М. С. Часть 3

Вслед за ним явился как раз владелец лучших борделей. Похоже, тоже весьма состоятельный и влиятельный в городе человек. Представился. Оказалось, и титул имеет. Похуже, чем у работорговца, но тоже к высшему столичному обществу принадлежал когда-то.

Прямо поинтересовался, сколько мест следует бронировать в его заведениях. И какова оплата — индивидуальная или оптом за всех. Доставку товара можно организовать и на место. Сказал — у нас есть всё, что могут пожелать уставшие с дороги мужчины. Найдётся также и кто скрасит одиночество желающим отдохнуть женщинам. ''И почему все думают, что я до такой степени сексуально озабочена?''

А ведь все места сомнительной репутации чётко локализованы во внешнем городе. От внутреннего его отделяет стена почище великой мирренской. И проходы из внешнего во внутренний только через КПП.

Ведь в городе все такие богобоязненные. Такие правильные. Живут по повелениям господа. Почти вся пресса весьма и весьма клерикальных взглядов. А доходами с борделей пользуются. Да и сами туда частенько захаживают. Впрочем, уже давно кто-то сострил — каждый второй грэд — пьяница, каждый первый миррен — ханжа.

И что творится во внешнем городе добропорядочных жителей внутреннего вовсе не волнует. Двойные стандарты. Как и в любом буржуйском городе. Граждан города среди так сказать рабочей силы заведений практически нет. Так что если кого и прирежут — мало кого волновать это будет. А убийства шлюх -явление весьма распространённое. Выработала своё — работорговцы новую привезут. И деться из района не денешься. Через КПП не граждан не пропускают. С другой стороны — район прилегает как раз у укрепрайону. А там солдатня. Не сбежишь. Такие вот здесь порядки.

А слава об этом районе по всей степи гуляет. Кто — и вправду там был, кто с чужих слов врёт больше.

Пришёл ещё один. Одет — как N1 и N2. И говорить старается, подражая выговору аристократов. Только аристократ из него... Такого как ни выряди — служака, пробившийся на верх из самых низов. Рожа — словно топором вырублена. Ну просто вылитый неандерталец. Но глубоко посаженные маленькие глазки смотрят цепко и умно. Страшноватый и властный тип. Чем-то он занимается, если эти прилизанные его терпят? По виду-то он типичный фронтовой генерал. Аристократия таким должное отдает, но в среду свою никогда не допускает. А его допустили. Неужели мир так сильно изменился?

Вряд ли. Город — по большому счёту мирренский. Правят люди той же породы, что и рухнувшей империей правили. А такая вещь как предрассудки мирренской аристократии переживёт вообще всё, что угодно.

И вот такой образчик. Значит, крепко он городу нужен, раз с ним считаются, и делают вид, что равным его считают.

-Действительно, всё течет. Когда-то я парадным маршем входил в вашу столицу. Торжествовал, хотя и знал, что это не надолго. И город вновь будет вашим. А теперь вы стоите у стен последнего обломка Великой Империи. И я знаю — вы пришли на срок гораздо длиннее отпущенного мне века.

Я вижу — близок конец города. Последний обломок мирренской цивилизации ляжет в грэдскую мозаику.

Вы выстояли, а наша страна рухнула. Что же такое есть в вас, чего не хватило нам? Тысячи лет существовала наша цивилизация — и что от неё осталось? Кусок сто на двести километров, да миллионов пятнадцать человек, не верящих ни во что, кроме золотого идола. Что же позволило вам выстоять. И не просто выстоять, а подняться из руин.

Торгаш, помнящей о древней славе. Я не самый могущественный, но со мной считаются все. Хотя и знают, что я презираю многих. Примитивные и ограниченные субъекты, заботящиеся только о наживе, и знать не знающие ничего, кроме дохода. Люди без национальности, без веры, без идеалов. Жадная и чванливая элита. Они продадут и предадут кого угодно, если это будет выгодно. Они ходят в храмы, потому что думают, что бог поможет им в торговых делах.

Уживутся и приспособятся к кому угодно. Даже к вам, бывшим смертельным врагам. Работорговцы сбегут, торговцам наркотой придется переключиться на поставку сырья вашей медицинской промышленности, а содержатели борделей, думаю, все-таки останутся, ибо пока есть спрос, будет и предложение, только удовлетворять придется не изощренные фантазии душевно больных аристократов, а простые, грубые и здоровые инстинкты солдат.

Все же остальные магнаты споются с вами. У них нет национальности. Есть только жажда наживы.

Тяжело мне. Я с ними, хотя они олицетворяют все худшее в людях. Но это все-таки мой народ. Я не с вами, хотя в вас-то я вижу многие идеалы своей молодости.

Мне вслед смотрят с опаской.

Как же горько носить такое прозвище: ''Последний миррен''.

Знаю, скажете — десятки, может сотни миллионов людей говорят на этом языке. Говорят. Скоро забудут. И выучат грэдский или кэртерский. Или ещё какой-нибудь. Стены городов можно отстроить вновь, пробоины в броне заварить. Но если общество утратило идеалы — то оно мертво. Как мертво наше.

Горько признавать, что вера твоего врага оказалась истиной. Пусть и не за веру сражались мы.

Патриот-то он, может, и патриот. И верует искренне, не понятно только, как он вышел на колонистов, и завязал с ними торговые отношения. Но явно человек, имеющий твердые убеждения, и откровенно использовать себя он бы не позволил.

Соблюдать при приеме официальных лиц массу протокольных формальностей — национальная мирренская черта. Так что, церемония встречи главы иностранного государства отложена на завтра. Утрясают разнообразные детали.

М. С. обожает шокировать, но и в грязь лицом при случае не ударит, и парадная генеральская форма в штабной машине найдется. Пока же, по причине жары, в шортах, рубахе с короткими рукавами, сандалиях на босу ногу, да пробковом шлеме куда как сподручнее. Через плечо— ремень с кобурой, привычная полевая сумка, да рация в кармане.

Остальные одеты подстать ей, только офицеры всё больше в кепи для жаркого климата, а рядовые в чем-то вроде бурнусов. Глядя на некоторых, довольно сложно установить звание, так как форма ограничена шортами, сандалиями да кепи.

На фоне блестящих солдат города (саргоновцы уже успели окрестить их пингвинами, и есть за что — граненые белые фуражки с черным околышем, черные мундиры с тремя десятками надраенных золотистых пуговиц, белые брюки с такими стрелками, что можно порезаться, лакированные ботинки, у офицеров ещё и лайковые перчатки, и держаться так, словно жара им вовсе нипочем) солдаты грэдской армии смотрятся не очень. Откровенно блекленько смотрятся грэдские солдатики. В степи и банды попадались получше разряженные. Раньше мало кто из солдат мог видеть ''пингвинов'' — только жившие в столице, да некоторых других городах могли помнить застывшие словно изваяния фигуры у дверей посольства. Фронтовики помнили других мирренов. Сначала в желтовато-зеленой форме и оливкового цвета касках, а ближе к концу — в покрытом ломаными линиями и причудливыми разводами камуфляже. Почти таком же, как твой собственный.

Кому-то, кто плохо знал саргоновцев, они и могли бы показаться блекленькими. До первой стычки с ними. И если повезло унести ноги, то далеко вперед разнесется слава. Ибо невзрачные солдаты страшны в бою немногим меньше, чем их бронетранспортеры и танки.

''Пингвины'' сдержанно ухмылялись, глядя на патрули. Ухмылялись недолго, и вскоре резко поскучнели, увидав широченные морды пятиосных тягачей, а когда присмотрелись, что погружено на трейлеры... Пингвины водятся и в тропиках, но миррены сейчас напоминают как раз знаменитых императорских антарктических птичек, каким-то шутником привезенных на экватор.

Пересчитывая количество тягачей и прочих машин, ''пингвины'' обалдевают все больше и больше. А техника всё не кончается, и не кончается.

А мы пока погуляем. Благо миррены маршрут для кортежа так по городу проложат, что самого интересного всё равно не увидишь.

Агентура тут у нас имеется. И доносит много того, о чем вряд ли захотят распространятся официальные лица города.

Оказалось, что город может посетить любая группа до тридцати человек, даже с оружием, но без бронетехники, и восемь джипов покатились к городу.

На въезде с бетонного столба привычно скалится геральдический котик типа лев горный безгривый. Щит под ним девственно чист. Странно. Миррены, да поменяли у себя форму правления. Хотя и известно, что в городе нечто вроде олигархической республики, но все-таки не привычно видеть геральдический щит чистым. На щите раньше изображалась цифра— год правления нынешнего императора.

Знаменитый на всю степь вплоть до грэдских границ, Вольный рынок. Насколько хватает глаз, тянутся прилавки. Найти здесь можно все, и у тебя купят все, и не спросят откуда. Над контейнерами тут и там на шестах развиваются флаги. Из хрипящих громкоговорителей вылетают обрывки популярных лет десять назад мелодий. Шумит пестрая многоголосая толпа.

Примыкает к Вольному скотный рынок. Шумит он не меньше, но четвероногие да пернатые в основном эффект создают. А так публика там степенная, солидная. В знаменитых мирренских шляпах и с пистолетами в отделанным серебром кобурах. Владельцы крупных поместий, стремительно превращающиеся в феодальных князьков. Чванливые, невежественные, но за свой кусок земли готовые вырвать глотку любому. И вырывание происходит частенько: земли-то каждому охота побольше, а осваивать пустоши дорого и опасно, гораздо проще нанять в городе, или степи вооруженный отряд, да отобрать что-нибудь у соседа. Проблема в том, что и сосед может сделать тоже самое. Так что пистолеты эти крепкие хозяева вовсе не для красы носят.

Почти у рвов, окружающих город, возвышаются самые солидные постройки. Туда пускают не всех, идет там торговля серьезными вещами: крупными партиями оружия и наркотиков, ''табунами'', как здесь принято говорить, рабов.

За Вольным рынком ещё не город. Полу город, как здесь говорят. Живут там нужные городу пришлые, в силу каких-то причин не способные купить полноправного гражданства. Часть Полу города, названием Весёлый район, известна по всему миру. Здесь крупнейшие бордели и игорные дома. Клоакой мира зовут этот район те, в ком человеческого больше чем животного. И всеми силами рвутся туда те, в ком звериная сущность прорывается наружу.

В Веселом районе с утра тихо. Фонари не горят, витрины, где чуть попозже будут предлагать себя шлюхи всех цветов и возрастов, задернуты металлическими ставнями. Прохаживаются такие знакомые по карикатурам полицейские в граненых фуражках. У большинства — брюхо такого объема, что не в каждую дверь пройдет. Явно им делать нечего. Уличной преступности тут нет, а что внутри борделей творится — так на то охранники есть.

Пустые глазки с заплывших жиром лиц смотрят вслед катящимся джипам с красными звездами с черным кружком в центре на капотах. Где-то в дальних уголках мозгов, за мыслями о пиве, шлюхах и козле-начальнике, на доли секунды воскресает старый страх. А у кого-то — гордость и ненависть. Секунда прошла, и джипы скрылись за поворотом. И проблески мыслей угасли. Тут и не такие гуляют. А пиво с утра для здоровья так полезно.

Начался собственно ''Город'', почему-то до жути напоминающий М. С. районы, виденные в другом мире. Острословы в России начала XXI века называют их ''Гетто'' или ''Бедные кварталы''. Только из гетто стараются никого не выпускать, а в эти наоборот — не допускают посторонних.

А так почти тоже самое — маленькие и уютные домики (маленькие, если с летней резиденцией Тима сравнивать). Высоченные заборы с претензией на статус крепостной стены, колючая проволока поверху. Кирпичеобразные физиономии не обремененных интеллектом охранников. Даже камеры слежения (явно заокеанского производства) кое-где торчат. А где их нет — те же функции выполняют знаменитые мирренские беленькие собачки с фигурой поросенка, крысиной мордой и людоедским характером. Особо богатые на купленных в степи рабах собачек натаскивают. Что бы, значит вкус крови знали, и как следует сторожили.

Внутри — обстановочка нечто среднее между антикварной лавкой и складом вещественных доказательств по делам о крупных хищениях. Роскошь — где безвкусная, а где и с претензией на знакомство с дворцовыми архитекторами. И главное, что скрывают высокие стены— пороки хозяев, среди которых натаскивание на человечине псов далеко не самый тяжкий.

Здание острохарактерной архитектуры. До сегодняшнего дня виденное только на картинках. Заборчик, впрочем, самый обыкновенный, бетонный с колючей проволокой по верху. Торчат из-за забора кроны причудливо подстриженных деревьев. А на заборе приветливо и чересчур вызывающе вертятся камеры наблюдения.

Только на тяжеленных воротах — такой знакомый герб с волшебным цветком... Хризантема их, что б ей провалится! Хотя это ведь просто герб того, что раньше называли кланом. А сейчас...

Только вот непонятно, откуда здесь взялось это самое прямое нарушение 5-го и 12-го пункта Договора, пятый признает всю Великую Землю сферой безусловного влияния грэдов ну а двенадцатый прямо запрещает основывать посольства и создавать поселения где-либо без предварительного согласования сторон.

Агентура и раньше доносила о существовании в городе так называемого ''Кэртерского подворья'', но не могла добыть никаких сведений о характере их деятельности.

Джип М. С. остановился напротив ворот.

Стоит, покуривая. Какая бы у обитателей этого милого местечка не была бы выдержка, но мало кто любит, когда у твоих ворот шатается довольно много вооруженных людей. С характерной внешностью и непонятными намерениями.

Выдержки хватило минут на пятнадцать. Дверца рядом с воротами распахнулась, и появился охранник. Ушастенький. М. С. прищурилась — знаки различия есть. Но не армейские. Довольно странно. Особенно если учесть право некоторых кэртерских аристократов на содержание персональных вооруженных отрядов.

Охранник что-то спросил у одного из солдат, и направился к джипу.

М. С. даже окурок гасить не стала.

Несколько секунд внимательно разглядывал её.

-Вы находитесь на границе частного владения, и нарушаете покой хозяев. Я прошу вас назвать цель своего пребывания, или немедленно покинуть территорию. — сказано на великолепном мирренском. Кто бы сомневался.

-Интересный архитектурный стиль. Подражание позднему периоду ''Весны и осени'' не так ли? -певуче пропела М. С. на древнем наречии.

Охранник качнулся. Собственное древние наречие — единственный язык, плохо дававшийся полиглотам-кэртерцам. Услышать фразу на нем от грязной аборигенки... Но выдержки можно позавидовать.

-Назовите ваше имя, благородный путешественник — тоже на древнем наречии

-Мое имя вам скажет о многом, ибо оно и так несомненно известно вам. Свет очей моих откроет вам имя мое.

Хотя и так не сомневается — ушастенький ещё за вороты не выйдя уже знал, кто перед ним. Ладно-ладно, мы тоже в поздний феодализм поиграть любим. Надо же, тот даже сделал вид, что присматривается.

Охранник что-то торопливо заговорил в блестящую бусинку микрофона. Прослушал ответ.

-Хозяин мой приглашает вас насладиться ароматом летних цветов.