Я как раз в последний раз просматривал рапорты, перед тем как убрать их в планшет, когда в коридоре раздался шум, разговоры и смех. Дверь распахнулась, и зашла вся моя "концертная бригада".

— Виктог, ты как? А мы уже все! Поехали? Купаться, а?

— Конечно, поедем! Спасибо вам, товарищ полковник, за помощь. — Поблагодарил я начальника военного госпиталя N 1910. — Теперь — живем!

Действительно — три летчика, плюс командир звена, а он у меня есть, — это полноценное звено получается! И ребята, вроде, ничего — Коптеев, Криулин и ... Кулагин.

Вот, черт! Они у меня все на букву "К" получаются! Интересно... Слушай! А поставлю я к ним командиром Сашку Кузьмичева! Вот будет звено — "Четыре К". Или так — "4К".

"ЧеКа" получается. Вот и хорошо! Пусть с революционной беспощадностью карают фашистскую гадину. Я, довольный сделанной работой, глубоко вздохнул.

— Ребята! На выход! — толпа потянулась во двор.

— А вас, товарищ капитан, я попрошу остаться... — обратил я смеющиеся глаза на местного контрразведчика. Ну, не мог я удержаться от этой фразы! Не мог!

— Слушай, капитан... А не надоело тебе ошиваться в госпитале? Эмблемы на погонах сменить не хочешь, а? Давай поговорим...

Глава 8.

Громко орущий от восторга подполковник Симонов, в длинноватых для того, что бы называться плавками, красных трусах, пронесся по берегу и с ударом бегемота, прыгнувшего в воду с трамплина, рухнул в реку. Москва-река возмущенно качнулась в своих берегах. Вопль захлебнулся счастливым бульканьем и фырчанием.

— Купание красного коня. Петров-Водкин. Конь — это Константин, а где же водка? — довольным, расслабленным голосом проговорил я.

Хлопочущий у расстеленной под деревом скатерти Базиль поднял сумку и с улыбкой звякнул бутылочным стеклом.

— Водка есть — празднику быть! — мудро заметил я и гаркнул — Всем купаться!

Из-за машины вышла Серова в закрытом темно-синем купальнике. Тоже, скажу я вам, не бикини... Но — красиво! Все — и форма и содержание.

С трудом отведя глаза от красивого женского тела, я хлопнул резинкой своих "семейников" и нырнул с разбега. Трусы едва не снесло водой. Хорош бы я был! С голой-то задницей! Растыка...

Вынырнув в очередной раз, я услышал: "Эй! Водоплавающие! Все к столу!" Мы полезли на берег. Базиль, не желая скакать перед предметом обожания без порток, был полностью обмундирован и готов к строевому смотру. Купаться он, естественно, не полез.

Валентина кинула нам с Симоновым большую простыню и снова скрылась за машиной. Вытирая голову, я продолжал говорить...

— ...так вот, Костя! Ничего ты не однобокий литератор. Армия — это огромный пласт не только армейской, но и народной жизни, это непаханое поле для советской литературы! И очень хорошо, что у нее, у этой литературы... — я попрыгал на одной ноге, пытаясь выгнать из уха воду, — ...есть... ух, все кажется... есть такой писатель, как Константин, сам понимаешь, Симонов! Ты еще напишешь свою главную книгу, Костя! Да такую, что все обзавидуются! Как Толстой — "Война и мир"... а у тебя будет... бр-р-р! Хорошо! ...а у тебя будут — "Живые и мертвые", скажем. Кино по ней будут снимать, в школах изучать будут!

Я пристально и серьезно посмотрел на Симонова. Посмотрел, чтобы он крепко накрепко запомнил мои слова.

— Ты, Костя, у нас классиком будешь! Живым классиком советской литературы, во как!

Симонов немного отвернулся от меня и о чем-то напряженно задумался. Потом я увидел, как его губы беззвучно прошептали: "Квассик... хм-м". Он неопределенно пожал плечами и с улыбкой повернулся ко мне.

— За стов? Пошви!

Мы с Костей направились к скатерти-самобранке и рухнули на землю.

— Базиль! Наливай!

— А почему Базив? — заинтересовался Симонов.

— У тебя ведь Васька? А у меня — Базиль... — смутно ответил я, вгрызаясь в кусок холодного мяса. — Из "Арагви" утащили, что ли?

— Почему "утащиви"? Заказави. Васька! Иди сюда! Тебя Базив ждет! — захохотал Константин.

Подошла мягко улыбающаяся Серова и молча подсела к застолью. Она как-то ушла в себя... Может, они с ее первым мужем тоже вот так вот выезжали на берег Москвы-реки когда-то? Не знаю...

Покатился неспешный, какой-то дачный разговор. Лев Свердлин все время рассказывал смешные истории. Мы хохотали. Все было просто здорово.

Все посиделки я пересказывать не буду, но одно упомяну. Как я жидко обд... прокололся.

— Валентина, возьмите вот это... еще вина?

— Нет, спасибо. Достаточно. А вы, Виктор, не боитесь летать?

— Нет, Валя, не боюсь. Вы же не боитесь, например, сниматься в кино?

Она долгим взглядом посмотрела на меня. А потом — тихо и приглушенно —

— А кто вам сказал, что я не боюсь? Боюсь... еще как боюсь. Боюсь, что фильм не понравится, что роль будет неудачной. Что...

Она замолчала и погрустнела.

— Не надо печалиться, замечательная артистка Серова! Людям нравятся ваши фильмы! Я сам с удовольствием смотрел и "Девушку с характером", и "Сердца четырех"...

Оп-па! Что-то я не то сказал. Лицо Серовой стало злым и жестким.

— Где вы смотрели "Сердца четырех", Виктор? Фильм запрещен к показу... Как "безыдейный" и "мелкобуржуазный", что ли. Его никто не видел. Так где?

Я вспомнил и это. Вот это я попал! Ведь его разрешат к показу только после войны! Когда надо будет дать народу чего-нибудь легкого и веселого. Влип.

— Э-э-э, а вам это точно надо знать?

— Да! Вы из НКВД, Виктор? Ходите за мной или за Симоновым?

— У вас преувеличенное представление о собственной значимости, Валентина... Нет — я не из НКВД, я летчик-истребитель. Да, я видел этот фильм. На пьянке с... Василием... Сталиным. Удовлетворены? Кстати, ему этот фильм очень понравился. Да и отец его смотрел без отвращения, как он сказал. А то, что он пустоват и поверхностен, вы и без меня знаете, не так ли?

— Так... — она отмякла и ушла в тень. -Так... я знаю... Извините меня, Виктор...

— Да не за что, Валя... А фильм — покажут еще ваш фильм, я уверен. И все еще будет хорошо, Валя!

А вот в этом я не уверен...

— Васька! Виктог! Вы что там шепчетесь?

— Да ничего, Костя! Так — о нашем, о девичьем...

— Бгосте! Тоже мне — девушка... с вовосатыми ногами! Давайте все сюда! Базив, навивай!

Погуляли...

* * *

Я еще не знал, чем этот разговор окончится, к чему он приведет. А то бы начал его раньше.

Вечером, когда мы, расцеловавшись с Валентиной и наобнимавшись на прощание с Симоновым и Свердлиным, приехали к себе в студию, последовало продолжение "банкета"...

Уже стемнело, когда в нашу дверь уверенно постучали. Я, мотая штрипками бриджей и шлепая раздолбанными в ноль тапочками, пошел открывать.

За дверью, в неброском штатском костюме, стоял Воронов.

— Чего пришел? — хмуро спросил я. Неприятностей сегодня мне уже хватало. — Я тебя не приглашал.

-Разговор есть... Пропустишь?

— Погоди... Заходи сюда, в туалет... Жди.

Я обернулся к комнате и крикнул —

— Вася! С вещами — на выход!

Допивая стакан чая, в прихожую вышел удивленный Вася.

— Кто стучал? Что случилось?

— Ничего... В общем так, Васек... Мне тут с одним человеком переговорить надо... Давай, дуй к Лидочке. Посидишь у нее до двенадцати, а потом приходите. Вместе с мамой!

После того, как пан Анатоль вновь пробил телефонные переговоры с Москвой, он довольно часто звонил в студию и просил пригласить Лиду. Так что она привыкла к ночным переговорам и частенько приходила к нам поздним вечером. Только я настоял, чтобы она всегда приходила в компании своей мамы. А то вдруг Анатолий захочет переговорить с тещей? Да и приличия будут соблюдены — нечего молодой девушке мотаться к одиноким мужикам по ночам.

— Понял, уже иду...

Заинтересованно поглядывая на закрытую дверь толчка, возле которой английским гвардейцем в медвежьей шапке стоял я, Базиль влез в сапоги и загрохотал ими вниз по лестнице.

— Что за унитаз прячешься? Выходи уж, секретный сотрудник... Точнее — туалетный работник! Пошли на кухню. Чай, водка, коньяк?

— Чай. — Воронов небрежно бросил шляпу на подоконник и по хозяйски уселся на мое место у стола.

— Пересядь, тут я сижу. Ну, что тебе твое начальство сказало?

— Не с того начинаешь, Тур! Тут главное — что ты сегодня Серовой наболтал. Язык без костей, а?

А мне и сказать было нечего...

— Эх, ты! Забыл, военный? Болтун — находка для шпиона! Ты языком треплешь, а мне за тобой зачищать приходится.

Я похолодел.

— Как — зачищать? Ты что?

Воронов заржал.

— Ага! Бритвой по горлу — и в колодец! — где-то я эту фразу уже слышал...

— Не трясись. Подкорректировали ей память немного... Ничего с твоей актрисулькой не случилось. — Он снова засмеялся.

— А ты, значит, лучший друг и собутыльник Василия Сталина? А хочешь, я тебя с ним познакомлю?

Знакомиться с полковником Сталиным никакого желания у меня не было. Сейчас, как мне кажется, он не у дел... Сидит в распоряжении резерва кадров, ждет назначения. Весной 43-го у него в полку был крупный скандал. На организованной им пьянке-рыбалке подорвался, при попытке добыть из снаряда взрывчатку для глушения рыбы, инженер его полка, если я не ошибаюсь. Конечно, Лаврентий Палыч тут же доложил папику. И Сталин взвился! Да так, что, как говорят, тут же продиктовал приказ. О том, что Сталин был вне себя, говорит явно не отредактированный текст приказа. Сталин, который тщательно выбирал формулировки в речи и, особенно, в документах, в этом приказе четырежды, по-моему, употребил слово "полк" и столько же слово "полковник". Если припомнить, это звучало примерно так:

Командующему ВВС Красной Армии Маршалу авиации тов. Новикову

Приказываю:

1. Немедленно снять с должности командира авиационного полка полковника Сталина В. И. и не давать ему каких-либо командных постов впредь до моего распоряжения.

2. Полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянство и разгул и за то, что он портит и развращает полк.

3.Исполнение донести.

Народный комиссар обороны И. Сталин

26 мая 1943 г.

— Ну, смотри, как хочешь... А то Васька тут рядом — в Люберцах, в "парадном полку" ошивается.

— Вот и пусть там перековывается... Ты что пришел? Дело есть — говори!

Воронов отхлебнул чая и начал.

— Твои просьбы...

— Не просьбы, а требования!

— Твои требования приняты, Тур, — легко поправил формулировку Воронов. — Решение по тебе тоже принято. Дело за тобой. Пора на учёбу, Корректор! Давай — садись за парту, Тур.

— Погоди, погоди! Как это — "пора на учебу"? Ты меня не путай! Я тогда, при нашем разговоре, тебе и твоему начальству точно сказал — "закончу все дела". Все! Ты понимаешь? Все дела! А у меня их сейчас — начать да кончить! Мне еще эскадрилью на фронт вести. И с ней — вперед, на Запад!

— Что, все же хочешь, чтобы тебе ноги оторвали? Только так? Упасть грудью вперед? В атаке?

— Не язви... Да — только так! Именно — грудью, и именно — вперед! И это не обсуждается, уловил?

— Уловил, чего уж тут... — Воронов снова залез носом в бокал. — Подождет начальство... Они временем располагают... и перемещаться в нем могут. Подождут, в общем! Ты то как?

— Да вот, кручусь. Формирую эскадрилью. Уже не долго осталось... Подучим немного ребят — и на фронт!

— Завидую... Ну, что ж. Спасибо за чай! Поздно, пойду я...

— Пока... Привет начальству!

* * *

На следующее утро я сдал в Управление кадров привезенные из госпиталя рапорты летчиков.

— О, как! Не ожидал, не ожидал... Да у тебя, Туровцев, одно звено уже есть, так? Ведь командиры звеньев у тебя в УТЦ сидят? — спросил довольный кадровик.

— Так точно! Кстати, о командирах звеньев... Пора их уже в Москву отзывать. И, знаете, что, товарищ полковник? Хорошо бы, если бы они пригнали в Москву хотя бы один Як-третий. Ведь учить-то мне ребят на чем-то надо? А то в яковлевском ОКБ самолеты еще только делаются.

— Это ты верно говоришь... Посмотрим, посмотрим... Это правильно. Ладно! Мы их в Люберцы припишем. Туда же и твоих пилотов посадим — размещаться-то им где-то надо? Да и ты туда давай подтягивайся. Хватит барствовать в столице. Да, мы тоже тебе подобрали трех летчиков. Чисто бандиты! Но — ничего! У тебя летать будут по струночке, ты сможешь, я уверен.

Я, несколько озадаченно, хмыкнул. Бандиты? Надо же...

— Да я и не против, товарищ полковник! Давайте своих нарушителей — обломаем. И действительно — хватит нам прохлаждаться! Пора сколачивать эскадрилью, давно пора.

— Вот то-то и оно! Да, а к Яковлеву ты съезди, посмотри как там дела. Пора вам уже вставать на крыло, пора!

— Есть, вставать на крыло! Съезжу, обязательно съезжу. Только вот машина когда будет, а?

— Иди, иди отсюда! Это не ко мне! Я не техникой — я людьми занимаюсь. Будет тебе машина, скоро будет... Свободен!

* * *

Да, к Яковлеву нужно съездить обязательно. Есть кое-какие задумки... Сказано — сделано.

Василия я послал в цех, разбираться по срокам сдачи истребителей, а сам поскакал к конструктору Синельщикову.

— Здравствуйте, Константин Владимирович!

— Здравствуйте, Виктор! С чем пожаловали?

— Да вот, есть пара предложений... К Яковлеву пройдем?

Прошли. Сели. Обменялись парой обязательных фраз.

— Ну, что, Виктор Михайлович? С чем на сей раз? Что-нибудь интересное?

— Это как посмотреть. Сначала хочу доложить, товарищ генерал, что скоро в эскадрилье будут летчики. Пока самолет для обучения пригонят мои летуны, но — время торопит. А тут вот возникла пара мыслишек...

— Ну-ну, давайте, говорите, "товарищ конструктор"! — Яковлев и Синельщиков переглянулись и рассмеялись. — Вы уже сколько предложений внесли?

— Да я и не считал. Так вот... Александр Сергеевич! Прошу вас решить вопрос об установке на наши Яки кинофотопулеметов. Они и для обучения великолепно подходят, и для учета сбитых немцев не помешают. Не так ли? Только я про них лишь слышал, а "живьем", так сказать, не видел. И марку не знаю. Но вам-то подскажут, наверняка.

— А что? Мысль здравая, это можно будет и в серию заложить... А, Константин Владимирович? А на ваши истребители — так это и вообще великолепно! Вы их в боях и обкатаете! Сделаем, не проблема! Что еще?

— Второе предложение посложнее... Но это крайне важно и необходимо, я считаю. Вы знаете, товарищи, что эскадрилья особая. Особые же и боевые действия. Так сказать — "модус операнди". Если продолжать — то особые летчики. Их надо беречь! Сейчас для них вы делаете особые самолеты... Я прошу, товарищи конструкторы, посмотреть и просчитать реальность усиления бронезащиты летчика! Заднее бронестекло удар снаряда, вроде бы, держит. А вот бронеспинка... Бронебойный снаряд ее прошьет. Даже крупнокалиберная бронебойная пуля, если с близи...

— Что же прикажете делать? Бронебойный снаряд и 12-ти миллиметровую бронеспинку "Ила" пробивает. Фугасный, правда, она держит. Ставить 12 мм вам? Это вес.