Согласно земельному разделению Вонгбей принадлежал государству юнь, но на деле все обстояло несколько сложнее. Городской совет, состоявший из торговой знати, воевод и избранных квартальных старост вершил законы от имени правящего царского рода, но зачастую трактовал их на личное усмотрение городских вельмож и иного состоятельного люда. Вонгбей обладал своей собственной значительной армией наемников, небольшим флотом, сыскной службой и еще целым рядом мелких, но весьма и весьма показательных вольностей. Пятая часть населения города была сиртаками, еще почти столько же являлись оседлыми даксменами и хмоси, коренными обитателями этих мест, имевшими отдаленное родство с нееро и некоторыми племенами моря Тысячи Островов.
Приближение армии Ранджана вызвало в Вонгбее заметное оживление и немалый переполох, который впрочем, отнюдь не напоминал то беспорядочное массовое бегство, которое захлестнуло собой другие соседние провинции. Купцы и зажиточные горожане вскрывали тайники в стенах домов и откапывали глиняные кубышки в садах, справедливо полагая, что лучше пожертвовать частью накопленного добра, чем потерять разом все, включая собственную жизнь. Наемники хлынули в Вонгбей со всех сторон, а кузницы и дубильные мастерские не прекращали работу ни днем, ни ночью. Квартальное ополчение готовило к осаде крепостные стены, а стражники буквально не вылезали со стрельбищ и учебных площадок. Морские пираты, имевшие в Вонгбее свои интересы и давние связи с городской верхушкой, на время прекратили всякую деятельность в окрестных водах, свободно пропуская в гавань корабли с припасами и оружием.
По прошествии двух с половиной декад авангард войск Отрекшегося появился в предместьях Осуни, старого поселения хмоси, контролировавшего самую удобную дорогу через болотистое побережье, окружавшее вожделенную цель раджи-безбожника. Захват и разграбление этого городка заняли еще четыре дня. Старый форт, возвышавшийся к югу от Осуни и в котором укрылась большая часть населения, сиртаки Ранджана оставили без внимания. В обмен на эту "щедрость" к армии Хулителя примкнуло еще четыре сотни местных воинов, прекрасно знавших все здешние тропы. К Вонгбею победоносная орда убийц и мародеров вышла спустя трое суток, сразу же отметившись бессмысленными поджогами и грабежами в давно опустевших посадах.
Судьба торгового перекрестка решилась в первую же ночь осады, когда никто из защитников города даже не мог подумать о том, что события будут развиваться настолько стремительно. Причиной падения Вонгбея, способного и готового противостоять натиску полчищ Ранджана, стало неожиданное предательство, в котором Отрекшийся принял самое непосредственное участие, в очередной раз представ перед своими людьми в образе всезнающего пророка.
В самом начале своего похода, в первые дни еще задолго до захвата Аоляня и Отому, полторы сотни лучших мечников из личной свиты вождя-отступника отправились в ближайшие порты и поселения, а оттуда поодиночке, парами или десятками просочились в Вонгбей. Вскоре они уже поступили на службу в ряды наемной армии вольного города. За два долгих месяца ожидания, пока их хозяин разорял дельту Шаанга, эти верные псы старательно исполняли отданные им приказания, повсеместно демонстрируя свое немалое мастерство и выказывая "преданность" новому начальству при любом удобном случае. Деньгами, страхом и обещаниями они сумели привлечь на свою сторону еще не меньше трехсот наемных солдат. А результатом всего этого стало то, что главные ворота Вонгбея оказались открыты перед воинством Ранджана в самый темный утренний час, когда весь остальной гарнизон спал беспробудным мертвецким сном под действием тех снадобий, которыми предатели приправили вечернюю трапезу стражи.
Несмотря на внезапность, жители Вонгбея сопротивлялись ожесточенно и отчаянно, понимая, что иного выхода у них попросту нет. Разъяренные солдаты Ранджана ответили на подобное массовой резней и зверствами, неслыханными даже по меркам вековых войн между юнь и сиртаками. Некоторые выжившие свидетели утверждали, что улицы города в те дни напоминали храмовые фрески подземных узилищ, куда попадали души тех, кто особенно прогневал при жизни кого-либо из многоруких богов. Сам Хулитель, как и во всех предыдущих случаях, занял самое роскошное здание в городе, куда сразу же стали свозить его долю трофеев и высокопоставленных пленников, за жизни которых можно было бы получить немалый выкуп. Последние остатки горожан укрылись в обширных катакомбах под старыми кварталами времен расцвета династии Таголов, но мародеры раджи-безбожника периодически продолжали совершать туда рейды, еще более уменьшая число уцелевших.
Весть о том, что во время последнего похода в подземелье воинам Нагпура удалось захватить личного советника магараджи Акоши, особо поверенного в делах своего господина, застала Ранджана во время празднества на крыше дворца городского совета в окружении других вольных вождей. Сидя на дорогих коврах, среди расставленных блюд с мясом и фруктами, гости распевали победные гимны и пили редкие вина, особый привкус которым придавали разнообразные специи. Отряд солдат, конвоировавших узника, замер у края квадратной мраморной "чаши", в которой в былые дни прежние хозяева этого места любили принимать омовения в особенно жаркие часы. Сейчас глубокий резервуар был заполнен почти до краев, но отнюдь не прозрачной прохладной водой, а еще теплой и солоноватой жидкостью, на запах которой уже слетались бесчисленные трупные мухи.
Избитого человека, облаченного лишь в одни штаны и закованного в тяжелые кандалы, вытолкали в центр площадки. Нагпур хлестким ударом сухой бамбуковой палки заставил пленника упасть на колени. Повинуясь знаку раджи, вокруг разом стихли все разговоры и пьяный хохот.
— У нас сегодня особый гость, — откинувшись на подушки, хмыкнул Отрекшийся. — Как давно случилась наша последняя встреча, а, Беанеш? Я удивлен, увидев тебя так далеко от владений Акоши. Скажи на милость, что за причина могла занести тебя так далеко в земли враждебных нам юнь? Какое поручение дал тебе твой хозяин?
— Это было мирное посольство, — с трудом сумел разлепить разбитые губы пленник. — Мы хотели уговориться об укреплении торговых связей между теми землями, в которых теперь по твоей вине еще долго не будут думать о чем-то, кроме простого выживания.
— Вот как, просто торговая миссия, — расплылся в улыбке Ранджан и демонстративно повернул голову направо. — Расскажи им тоже, что рассказывал мне.
Лак-Форси, воевода над теми хмоси, что примкнули к армии мятежного раджи, поспешно проглотил неразжеванный кусок мяса и покорно склонил голову.
— Слушаюсь, мой раджа. Около полугода назад этот человек действительно проходил через Осуни с богатым караваном и большой свитой, — заговорил воевода, обращаясь к притихшим вождям. — Им пришлось встать у нас на постой, всего на одну ночь. Дочери тех из моих друзей, в домах которых остановились путники, многое слышали во время вечерней трапезы, когда прислуживали знатным гостям за столом, — упоминать при всех о "разговорах в постелях" Лак-Форси посчитал неприличным, несмотря даже на то, кем были внимавшие ему слушатели. — Речь велась о том, что силы Вонгбея достаточно велики, а власть в нужной мере независима, чтобы поддержать тех владетелей земель в северном Умбее, что хотят навести порядок в пограничье вдоль русла Шаанга. Навести порядок и избавиться, раз и навсегда, от бесчисленных "бандитских отрядов", чьи главари неуправляемы и слишком жадны, чтобы и дальше бросать им кости с "большого стола". Уговорить Вонгбей на союз в этом деле посланники ваших магараджей планировали уже к концу этого лета.
Абсолютная тишина, позволявшая отчетливо услышать жужжание каждой отдельной мухи, летавшей над купальней, была свидетельством того, насколько сильно оказались поражены услышанным вольные вожди сиртаков. Их ошарашенные взгляды и первые злые искры понимания, загоравшиеся в глазах, говорили обо всем весьма красноречиво.
— Я не предвижу будущее, если вы вдруг захотите об этом спросить, — блаженная улыбка Ранджана все больше напоминала сейчас ухмылку бешеного шакала. — Я просто слишком хорошо знаю людей и их помыслы. Попытка уничтожить нас была неизбежна, как восход солнца или пришествие зимы. Но нам удалось упредить удар, точнее, это удалось мне, а вы лишь приняли в этом участие, даже не подозревая обо всем том масштабе и значимости происходящих событий. Когда же вас вновь посетят мысли о том, что мои приказы следует подвергать сомнению, и вы опять станете перешептываться за моей спиной, то вспомните об этом. Вспомните о том, что без меня и моего безумия любой из вас угодил бы к этому моменту на вертел в печи у Акоши. Или был бы брошен как жертвенный кабан с перерезанным горлом на алтарь многоруких обманщиков.
— А ты, Ранджан, все также не растерял своего великого мастерства, — усмехнулся вдруг Беанеш, разочарованно и безнадежно. — Ты по-прежнему способен оплетать чужой разум этой незримой паутиной из намеков и полуправды. Я и забыл, насколько ты в этом хорош. Мы оба знаем, что слова этого хмоси — пустая ложь, придуманная тобой же, но я никогда не смогу этого доказать, ведь даже он сам уже верит в то, что говорит. С тобой сложно тягаться, особенно в таких условиях.
— И все же ты пытаешься, — раджа слегка приподнялся, подперев голову рукой, согнутой в локте. — Пытаешься посеять в них сомнения. Но ты прав, уже слишком поздно.
— Поздно стало уже давно. Поздно стало в тот самый момент, когда ты перешагнул порог соборного храма Сорока Покровителей, осквернив себя священным ихором...
— Нет! — Ранджан резко поднялся на ноги, и лицо сиртака исказилось гримасой злобы и ненависти. — Поздно стало гораздо раньше! Поздно стало тогда, когда те, ради кого мы жили, потребовали жертву, на которую не согласился бы ни один нормальный человек! А когда они не выполнили обещанного, несмотря на то, что жертва была принесена им в срок, то это и стало приговором для их несуществующей власти!
— Все в этом мире в их воле, — тихо пробормотал Беанеш.
— Но только не я! Не я!!! — оскалился резко и зло раджа-отступник. — Больше я не принадлежу им! И вся моя жизнь будет отдана лишь тому, чтобы явить их бесполезность и бессилие всему народу сиртаков и жителям иных земель.
— Посмотри на то, что уже творится вокруг тебя! Не те ли это бессмысленные смерти и ненужное насилие, за которые ты винишь предтеч? Чем кровавые гекатомбы, в которые превратились города Шаанга, отличаются от тех храмовых, что так ненавистны для тебя? Ты превращаешься в зверя! Отвергая прародителей, ты теряешь остатки человеческого облика и самой своей сути!
— И я счастлив от этого, — глухо откликнулся Ранджан, так и не опускаясь обратно на пуховые подушки. — Я счастлив, что становлюсь собой, а не тем, что слепили из меня бессмертные лжецы, на поверку оказавшиеся не такими уж и бессмертными.
— Когда-то ты был иным. Ты имел веру, ты не нуждался в ином знании, ты жил ей и был счастлив уже тогда, — в голосе пленника непонимание соседствовало с сожалением, и, возможно, поэтому его тихие сетования так отчетливо были слышны всем собравшимися. — Что стало с тобой, мой бывший друг? Куда пропал Ранджан Ан-Хурза, которого я знал и уважал в дни нашей совсем еще недалекой юности? Куда подевался тот верховный жрец святилища Сорока Великих, что был благородным и честным мужчиной, который мечтал увидеть объединенный Умбей, собранный, наконец, в несокрушимое государство, но не оружием и силой, а словом и общей верой?
— Он умер, Беанеш, он умер, — безразлично ответил Ранджан, делая несколько шагов в сторону посланника Акоши. — Умер вслед за своими богами. И вслед за своей семьей, принесенной в заклание ради того, чему так и не было суждено свершиться...
— Ты пошел на самое страшное святотатство...
— Я всего лишь разорвал незримые путы, что сдерживали меня, и перехватил руку с занесенным ножом, обратив его против того, кто пытался нанести удар, — остановившись прямо перед Беанешем, раджа замолчал до тех пор, пока тот не поднял на него свой замутненный взгляд. — И знаешь, что было самым страшным? Оказалось, что эта рука росла из моего плеча.
Кривой жертвенный клинок на мгновение беззвучно блеснул в воздухе, оставив на шее у пленника аккуратный тонкий разрез от уха до уха. Глаза Беанеша непроизвольно расширились, а из горла вырвались бульканье и сипящий хрип.
— Радуйся, ты умираешь по моей прихоти и лишь потому, что я желаю этого. Есть смерти намного более бессмысленные и пустые, чем эта.
Посол магараджи начал заваливаться на бок, но Нагпур, стоявший позади него, не дал Беанешу упасть. Вздернув его резко вверх, первый воин Ранджана столкнул еще живого пленника в кровавый бассейн, где уже покоились члены городского совета Вонгбея. Отрекшийся небрежно стряхнул рубиновые капли с узкого лезвия, и спрятал нож обратно в складках своей алой адхиваса. Обернувшись к раджам и прочим союзникам, Ранджан вновь широко улыбнулся.
— Продолжим же наш праздник, посвященный тому, как мои решения спасли всех вас от незавидной участи...
Но договорить в этот раз Хулитель все-таки не успел. На крышу, бряцая оружием, выбежал один из его солдат и, замерев на какое-то мгновение от испуга за собственную дерзость, рухнул Ранджану в ноги, раболепно простершись перед ним.
— Раджа! На побережье Авадзи высадилась армия Юнь! Если ничто не задержит их марш, уже через десять дней они пребудут сюда!
Сторонники Отрекшегося, вздрогнув, испугано переглянулись, но сам предводитель бандитского войска лишь грозно рыкнул на вестника:
— Сколько их?
— Пятнадцать тысяч. С кавалерией. С ракетами и метательными машинами, — доложил воин дрожащим от страха голосом.
— Прекрасно, — раджа уже потерял к говорившему всяческий интерес, а его взгляд блуждал теперь где-то глубоко в недрах собственных мыслей. — Еще ни разу вольный владыка сиртаков не бросал открытого вызова настоящей армии варваров. Это может переменить многое, очень многое. И Акоши тоже не сумеет удержаться...
Нагпур, услышавший эти слова, заметно подтянулся и расправил могучие плечи. А вот другие раджи, сидевшие на роскошных коврах, выглядели по большей части все также непонимающе и удивлено. Отринувший неторопливо прошелся перед ними туда-сюда, и, наконец, вспомнил о существовании присутствующих.
— О, это будет самая великая победа! — безумный взор Ранджана, обращенный на его сподвижников, легко подавлял слабые попытки протеста, рождавшиеся в их головах. — После нее уже некому будет преграждать нам путь. Я хочу узнать вкус этого величия, и вы подарите мне его. Такова на то моя воля!
Согбенные слуги поспешно распахивали двери перед стремительно шагавшим тайпэном Пао Ланем, главой рода Синкай, почтившим своим визитом поместье Он-Пак. Мао Фень, спускавшийся по широкой лестнице навстречу гостю, приветствовал своего тестя коротким кивком.
— Мне нужны ответы на некоторые вопросы, — сразу же заявил старший Синкай, едва они остались одни в кабинете будущего тайпэнто.
Зная прямолинейный и резкий характер своего собеседника, Мао тоже не пытался юлить или прятаться за словесными ширмами. Опершись руками на стол, толстый стратег насмешливо фыркнул и посмотрел исподлобья на отца своей жены.
