Пропаданец, главы 1-16

— О небеса! Проклятый солдафон, тупица, невежа... Рассказывай свой анекдот.

Но я промолчал. Выбрался из-под навеса и, потирая булыжный подбородок, некоторое время пристально разглядывал северный горизонт.

Если Зарраг ничего не напутал, до фалгонарского побережья ориентировочно двести миль. Неделя пути. Случится попутный ветер, выйдет меньше. Но задует ли он? И удастся ли соорудить годный парус? И не умрет ли за это время старый елдун?

Густая щетина скрипела под пальцами. Побаливало, будто его кошка шершавым языком лизала, раненое плечо.

И категорически нельзя забывать, что я проклят на невезение! Возможно, до самого берега нам не встретится ни одного корабля, ни одной рыбацкой шаланды, которые выходят на лов и за двадцать, и за пятьдесят миль от берега! Да, и еще вода... Сказочно! Я уже сейчас чувствую зверскую жажду!

Мудрец завозился под навесом:

— Ну что, нам отправляться в путь?

— Пускай жара спадет. Дождемся звезд и луны. Нам грести пока хватит сил, помните об этом, Франног.

Наконец черный купол опрокинулся над морем, стирая грань между небом и водой. (Нет, я никогда не смогу отрешиться от велеречивого стиля, хотя и пытаюсь его контролировать — но это адски сложно, поймите, тут почти все так говорят!) Среди хрустальной мишуры звезд я легко заметил Большую Медведицу, взглядом провел прямую линию от края ковшика вверх и отыскал Полярную звезду. Север. Наша дорога. Созвездия здесь полностью совпадают с земными. А вот очертания континентов — другие, даже на примитивных картах это видно. Странно, создается ощущение, что Вселенная та же — а вот Землю... Землю заменили на эту планету.

Я вручил мудрецу обломок доски, себе взял другой.

— Гребите размеренно. На выдохе. Торопиться нам некуда. — Тут я, конечно, приврал. — Как устанете, скажите мне, я буду подстраиваться под вас. Бодрячком, папаша! Бодрячком!

Мы разошлись к бортам, уселись, подобрав ноги, и взялись за весла.

— Ну, бурлаки... поехали!

Плот дрогнул, рассек темную глянцевую воду, в которой полоскался серп луны, и, оставляя по правую руку мертвый корабль, двинулся на север.

* * *

— А что вы делали раньше? Раньше... Ну, до того, как стали мудрецом? В молодости?

— Шахнар! Дурень! И зачем тебе это знать?

— Я почему спрашиваю: я подумал, может, мой путь приведет меня... ну, допустим, к тому же жизненному итогу, что и вас. И вот, если бы вы поделились опытом прожитой молодости, как пример для меня, понимаете...

— О-о-о-ох! — с надрывом всхлипнул мудрец. — Мой жизненный итог — прозябание на утлом плоту без еды и питья рядом с тобой. Я старый голодранец, ох-ох! Жизнь моя не стоит кучки пепла! На мне грязный, задубевший от соли халат и рваные подштанники страшного цвета! А теперь сядь и подумай: стоит тебе проходить мой жизненный путь, чтобы в конце его оказаться с голой задницей на плоту, посреди океана, без еды и питья, в обществе огромного волосатого детины, который за здорово живешь бросает в воду женщин, детей и стариков!

Памятуя о том, что любой человек часами может говорить о себе самом, я решил начать разговор с мудрецом с этой темы. Грести в тишине, наедине со своими мыслями, казалось мне нестерпимым. Сначала, пока разговор крутился вокруг житья Франнога в Селистии, мудрец отвечал хоть и односложно, но довольно охотно, но едва я попытался заговорить с ним о молодых годах, взорвался, припомнив свежую обиду.

Тем не менее, я отдавал себе отчет, что в прошлом Франнога скрыта какая-то тайна.

Козлиная бороденка мудреца резко повернулась в мою сторону:

— А ты? А вот ты, Олег?

— Что я?

— Посмотри на себя: здоровый, сильный, да и не такой уж, признаться, дурень, каким я тебя полагал. Почему ты не пошел к другим высотам?

— К каким еще высотам я должен был идти, Франног? Я не альпинист, я на тренерской работе.

— Я ведь вижу: тебе дано много! От природы твой потенциал огромен! Ты мог бы стать... политиком! Крупным военачальником! Мужем прекрасной дамы и отцом благородного семейства!

— Ох, только про семейство не надо. И крупным военачальником я быть не желаю. Что до прекрасной дамы — то я как раз от такой и сбежал.

— Я наводил о тебе справки: ты попал в Селистию неведомо откуда, сначала прозябал в рабстве...

Боль воспоминаний резанула по сердцу.

— Про рабство не стоит, Франног!

— Ох, прости...Ну да, ну да... Ты себя выкупил, стал свободным солдатом, поднялся до чина лейтенанта в дворцовой гвардии... и на этом бросил... перестал расти! Я ведь знаю, что такое дворцовая гвардия, сынок! Парады, сладкая жизнь при дворце... Но ведь это путь в никуда, разве нет?

А старик совсем не дурак.

— Именно этого я и добивался.

— Как так?

— С ростом возможностей растут потребности. Человек забывает обо всем, кроме достижения цели — превращается в робота... ну, чтобы вам было понятно, в голема цели. Личность его стирается, он как голем преследует цель, но забывает жить! А я нашел золотую середину. Солдат. Потом гвардеец. Популярная личность. Придворные дамы меня любят, а я люблю дам. Чего еще надо? Такая жизнь мне по душе. Политику я ненавижу: не встречал еще ни одного честного политика, признаться. Становиться военачальником я не желаю — война дело опасное, там, чего доброго, убить могут. Мне хватило войн... в самом начале моего... появления в Селистии. Копить деньги, жить ради прибыли, чтобы под конец жизни сидеть на горшках с золотом? Чушь. Я нашел золотую середину. И никогда бы ее не оставил, если бы не эта дурацкая история с женой герцога...

— Ох-ох, сынок — само небо сказало тебе: блуд не доведет до добра! А твоя трусость прошла испытания и была побеждена не далее чем вчера!

Хм... Нет, Франног, сомневаюсь. И я не сказал вам главного, мой бородатый чародеуюшко: я застыл в одном положении, потому что являюсь закоренелым трусом. И трусость определяет мои поступки. Я лев с заячьим сердцем. В гвардии Барнаха — безопасно. Вот и вся моя подноготная. Дерусь я, только когда меня загоняют в угол. В остальном я предпочитаю вести тихую и спокойную жизнь сибарита... не обделенного женским вниманием, конечно. А мой героизм с вэйроком — да полноте, дружище: выручая вас, я выручал себя, ибо скован с вами кваэром!

— Что до прочих черт твоего характера — уж поверь, я зрю их сейчас как на ладони...

— Зрите, зрите, главное, не узритесь.

Однако старый аскет не услышал подколки.

— Но сдается мне, Олег, что этот мир оказался для тебя слишком тяжелым. Он тебя сначала раздавил, частично разрушил твою личность, и ты, вынужденно, поддался, и все твои скверные душевные качества не более, чем наносное, защита собственного я от этого мира.

Психоанализ? Игры, в которые играют люди? Сказочно! Оч-чень любопытно. И бесит. Шел бы ты, мудрило, с анализом в... куда подальше.

— В каждом скрыта крупица добра, как говорил мой знакомый по каторге. Он обычно грабил нищих крестьян. Пять крестьян — золотой. Работа, конечно, муторная, но при известной сноровке можно набить руку...

— Сынок, и все же, это наносное. Мир, зрю, изрядно потоптался по твоей душе...

— Цыц, Франног! Не будем об этом. Теперь мой ход. Какая тайна скрыта в вашей молодости? Откуда у вас на плече татуировка с голой девицей? Признавайтесь: вы опытный бордельный заседатель?

— Шахнар! Да чтоб тебя черти разорвали! — И старик замкнулся во враждебном молчании. К этому времени мы гребли уже более часа, и Франног, что было удивительно, ни разу не приостановился, дабы передохнуть.

— Вы не утомились, Франног?

— Нет!

— Скажете, когда почувствуете усталость.

— Да!

Чертов старикашка.

— Франног!

— Ну что тебе еще?

— Я тут вспомнил про Вомака.

— Ну?

— Понимаете, вы говорили, что можете подселить его в корпус корабля...

— Ну?

— Вы сказали, что "Выстрел" будет двигаться по нашей воле в любую сторону...

— Хочешь сказать, я брехал? Ах ты сявка!

— Да упаси бог! Вы девственно-правдивы, и чисты... ну, как попка младенца! Здесь иное... Я хочу понять, почему демон смог бы разогнать наш корабль всего до двух-трех миль в час? Вомак же, как понимаю, представляет собой мистические силы?

Мудрец подумал и ответил преувеличенно спокойно.

— Дело в массе и весе. Ты видел демона — он далеко не атлет. Чем больше масса и вес объекта, который нужно двигать, тем меньше скорость. Пока тебе ясно?

— Пока ясно.

— Груженый корабль слишком тяжел. Вомак разогнал бы его до трех миль в час. А без людей, да без груза Вомак смог бы разогнать выстрел миль до десяти в час, я думаю. Я рискнул его призвать... и проиграл.

— Из-за меня.

— Небо! Больше не вспоминай о проклятии! Считаю, твое покушение на мою жизнь сегодня смыло все обвинения!

— "Смыло"? Гм... Я бы так не сказал. Скорее, сделало промоины. А ветер заклинать вы умеете?

— Нет! Ты чем слушаешь, сявка? Собственной задницей? Повторяю: заклинать ветер — это высшая магия, работа с элементалами ветра. А общение с элементалами блокируют пиратские чародеи с Меркхара! Срединное море — их вотчина, хоть ты тресни, но ежа поперек шерсти не родишь, так и с ветром. Шахнар, ты все-таки тупой солдафон!

— Франног, я бы вам кое-что сказал, да вежливость мешает. А ежа, смекаю, даже по шерсти родить сложновато. Но вам — я верю! — вам все по плечу!

— Как и тебе, сынок! — парировал чародей.

На этом разговор окончательно увял. Часам к трем ночи Франног без предупреждения отложил импровизированное весло, растянулся на досках и захрапел. Я с усмешкой перешел на корму. Там в воду выступал обломок мачты, на который можно было усесться и преспокойно грести в одиночку. Я так и сделал. Оседлав бревно (нос плота слегка приподнялся из воды), я принялся за работу, решив не жалеть сил.

Какие-то двести миль. Всего лишь!

Я гнал плот наедине со своими мыслями, под светом луны и мерцающего огоньками небесного свода. Через некоторое время, в глубокой ночной тишине, на меня накатило чувство, за последние лет десять редко меня посещавшее.

Тоска.

Я жив, и это чудесно. Однако товарищи... проклятые дубоголовые гвардейцы... и матросы... И свита баронской дочери. Я-то жив, а они — на дне морском. Как-то блин жалко и несправедливо... Но еще более несправедливо то, что "Выстрел" сел на рифы, и теперь годится только на дрова. А я-то планировал продать его на фалгонарском берегу, заработать деньжат на мага и снять заклятие кваэра. А теперь чего делать — вообще не ясно. Нет, ясно, что нужно оберегать Франнога, и пока, во всяком случае, ему кое в чем потакать. Хочет освободить Нэйту? Ну, пожалуйста, ага, бегу-бегу. Но без денег далеко не убежишь, правда? Может быть, добросовестный и честный чародей использует свое магическое мастерство на берегу, чтобы заработать нам толику денег? Потом добросовестный и честный чародей будет связан, и оставлен в надежном месте, пока я не сниму заклятие и вновь не почувствую... свободу.

Ненавижу быть рабом, ненавижу! Мне хватило нескольких лет рабства в этом мире. И вот снова — я, по сути, раб этого старикашки. Кваэра ему захотелось, видите ли! Освободить свою воспитанницу, девственницу-сикуху, из пиратского плена. Вот же старый сморчок!

Я фыркнул, тряхнул головой и чуть не свалился с бревна.

Но вот если кваэр не удастся снять... Тогда и впрямь — с визитом на Меркхар не стоит затягивать. Иначе...

Я решительно налег на весло. Размеренный гребок справа. Пауза... Гребок слева. Потом поскрести в шевелюре, которая хрустит от въевшейся соли. И опять за весло. Миля за милей. Пять миль в час или немного больше под звон однообразных тягостных мыслей и бурчание проснувшегося желудка. Западный ветерок почти не сносит плот с курса: ему не за что зацепиться кроме навеса, но все же направление приходится иногда восстанавливать, следя за Полярной звездой. Ритмично, без плеска, обломок весла погружается в воду, в глубине которой плывут фосфорические борозды — тонкие, золотистые. Изгибаются, словно змеи.

Приятный глазу рассеянный свет под плотом...

И справа.

И слева.

И поднимается.

Расширяется!

Вода стала прозрачной, заиграла янтарными бликами. Нечто стремительно поднималось из глубины.

Я испуганно подобрался и, сжав весло, выскочил на плот.

— Франног!

Старик суматошно дернулся:

— А? Это не я! Я не брал этот кошелек, падло буду! Забожусь-обзовусь!

Я придержал его рукой:

— Тихонечко!

— Шахнар! Ты меня точно убить решил! Мне кошмары снились, а тут...

— Тихонечко! Там, там внизу!..

Мудрец, присев, уставился мне под ноги:

— Где?

— Ох на... За бортом!

Франног выглянул за борт:

— Ох на!..

— Вот и я о том же!

— Ох... Сявки потрошенные!

— Оно прямо под нами и поднимается. Что это? Стая морских змей?

Мудрец схватил весло и макнул в воду.

— Греби! Греби что есть силы, щенок! Без плеска, иначе убью!

Я повиновался молча.

Но впереди, не более чем в десяти метрах, лениво разорвав пленку воды, поднялась гигантская змеиная шея. Россыпь фосфорических точек, приглушенных на миг, снова замерцала вдоль волнистого туловища, как рой светляков.

— Вбок! — неистово прохрипел чудодей. — Принимай в сторону!

Я начал табанить, поворачивая плот. Весло захрустело в могучих руках. Поворот, поворот...

Куда там!

Еще одна тень, кажется, в два раза длиннее первой, встала на нашем пути, раскидав по лицам тускло-желтые отблески.

— Назад, щенок! Снова вбок! Снова вбок!

Плот качнуло. Буквально в трех метрах от борта взметнулся третий силуэт — вначале темный, а затем окрасившийся цепочками янтарных огней, которые заиграли на досках плота мириадами солнечных зайчиков. В звенящей тишине щупальце скрутилось спиралью и с отвратительным чавканьем раскрутилось, ткнув в темноту ночи острым, похожим на копейное жало кончиком.

— Только без плеска, щенок, умоляю, только без плеска, иначе всажу перо в бок! Даем задний ход! Хватит! Хватит!

Перед нами тут и там поднимались из воды циклопические змеиные силуэты, свивались плотными жгутами, демонстрируя светлые присоски, и распрямлялись, настырно прокалывая темноту хищными клювами. Раздался плеск воды, которая стекала со щупальцев.

Менее чем за минуту перед нами воздвигся огромный, высотой до тридцати метров, лес — щупальцев было куда больше десятка. Золотисто-янтарный приглушенный свет наполнился мельтешением змеящихся теней. Вонь гниющих водорослей скребла ноздри. Одни щупальца скручивались, другие распрямлялись со слизисто-влажным "шшшлак!", чтобы через мгновение тоже свиться в клубок, и эта непрестанная гипнотическая пульсация разбудила во мне безотчетный, панический ужас.

Ктулху! Мой Ктулху таки выбрался из сортира и сейчас спросит с меня за все насмешки!