека, который сам красит стены.

— Я очень люблю работу своими руками, — улыбнулась женщина. — А что остаётся делать скучающему пенсионеру?

— Вы — пенсионер?! — снова поразился Иван и для верности потряс головой. Дама выглядела не то что бы юной, но точно пока ещё не годной к перемыванию косточек соседей на лавке перед парадной. Он захлопнул челюсть, снял очки, извинился за неподобающий вид (объяснил неудачной тренировкой в секции бокса) и представился. — Волков Иван Вячеславович. Сотрудник журнала "Секретная жизнь".

Для наглядности он предъявил удостоверение на мультилинке. Подобных корочек у Волкова хранилось не менее десятка. Дама беспечно отмахнулась, лишь мельком глянув на свидетельство о причастности к журналистике. Она протянула тонкую аристократическую руку:

— Ирина Николаевна. Я мама Игоря. Вы, ведь, к нему пришли?

— Да, — сказал Иван. — Пишу статью о магнебутсах. Знаете, такой лёгкий научпоп, чтобы и домохозяйкам было понятно. Хотел проконсультироваться о возможности применения магнебутсов на других планетах. В частности, на Тенере.

— А почему к Игорю решили обратиться?

— Да знаете, — артистично помялся Волков. — А насчёт Тенеры больше и не к кому. Многих уж нет в живых, а прочие испытывают... э-э-мн... скажем так, трудности. Зелинский и Янко... э-э-мн... в некотором роде больны, мне не удалось застать их... э-э-мн... в приличном состоянии. Ермишин в отъезде, Горохов..., — тут Волков для правдоподобия полистал какие-то заметки в аппарате, — да, Горохов — на космодроме, а Школьник банально выставил меня. Он, похоже, совсем не жалует прессу. С иностранными же товарищами мне запрещает общаться внутренний регламент издания. Ваш сын — моя последняя надежда.

— Увы, молодой человек, мой сын также ничем вам не сможет помочь, — покачала головой Ирина Николаевна. — Игоря тоже нет в городе. Три дня как уехал.

— Куда? — глуповато-простодушно и намеренно неделикатно поинтересовался гость, строя из себя недалёкого бульварного писаку.

Дама загадочно улыбнулась и мягко, но неопределённо ответила:

— Он в Турине, у него встреча. Надеюсь, очень продуктивная встреча. Может статься, он вернётся не один, а с другом.

— Ага! — заговорщицки подыграл Иван. — А друг — блондин или брюнет?

— Ох, уж эти газетки-сплетники, — пожурила Ирина Николаевна, — разве это имеет значение для статьи о магнебутсах? Что, вы, собственно, желали о них узнать?

Она подошла к вазе с тюльпанами и поправила стебелёк. Волков послушно двинулся за ней.

— На Тенере сила тяжести больше земной, — сказал он. — Почему бы там не использовать магнебутсы? Ходить будет легче. Или же их всё-таки используют?

— Это простой вопрос, — женщина плавно повернулась к доморощенному детективу, — это и я отвечу. Всё дело в физических константах. На Земле они вычислены точно и могут применяться при расчётах решётки Теслы, которую вшивают в подошву. На Тенере, как мне говорил Игорь, и сила тяжести, и магнитный фон имеют переменные величины, и закономерности их изменения пока не выявлены. Мы можем спроектировать решётку Теслы для Тенеры, но ходить в магнебутсах можно будет не всегда и не везде. Я достаточно понятно объяснила?

Волков, усмехнувшись про себя тонкому уколу в последней фразе, предполагающей, что журналист из жёлтой газетёнки не слишком силён в физике, энергично закивал головой.

— А здесь, так сказать, в родных пенатах, космонавты пользуются магнебутсами?

— Советую спросить об этом самих космонавтов, — рассмеялась Ирина Николаевна. — Я не отвечаю за всех космонавтов. Игорь имеет их, но почти не носит, чтобы не терять тренированность.

— Прошу прощения, но нет ли случайно на холограммах Игоря в магнебутсах?

— Разве ж я помню? Гляньте. — Она уселась на диван, приняв самую непринуждённую изящную позу. Откинув голову назад и небрежно покрутив локон у виска, понаблюдав, как Волков вертится вокруг холограмм, дама вдруг едко промолвила, — Такое чувство, молодой человек, что вы — рекламный агент этих злосчастных ботинок. Признавайтесь, господин шпион, разве ж я не права?

Писатель смущённо почесал затылок, потом спросил:

— С чего вы так решили?

— "В родных пенатах", мой друг, — вот что вас выдало.

— Э-э-эмн...

— Пенаты — это духи-хранители домашнего очага. Пребывать В пенатах невозможно. Можно быть У пенатов, РЯДОМ или ВОЗЛЕ пенатов. Этому учат на первом курсе любого филологического заведения.

— Э-э-эмн..., — снова замялся Волков, потом развёл руками. — Господи, бывают же на свете проницательные люди!

— Любая женщина становится проницательной, если она мать, и видит, что затрагиваются интересы её дитя, пусть даже дитя носит бороду.

— Не все матери столь яро стоят на страже своих детей, — горько произнёс Волков, припоминая свою непутёвую матушку.

— Истинная мать пожертвует всем ради ребёнка, — с жаром возразила Ирина Николаевна. — А если нет желания жертвовать, материнство в ней не проснулось... Я вас больше не задерживаю, — добавила она, поднимаясь с софы. — Всего доброго и пламенный привет "Жизненным секретам".

Она решительно пожала ему руку, чуть подталкивая вон из дома. Иван по чуть заметному изгибу её тонких губ понял, что она намеренно исказила название журнала, однако спорить с дамой не стал, попрощался и вышел.

Вука он перехватил, как и договаривались, у портала Концессии, откуда пилот вынырнул после допроса Горохова. Приятели, взяв по чашке настоящего кофе сели у терминала общедоступных пространств. Кофе был сказочным — отнюдь не вкус номер 7, но настоящий баснословно дорогой копи лювак. Янко спускал деньги с какой-то отчаянной решительностью, будто миллиардер, которому после полусотни лет тяжких накоплений вдруг сообщили, что завтра Земля столкнется с астероидом в четверть её радиуса.

— Информацию о модификациях космонавтов предоставила организация под названием МКОДК, — сообщил Волков. — У Школьника служебный планшет со связью с хранилищем этой МКДОК.

— Международная Концессия по освоению дальнего космоса, — горько проговорил Янко. — То есть, Волощук со товарищи. Теперь понятно... Понятно, почему Волощук так настойчиво рекомендовал посещение клуба анонимных алкоголиков в доме с пауком. За нами наблюдали. Мы — подопытные кролики. Наблюдали за нашей болезнью. И почему наши больные головы так волнуют Концессию?

— Забота о ветеранах — достойная черта уважаемой компании, — предположил Волков, на что Вук снова едко усмехнулся.

— Красивая девушка, — задумчиво изрёк он, рассмотрев холограмму с барышней в магнебутсах, скопированную с мультилинка Марка Школьника. — Интересно, кто это и кем она приходится нашему ботанику? У него, вроде бы, нет подруг.

— С чего ты взял, что это подруга? — цинично усмехнулся Волков. — Видал я вашего Школьника — на него ни одна приличная девушка не взглянет. Лысый нудный сухарь с проблемами по части выпивки. Просто блестящее сочетание! Уж кто-кто, а алкаши не бывают нудными, но Школьник опровергает эту аксиому, так как он — нудный. Мало того — он крайне подозрителен, потому что считает всех ниже себя.

— С чего ты взял? Ты с ним разговаривал?

— Не особо. Врезал ему по мордасам, на этом всё и закончилось, — Иван стыдливо умолчал о достойном отпоре космонавта.

— Как же ты понял, что он сухарь и нудный?

— Я, Вучо, это потрохами чую, — с жаром сказал писатель, — вот чую, и всё, и разговоров для этого мне не нужно. Такой педант с брезгливой губой любую женщину отвратит. Женщина — она же романтику любит, а у этого товарища одни циферки на уме.

— Романтику, говоришь...

Пилот вдруг встряхнул головой и широким жестом перевёл в общедоступное пространство внушительную сумму денег.

— Парень, ты в порядке? — завопил Волков, глядя, как кибер-менеджер жадно поглощает Вуковы тугрики. Парочка клерков из тех ребят, что никогда в жизни не решатся на прыжок с парашютом, но с гордой небрежностью будут всем сообщать, ч то их работа связана с космосом, недовольно посмотрели на лохмато-бородатого посетителя, но после приветственного жеста известного космонавта Янко, вновь уткнулись в свои мультилинки. — Эй! Погоди! Если тебе некуда их девать, давай лучше от души прокутим их!

— Я в порядке, — твёрдо ответил Янко. — Я сейчас закажу максимальный поиск. Давай-ка скормим этому монстру твою добычу.

Вук поместил холограмму под лучи сканера и запустил "рыбалку". Кибер-менеджер, поразмыслив, спрогнозировал пятнадцать минут поиска.

— Ты всем соцсетям запустил? — уважительно спросил Иван.

— Я запустил по всем сетям мира. Потому и дорого.

Волков уважительно присвистнул. Но ещё уважительнее он протрубил — а вместе с ним и Янко — когда "рыбалка" принесла улов: пачку изображений с той же девушкой на фоне сияющих горных вершин. Светловолосая, спортивной комплекции, она была то с огромным рюкзаком, то с мотком троса, то с походной солнечной горелкой. Обилие однотипных холограмм — снег, скалы, небо, камни, пики, палатки, яркие пуховики, снаряжение, румяные обветренные лица товарищей — неожиданно вдруг разбавилось двумя выбивающимися снимками. На одном из них молодая женщина стояла в лёгком развевающемся сарафане на краю волнореза в обнимку... с Марком Школьником и Павлом Зелинским. На втором она и Школьник корчили забавные рожицы в будке моментальной холографии. Марк был без очков, улыбался и выглядел весьма симпатично. Сухая справка поведала Вуку, что имя красотки — Эстель Гарсиа, и проживает она в городе Тулуза...

Пилот для верности потряс головой. Эстель Гарсиа! Та, ради которой он выманивал заветный адрес не самым честным путём, и та, о которой пожилой консьерж сообщал, что мадам отбыла в отпуск покорять горные вершины. Девушка — блондинка, и если она странным образом знакома с Зелинским и Школьником, отчего бы ей не знать других космонавтов? Например, Джеки Горовица или Самира Галиля. Если она — альпинистка, отчего бы ей не преодолеть безо всякого труда быстрый бег в гору, чтобы на следующем перевале вызвать такси, представившись вымышленным именем? Если она — спортсменка, отчего бы ей с лёгкостью не выдержать жару в марокканской пустыне? И, конечно, магнебутсы. Любимая обувь туристов и альпинистов. Пулька могла видеть в дыре женские, а не мужские ботинки — почему бы и нет? Но мотив... Каким мог быть бы мотив? С мотивом было туго — примерно, как с лаской и добротой на роже мордоворота, возникшего рядом с их столиком.

— Вук Янко? — прогундел квадратный во всех измерениях гражданин в серо-зелёной форменной одежде Концессии. Пилот вскинул глаза и кивнул. — Господин Янко, — продолжил субъект, ловко набрызгивая из миниатюрного пульверизатора на запястье Вука гелевый молекулярный браслет. — К нам поступил официальный запрос от Интерпола на Ваше временное задержание до выяснения обстоятельств несанкционированного посещения арестованного Даана Виссера. Концессия не посчитала нужным передавать вас в руки организации с сомнительной репутацией без веских на то оснований, однако настоятельно рекомендует проследовать домой и оставаться там до разрешения инцидента.

— Рекомендует? — усмехнулся Янко, рассматривая браслет. — Какие жёсткие рекомендации! Я правильно понял, что меня посадили под домашний арест?

— Ваше право изобретать любые дефиниции, — сухо проговорил человек в форме. — Во избежание дальнейших недоразумений могу напомнить вам, что Концессия так же, как и Интерпол, не располагает достаточной степенью осведомленности о причинах вашего странного поведения на Сильбато — как в отношении служащего диспетчерской, так и в отношении Юрия Горохова. Посему согласно пункту 12.0.3.3 договора об участии в Концессии вам предписано временное ограничение передвижения до тех пор, пока не завершится служебное разбирательство.

Вук привстал, направляя взор в сторону шлюза с порталом-переходом на Сильбато. Функционер, скучный, словно вытащенный из пыльных запасов Концессии, перехватил его взгляд и мгновенно отреагировал:

— Доступ к космодрому для пилота Янко закрыт на программном уровне. Не тратьте понапрасну силы.

По всей видимости, в его чёрствой душе жила безграничная вера в могущество кибернетики — он не готовился к рывку арестованного в сторону запертого портала с единственным возможным выходом на далёкий остров. Поэтому Вук практически без сопротивления проник в камеру шлюза — пришлось всего лишь оттолкнуть протянутую руку чиновника — и запер её изнутри. Человек-параллелепипед с иронической усмешкой, скрестив на груди руки, простоял перед шлюзом несколько минут, потом фыркнул и прикосновением большого пальца заставил двери разъехаться. Улыбка сползла с его лица, когда он увидел совершенно пустую камеру.