Архивар

Он почувствовал импульс, тот самый, но уже иначе. Вдохновленный его ощущением Гавриил, вынимая катану из ножен, на мгновение увидел в ее зеркальном лезвии свое отражение, а затем, случайно зацепившись взглядом за одно из свисающих с потолка зеркал ужаснулся ему. Глаза его, прежде черные, теперь налились красным цветом, стали алыми, будто за ними полыхала неистовым пламенем сама Преисподняя, а на покрытом белыми пятнами лице, сквозь кожу, отчетливо виднелись натянутые точно струны мышцы. На фоне бледного лица, ускоренно пульсировали неестественно сильно взбухшие вены, они просвечивали темно-красным, почти черным цветом. Раздеваться времени не было, но Гавриил по венам, уходящим вниз по его шее, заключил, что подобное проходило по всему его телу. Поистине уродливо и в полной мере отвратительно выглядел Гавриил, но это его ни сколько не заботило. Куда более интересным он нашел следующее: оставшиеся пять отпрысков Надум хоть и агрессивно направлялись в сторону Гавриила, но двигались они точно сонные мухи. Медленно. Неспешно. На секунду даже показалось, что можно детально рассмотреть изобилие слюны испускаемою ими во время движения. Сам же Гавриил подумал, что вот-вот лопнет от напряжения, но вопреки собственным мыслям чувствовал себя как нельзя лучше, сердце его билось со страшной, неудержимой силой, виски пульсировали, а в ушах стучало так, будто играл целый барабанный оркестр. Гавриил воспользовался ситуацией, сжав рукоять меча с такой силой, что показались белые костяшки на его кулаках. Он рванул вперед, устремив острие меча аккурат в медленно идущую на него тварь. Лезвие хоть и вошло с трудом, но проткнуло тело уродца насквозь. Гавриил повернул меч и сильным движением дернул им в сторону. Ошибочно решив, что с одной тварью покончено, Гавриил направился дальше, к оставшимся четырем, но как выяснилось, почти наполовину разрезанное в области поясницы тело лишь едва замедлило ее. Гавриил, ухватившись на шелковую рукоять катаны обеими руками, замахнулся и рубанул еще, на этот раз, по шее приложив больше сил. Голова уродца скользнула вниз, повиснув в воздухе, так и не достигла земли. Голова хоть и двигалась вниз, к полу, но делала это очень медленно, почти не заметно и создавалось впечатление, будто она находилась в невесомости. Почувствовав не истощаемый прилив сил и небывалую энергию Гавриил, смиренно остановился и выжидал, пока твари вновь не нападут. Уродцы продолжали двигаться все так же медленно. Это придавало Гавриилу все больше уверенности. Казалось, у него была вечность чтобы обдумать каждое свое движение, а обдумав — отточить его до совершенства еще до того, как враг подойдет на опасное расстояние. Гавриил целенаправленно выждал, пока уродцы окружат его с четырех сторон. Ему хотелось продолжать испытывать свои открытые возможности. Они атаковали, и в очередной раз одновременно. Некоторое время Гавриил наблюдал, как твари набрасываются на него с четырех сторон разом, будто рассчитывал свои дальнейшие действия и как результат — он без труда уворачивался от каждого удара, то наклоняясь телом, то змеей изгибаясь, поднимая одну ногу, затем другую, а иногда и вовсе подпрыгивая, но не атаковал в ответ. Пока еще нет. Рано.

Твари, по-видимому, соображали так же медленно, как и двигались, это чувствовалось по их движениям — невозможность попасть по Гавриилу или как-то задеть его явно приводила их неистовую ярость, в то время как Гавриил не мог нарадоваться своим возможностям и продолжал выкручиваться от многочисленных ударов уже с надменной улыбкой на лице. Аттракцион невиданного веселья. И он вот-вот станет еще веселее и, кровожаднее.

Удачно подгадав момент, Гавриил рубанул мечом по руке одного, ноге второго, голове третьего, а четвертому повезло меньше всех — увлекшись, Гавриил разрубил его по диагонали от плеча до тазовой кости, одернул стальной клинок, и тело упыря развалилось надвое. Забавно, что и кровь старающаяся вырваться из их тел распространялась крайне медленно, почти застывая в воздухе. Безрукого и безногого Гавриил прикончил все так же хладнокровно, отрубив двумя точными движениями их головы. А вот упырю, разрубленному по диагонали, вновь пришлось окунуться в мучения, впрочем, ненадолго. Гавриил, упиваясь своей силой, не мог добить чудовище, но не потому, что в нем проснулась жалость — нет, вовсе нет. Гавриилу вдруг захотелось сделать это творчески, с блеском. Он осознавал, какой силой овладел, понимал и то, что почти без труда одолел шесть лучших творений Надум, созданных из генов каждого Хранителя и крови, которая хранила в себе силу множества людей. От успехов, Гавриилу на секунду показалось, что у него началось приятное головокружение, но эти мысли он быстро отмел, заменив их следующим вопросом: убивать, просто отрубая головы — в некотором роде не так эффектно как казалось на первый взгляд. Как бы лишать жизни свои жертвы по-особенному? С определенным шармом или даже изяществом. Так, чтобы ужас увиденного навсегда оставался в памяти тех, кому посчастливиться выжить и рассказать о них, но в голову совершенно ничего не приходило. Возможно, сказывалось отсутствие хорошей фантазии, а возможно и сильная нехватка таланта, Гавриил не знал, но был наверняка уверен в одном — нечто подобное ему обязательно нужно, просто необходимо и должно стать неотъемлемой его частью.

Склоняя голову из стороны в сторону, Гавриил наблюдал за частью тела, той, что сохранила голову разрубленного по диагонали упыря. Голова еще жила и, как ни странно, управляла телом, тем, что от него осталось, а именно рукой. Она до сих пор пыталась дотянуться до Гавриила.

Всматриваясь в отсутствующее выражение лица уродца, Гавриил понял — боль ему также неведома как, наверное, и остальные чувства и эмоции. Его уродливое белое обтянутое зачатками кожи лицо не выражало отчаяния, сожаления, предсмертного страха. Он лишь оскаливался точно хищник, пытаясь вкусить добычу, находящуюся совсем близко и одновременно с этим полностью недосягаемую. Гавриил пронзил его голову мечом, лезвие которого задолго до этого из кристально стального окрасилось в темно красный, а белоснежная шелковая рукоять изрядно износилась и оборвалась практически везде, где только могла.

Организм Гавриила будто выдохнул. Сердце перестало колотить, виски лихорадочно пульсировать, а части тел упырей, отрубленные Гавриилом как будто снялись с "паузы" и продолжили движение, а достигнув пола, медленно растеклись небольшими кровавыми лужицами. Кровь, что прежде зависла в воздухе, вновь резко обрела привычную скорость и хаотично разбрызгалась по полу, стенам и зеркалам. Если бы была возможность аккуратно вырезать места, где кровь оставила свой след, то они вполне могли бы сойти за произведения искусства, за те самые, где неведомая, размалеванная неизвестно как мазня, продается за баснословные суммы.

Мысли о высоком искусстве были настойчиво прерваны обрывистыми аплодисментами — Надум отрывисто, но с явной силой хлопал в ладони.

— Это было... — запнулся Надум в попытках подобрать нужное слово, — ... восхитительно!

Гавриил обернулся в его сторону. Что теперь? Хватит ли сил на противостояние Надум? Будет так же легко?

Надум медленно, неспешными шагами, совершенно безобидно приближался к нему. Подойдя к последнему убитому Гавриилом упырю, Надум неспешно обхватил своей худощавой рукой заляпанную кровью рукоять и выдернул катану из его головы. Держа ее в руке, он продолжал двигаться к Гавриилу и, наконец, подойдя достаточно близко, остановился и склонил перед ним голову, выражая тем самым свое почтение.

— Восхитительно! — еще раз, по какой-то причине переполненный радостью воскликнул Надум. Видимо, потеря шестерых своих детищ совершенно его не огорчила, скорее наоборот — даже в какой-то степени обрадовала.

Гавриил бездвижно стоял, и на лице его царило полное непонимание, которое тут же было понято Надум и он, немедля объяснился:

— Моя жизнь окончилась очень давно, Гавриил, едва мы столкнулись с поверхностью этой планеты, — радость на лице Надум постепенно сменилась грустью. — Задолго до появления Отступников я задался целью — сохранить нашу расу до момента ее вызволения. Я положил на воплощение своей идеи все имеющиеся у меня ресурсы и знания, — Надум в сожалении замолк, а затем, указав на безжизненные тела оставленные Гавриилом, продолжил: — ты видишь их результат, марионетки, — с отвращением бросил Надум, и Гавриилу вмиг стало ясно, почему он ничуть не опечалился их смертью. — Без собственных мыслей, целей, ценностей, ведомые чужой волей, пустые сосуды былого величия.

— Так у тебя полно времени сделать все как нужно.

— Тебе не понять, — отмахнулся рукой Надум. — Мы пытались выкрасть Предка. Одна только невинная мысль об этом будет стоить тебе головы, а нам... нам почти удалось, если бы не серафимы со своими глупыми идеалами. Возможно, сейчас ты бы лежал там вместо них, — Надум вновь головой указал в направлении разрубленных тел. — А возможно тебя бы здесь и не было вовсе. В любом случае, — он развел руками так, словно ни о чем не жалел, — Виктор приговорил меня к смерти, а тебя послал разведать, узнать насколько успешным и сильным оказались плоды моего эксперимента, ведь так?

Надум без труда прочитал утвердительный ответ по лицу Гавриила.

— Виктор всегда любил решать множество проблем одним махом и продолжает делать это весьма и весьма отменно, — продолжил Надум. — Если бы я убил тебя, раскрыв тем самым все свои сильные стороны и возможности, Виктор непременно бы к ним подготовился, а затем послал Клима или еще хуже — явился бы сам. Моя смерть — единственный исход, Гавриил, вариативен он лишь тем, кто нанесет решающий удар.

— Почему ты счел меня угрозой? — в искреннем недоумении поинтересовался Гавриил.

Лицо Надум вновь натянулось в изогнутой улыбке и сейчас оно походило на театральную маску.

— Меня в этом усердно убеждали и, как видишь, — он вновь вдруг устремил свой взгляд куда-то за спину Гавриила, — убедили.

На этот раз Гавриил не поддался инстинкту — не стал оборачиваться и искать глазами то, куда Надум смотрел с такой любовью, с таким неподдельным желанием. Гавриил стоял смирно, едва опустив голову и прислушавшись, услышал постукивающий звук, почему-то ассоциировавшийся у него с чем-то неизменно приятным. Звук нарастал, и отдаленное постукивание сменилось резким цоканьем. Эти шаги, он не мог спутать ни с какими другими: их звук, интервал между ними все было идеальным. Виктория. Здесь? Но как? Зачем?

Гавриил едва сдержал себя от сжигающего его желания развернуться. Каждый миллиметр его тела взывал повернуться к Виктории и вновь увидеть ее неземную красоту, очарование и умопомрачительные очертания. И пока Виктория грациозно приближалась, Надум продолжал, не сводя с нее глаз:

— Его зовут Гавриил, в силе и скорости, он почти не уступает Климу, а в битве он также яростен и неукротим. В одиночку он расправился с пятьюдесятью серафимами, похитившими капсулу, а те и глазом моргнуть не успели, как оказались в лужах собственной крови.

— И это мы еще переспать не успели, — глумливо отреагировал Гавриил на свою красочную характеристику, когда-то высказанную Викторией.

— Не задавайся, — произнесла Виктория своим бархатным голосом. Выйдя из-за спины Гавриила. Нарочно слегка коснувшись его, она встала подле Надум и, обвив рукой его плечо, игриво пробарабанила по нему своими изящными ноготками. — Все это было сказано с одной единственной целью, — продолжала Виктория, не сводя глаз с острого профиля Надум, — убедить его в реальности угрозы и мне это удалось.

Надум с неким подобием улыбки побежденно кивал головой.

— Я сам хотел этого, — признался он, — понимал, чем все обернется, в случае неудачи, хотя и вызывающая самоуверенность Виктории определенно сыграла свою роль.

Они решили выкрасть капсулы Предка той, дождливой ночью, рассказывал Надум, в порту Калининграда. Понимали риск и потому могли рассчитывать только на самих себя. Перехватить капсулы в море оказалось невозможным, что и вынудило их действовать уже на суше. Виктории каким-то чудом удалось убедить наймита в том, что Виктор в последнюю минуту изменил своим планам и поручил ей принять капсулы. Так тот охотно передал им Предков. Надум и Виктория оказались почти обескуражены тем, что все прошло без сучка и задоринки и, находясь в шаге от получения капсул, вдруг, откуда не возьмись, объявились серафимы. Каким образом они прознали про то место, да и про существование самих Предков и по сей день оставалось загадкой, но далеко не они своим появлением смешали все карты. Произошло нечто совершенно неожиданное. Одна из капсул Предка неожиданно открылась. Ее содержимое не увидела ни Виктория, ни Надум, раскрывшаяся капсула вмиг посеяла панику в их сознании, но серафимы, ворвавшиеся в ангар, точно кучка варваров, не увидели в открытой капсуле угрозу — их невежество и незнание, кажется, впервые сослужило им хорошую службу.

— Так, — заканчивал свой небольшой экскурс Надум, — мы и совершили роковую ошибку. Потеря Предка, как падающие доминошки, повели за собой целую цепь разрушений и неудач. Быть может, именно мы виноваты в смерти остальных Хранителей, — тут он вдруг умолк и вновь посмотрел на Гавриила с уже знакомым ему научным интересом. — Ты, кстати ничего не почувствовал, в момент их смерти? Бодрость? Необъяснимый прилив сил? — он повторял вопросы Мстислава, но, как и тот, в ответ получил лишь отрицательный кивок.

Надум обреченно поглядел на Викторию и пожал плечами. Гавриил тоже невольно перевел на нее взгляд.

Виктория теперь казалась совершенно другой. От надменной, беспечной и поверхностной девушки, когда-то встреченной Гавриилом, не осталось и следа. Даже прежде нежный и интимный голос обернулся холодной ноткой расчета. Только безупречная красота ее никуда не делась, скорее наоборот, теперешняя Виктория казалась Гавриилу еще красивее, а ее идеально облегающее тело фиктримаго угольно-серого цвета, поблескивало серебром каждый раз во время ее изящных движений. Густые золотистые волосы, прежде доходившие до поясницы, теперь были собраны в длинную косу и напоминали хвост скорпиона.

— Ладно наймит в порту, — начал Гавриил с трудом оторвав от нее взгляд, — но как Виктории удалось провести тебя? — точно прислушиваясь, Гавриил спросил Надум.

— Ты видел ее грудь?

— Справедливо.

— На самом деле, — Надум заговорил о Виктории уже серьезно и так, будто ее и не было вовсе, — Виктория убедила меня задолго до твоего появления, я бы даже сказал задолго до твоего рождения, — иронично улыбнувшись, отметил Надум. — Одержимая лживой мыслью о воссоздании нашей расы, Виктория убедила меня сначала в ее необходимости, а затем и в неизбежной, но не удавшейся краже Предка, — Надум сильно сжал рукоять катаны в руке, — В этом, несомненно, есть и моя вина, наверное, даже в большей степени. Гордыня не давала покоя. Мысль о том, как я вознесусь в глазах сородичей, затмила рассудок и окутала собой здравый смысл. Но Виктория, — Надум глядел на нее с явной ненавистью, но в то же время, восхищался ее коварством, — Виктория всегда мыслила как нельзя трезво и расчетливо.