Вечером гриффиндорки тихонько выбрались из гостиной и прокрались вниз. У статуи Бориса Бессмысленного девушки отыскали заветную дверь. Лили шепнула пароль, после чего, одна за другой, они проскользнули в образовавшуюся щель, задвинув за собой засов, чтобы никто не мог их побеспокоить.

Ванна для старост представляла собой красивую комнату, облицованную белым мрамором. На стене — огромная картина с изображением светловолосой русалки, дремавшей на скале, у подножья которой плескалось море. Прямоугольный бассейн с множеством золотых кранов, инкрустированных разноцветными драгоценными камнями, располагался посредине. Узкие окна закрывали белоснежные пышные шторы. В углах, на этажерках пирамидками возвышались пушистые полотенца.

— Шикарно! — восхитилась Дороти.

— Давайте купаться! — с энтузиазмом предложила Алиса.

Погрузившись в бассейн, Лили с удивлением осознала, что ноги едва-едва достают до дна.

— Глубокова-то? — обеспокоилась она.

— Сейчас исправим, — пообещала Мэри.

Стоило повернуть один из кранов, как на них пролилась новая порция воды, смешенная с душистой, благоухающей мыльной пеной. Ползли, наползая друг на друга ароматные душистые, упругие шары, размером чуть ли не с футбольный мяч. Из другого крана вырвалась струя голубого, отдающего жемчужным сиянием, пара, зависшего над поверхностью воды.

Облокотившись на бортики бассейна, зажав в пальцах по бутылке усладэля, подруги произнесли тост за спокойствие, благоденствие и удачу.

— Вот это жизнь, — щурясь от удовольствия, ворковала Дороти. — Вот это и значит жить на всю катушку. Это что я называю настоящим!

— Что тут настоящее? — пожала плечами Лили. — В роскоши есть свои удовольствия, но, как по мне, это далеко не самое главное в жизни: золотые краники с изумрудными камешками...

— В жизни есть вещи поинтересней, чем золото и алмазы, — поддержала её Мэри.

— Например? — нахмурилась Дороти.

— Любовь? — предположила Алиса.

— Несомненно хорошая штука. Но есть вещи, поважнее любви, — заявила Мэри.

— Что может быть важнее любви? — возразила Алиса.

— Долг? — предположила Мэри.

— Может быть долг и важнее, зато любовь приятнее.

— Алиса, — обратилась к ней Дороти, — скажи, а у вас с Фрэнком уже было?..

— Что?

— Ну... то самое, — игриво пихнула Дороти Алису локотком в ребра.

— Фрэнк относится ко мне уважительно.

— Какая прелесть! 'Уважительно' ... не хочу тебя огорчать, подруга, но твой жених просто тюфяк.

— Не говори того, чего не знаешь!

— Сдается мне, красавчик и умничка Крауч гораздо интересней тюфяка Лонгбботома. Если бы ты, Алиса, была его невестой, возможно, не оставалась бы сейчас такой бесстрастной ханжой.

— Не помню, чтобы кто-то спрашивала твоего мнения или совета на этот счёт, — решила поставить Дороти на место Лили.

— Тебя, Дора, послушать, так у тебя опыта в этих вещах — воз и маленькая тележка, — засмеялась Алиса. — Да что что ты вообще знаешь о парнях?

— А ты? — огрызнулась Дороти.

— Не ссорьтесь, девочки, — на сей раз в качестве миротворца решила выступить Мэри. — Что касается Крауча, так по мне в нём слишком много... нет, не огня, скорее перца. Он специфичный.

— Лучше специфичный Крауч, чем скучный Лонгбботом, — отсалютовала полупустым стаканом Дороти.

— Так и забирай себе своего специфичного 'красавчика', — показала подруге язык Алиса. — Насколько я знаю, он совершенно свободен.

— Тебе нравится Крауч? — удивленно приподняла бровь Мэри, обращаясь к Дороти.

— Не-а, она так шифруется. — Алиса сдула с руки розовую пену. — На самом деле ей, как и большинству девчонок в Хогвартсе, нравится Сириус Блэк, — хихикнула она.

— Ерудна! — залилась краской Дороти.

— Не лицемерь, — махнула рукой Мэри. — Мне тоже нравится Блэк. И мы вполне спокойно можем обсуждать это, ведь не у одной из нас нет шансов его заполучить.

— Это к лучшему, — кивнула Лили.

— Что в этом хорошего? — не поняла Дороти.

— Когда парень одной подруге предпочитает другую, это приводит к ссорам, к вражде, а мы можем спокойно открывать клуб КВСБ, — сказала Мэри.

— КВСБ?..

-Ну да. Клуб Влюбленных в Сириуса Блэка.

— Я — пас! — открестилась Алиса.

— Я тоже, — заявила Лили.

— Хочешь сказать, что Блэк тебе совсем не интересен? Что ты вбиваешь клин между Сириусом и Джеймсом, целуясь с первым в темных уголках сугубо из любви к искусству? — полунасмешливо, полусердито фыркнула Дороти.

Лили, не ожидавшая такого поворота в разговоре, сразу даже не нашлась, что ответить.

— Ты кокетничаешь со всеми подряд, Эванс. Мысль о том, что какой-то симпатичный парень может быть влюбленным не в тебя, не дает тебе спокойно спать по ночам, да? Только не нужно вот этого вида невинно оскорблённого достоинства! Я же видела, как ты сегодня целовалась с Блэком в библиотеке, как они потом дрались с Джеймсом из-за тебя.

— Это правда? — распахнула глаза Алиса, с неодобрением глянув на Лили.

— Иногда, Эванс, ты меня удивляешь, — внесла свою лепту в разговор Мэри.

— Зато вы меня не удивляете, — ответила Лили, стараясь, чтобы голос не дрожал от гнева и обиды. — Ничего не меняется в этой жизни. Ни-че-го! Чтобы не случилось, у вас всегда виновата я. Я одна. Знаете, в такие моменты, как этот, даже отмороженные отморозки Пожиратели кажутся не такими уж отстойными. Они хотя бы честны в том, что откровенно презирают таких, как я, магглорожденных. А вы? Вы делаете это исподтишка, потихоря, Храбрые Сердцем лицемерки!

— Кто здесь лицемерит? — блеснула глазами Дороти. — Скажи, ты целовалась с Блэком или нет?

— Дался вам этот Блэк!

— Целовалась — или нет? — настаивала на ответе Дора.

— Целовалась. По факту, — Лили почувствовала, что краснеет под устремленными на неё взглядами подруг. — Но по сути — нет, я этого не делала.

— По факту, а не по сути?.. — снова блеснула зубами всегда готовая смеяться Алиса. — Это, простите, так? Я что-то не понимаю...

— Поцелуй — это проявление симпатии, влечения, нежности. Но в данном случае это было принуждением и унижением. Сириус поцеловал меня не из влечения, а потому, что ненавидит. А Джеймс это увидел, неправильно всё понял, ужасно разозлился, теперь мучается. Они с Сириусом поссорились. Словом, девочки, всё гадость, да и только. Тут не ревновать нужно, мне в пору посочувствовать.

— Извини, может быть мы и не правы, — вздохнула Дороти. — Но ты всегда такая взбалмошная, своенравная и капризная, что это не может не раздражать.

— Раздражает так же и то, что, как ни мало замечает тебя Блэк, нас он видит ещё меньше, — вздохнула Мэри. — Мы для него полные нули, пустое пространство, — грустно закончила она.

— Тогда давайте не будем ссориться, — внесла предложение Алиса. — Выпьем за мир, и взаимопонимание.

— За мир и взаимопонимание, — четыре бутылки усладэля сошлись над голубым паром.

— И к черту сегодня Мародеров! — провозгласила Лили.

— К черту Мародёров! — поддержали подруги.

Глава 22

Чем пахнут туманы?

'К чёрту Мародёров!', — сказала Лили, поднимая бутылку усладэля и уверяя себя, что закрывает прошлую страницу своей жизни.

К черту Мародеров? Увы! Это легче сказать, чем сделать. Всё равно, как не думать о белой обезьяне: пока не озвучено вслух, думать и в голову не приходит, а вот когда озвучено — попробуй не думай? Она всё время в твоей голове — проклятая, белая...

'К черту Мародеров!' — неплохой слоган.

Как же Лили устала от этого многоугольника с острыми концами. Устала чувствовать себя виноватой. Надоело. В чем её вина? В том, что влюбилась в Северуса? В том, что Поттер до сих пор иначе видел их взаимоотношения, чем она? В том, что поведение Блэка вообще ни в какие рамки не лезет и никакому объяснению не подлежит?

К черту Мародеров!

И не Мародеров — к чёрту тоже!

* * *

Сердце всё время замирало, стоило Джеймсу появиться в классе, гостиной или столовой. Ушки настораживались в ожидании язвительного: 'Эй, Эванс! Куда смотришь? Посмотри на меня!'.

Но Поттер молчал. День за днём он проходил мимо, ограничиваясь приветственным кивком, вежливым, но холодным. Лили напрасно ждала нападок с его стороны. Джеймс не позволял себе ни одного грубого жеста, ни одного резкого слова, ни, уж тем более, действия.

Нельзя было сказать, что он не смотрит в её сторону. Как раз смотрел. И очень даже часто. Взгляд его не был холоден — он был строг. От этого становилось совсем не по себе: строгий взгляд у насмешника Поттера, который всерьёз не умел относиться ни к чему. Это почти как снег летом — явление несвойственное и потому пугающее. Лили могла ожидать от него всего, что угодно: выпадов против себя, Сириуса, флирта с другими девушками, огневиски в больших количествах.

Но Джеймс был собран, сосредоточен и серьёзен. И только.

Говорят, любовь бессмертна? Ерунда. Смертно всё. В том числе и любовь.

В душе Лили в какой-то момент что-то жалобно хрустнуло и там, где жили боль, смятение, надежда, ярость, нежность, желание прикоснуться и ощутить прикосновение в ответ, где было столько движения, света и жара теперь осталась одна лишь горечь. Горечь, сходная с бесконечным осенним туманом; с белым дымком, вьющимся над прогоревшим костром.

Северус!

Он был ей дороже прежнего. Но вот только если вставал на пути, сердце больше не сжималось, не рвалось из груди, щеки не алели румянцем от внутреннего жара. Лили больше не хотелось раскинуть руки в стороны и полететь.

Любовь не бессмертна. Она — хрупкая и ранимая. Любовь умирает беззвучно, но необратимо, захлебываясь унылой горечью и безнадёжностью.

Лили казалось, она видит в глазах Джеймса этот процесс и узнаёт его.

Лучше бы Поттер третировал её! Изводил, пил огневиски, волочился за сговорчивыми девицами! Все лучше, чем это пугающее бездейственное спокойствие. Этот строгий взгляд...

* * *

Осень в этом году нагрянула разом, словно неприятельская армия. Бесконечные дожди, затяжные и скучные, по утрам оборачивались туманами. Его тяжёлые клубы комками грязной ваты ложились к подножию гор, темнеющих на горизонте, стелились над озером. Туманистые испарения, будто привидения, не нашедшие покоя, блуждали, не находя в себе сил вернуться обратно на небо.

В сырой атмосфере тумана всё казалось затаившимся, полусонным и незавершённым.

Не свет...

Не тьма...

А Лили всё ждала. Ждала, не признаваясь самой себе, насмешливого, веселого и злого окрика: 'Эй, Эванс! Посмотри на меня!'.

Она ответила бы ему: 'Пошёл ты, Поттер', — и всё вернулось бы на круги своя.

Всё снова было бы хорошо.

Но Поттер молчал.

Не привычно, не уютно было в Гриффиндоре без дружной четверки. Поттер и Блэк с первого курса всегда были вместе — бесшабашные, раздражающие, несносные, опасные, блестящие, всем известные, они составляли ядро того, что было известно, как Мародеры. Петтигрю бегал между Поттером и Блэком, двумя своими кумирами, никак не находя в себе силы решить кому кого предпочесть.

Практически в любое время суток покосившись в сторону Блэка, Лили могла созерцать ставшую привычной картину — Блэк наблюдал за Поттером. И столько неприкрытой тоски было в юноше, что невольно начинало щемить сердце. Хотелось подбежать к этим двум упрямым остолопам, отвесить подзатыльники, топнуть на них ногой и гаркнуть, что есть мочи: 'Миритесь! Сейчас же!'.

— Тебе не кажется, что их пора помирить? — не выдержав, обратилась Лили к Люпину, как только подвернулся случай, и они остались наедине.

— Нет, — с присущим ему хладнокровием ответил тот.

— Почему? — не отступала Лили. — Вы столько лет были лучшими друзьями. Тебя же самого не устраивает такое положение?

— Нет, — снова ответил Рем.

Он был, как всегда, красноречив.

— Вот если бы мои подруги воевали, я бы сделала все возможное, чтобы помирить их!

— Давай сменим тему? Я не хочу об этом говорить.

— Ты так тонко намекаешь, чтобы я не лезла не в своё дело?

— Я обычно говорю именно то, что хочу сказать. Без намеков.

— По-твоему, это я виновата в том, что случилось? — скрестила руки на груди Лили, заглядывая в желтые волчьи глаза.

— В том, что случилось, виноват Сириус.

— Виноват-то Сириус, но было бы неплохо, если бы грязнокровка Эванс жила где-нибудь подальше от Поттера, да?

— Жалеешь себя? Или хочешь, чтобы я тебя пожалел? Ни для первого, ни для второго нет повода.

— Да ты хотя бы знаешь, что такое сочувствие? О жалости я уже и не говорю. Колода ты бесчувственная!

— Ты не права. Я не ввязываюсь в отношения Джеймса и Сириуса не потому, что мне всё равно — они мне оба как братья. Просто бывают в жизни ситуации, в которой могут разобраться только те, кого она, эта ситуация, касается. Извне никак не разрулить, всё станет только хуже.

Лили трудно было с ним согласиться, и она злилась на Люпина. Злилась на его позицию выжидания, которую не могла принять и разделить.

А дни летели. Вместе с ними облетали листья. Серые низкие тучи нависали так низко, что иногда Лили начинало казаться, будто корявые, узловатые ветви деревьев вот-вот продырявят их, словно резину, и тогда снова пойдёт надоедливый дождик.

Перемен не было. Была серо-мглистая мгла. Жизнь шла своим чередом. Она всегда идёт своим чередом. Лили делила время между учебой и большей частью необременительными, ни к чему не обязывающими разговорами с подругами. Готовила заказанные профессором Слагхорном зелья и настойки. Читала учебники, писала доклады на тонких свитках. Вечерами по графику, в порядке очередности, совместно с Ремусом обходила окутанные зловещими тайнами ночные коридоры Хогвартса.

Подошёл и миновал квиддичный матч между Гриффиндором и Равенкло. Команда желто-красных одержала победу над черно-синими.

Лили со смутным чувством недовольства наблюдала, как пищат от восторга девчонки, громко аплодируя Поттеру и Блэку. Два друга соперничали в безрассудстве, вырывая восхищенные и тревожные вскрики у своих горячих поклонниц.

На втором курсе Поттер, прирожденный ловец, отказался им быть, выбрав стезю Охотника, чтобы даже в небе оставаться в одной связке со своими Мародерами — Блэком и Люпином. Пять лет они втроем царили в небе, обеспечивая команде гриффиндора гарантированную победу. Даже теперь, когда всё разладилось к чертовой матери, в игре им не было равных.

— Вот гремлины, что творят, говнюки!

Обернувшись, Лили встретилась взглядом с Аластором Грюмом, незаметно пробравшемся на трибуну и занявшем место рядом с ней.