4 Жребий Судьбы

— Ладно, покатайся с ними. — сказала Зоя мужу, не желая перед этой грубой женщиной проявлять разногласия в семье.

Так они просидели два часа. Замёрзли и промокли от тонкой мороси. А из окна за ними злорадно наблюдала бывшая супруга дяди Сани. Наконец он вернулся и обменял детей на заложников. Понятно, что часто прибегать к таким свиданиям он не решится, так что расчет бывшей мадам Семёновой был точен.

— А давайте сходим втроём в ресторан! — щедро предложил Семёнов, выруливая к дороге на мост. Зоя догадалась, что он пытается сгладить неловкость, и усмехнулась:

— Только в ресторан мне сейчас идти. Дай сначала в ванной отогреться.

В салоне было тепло, к тому же Семёнов включил обогрев, но от дублёнки Зои шёл пар — так, что запотели стёкла.

— Ну хорошо, — бодро согласился Семёнов. — Тогда в следующее воскресенье.

Они уже въехали на мост и двигались в плотном потоке машин, спешащих в Нижний. Воскресенье вечером — это неизбежный затор на мосту.

— Через неделю? — размышляла Зоя, и вдруг оживилась: — Давай, сходим! Лёнь, ты пойдёшь?

— Чего я там не видел. — с деланной небрежностью проворчал он, на самом деле понимая, что он в этом ресторане точно будет лишним.

— Ну вот и хорошо. — весело согласился дядя Саня. — Оденешь своё новое платье.

— А туфли! — вспомнила Зоя. — Туфель у меня к нему нет.

— Послезавтра у меня получка. — сознался Семёнов. — В субботу пойдём и купим тебе туфли.

Зоя с горящими от радости глазами обернулась к сыну и хотела что-то сказать, как вдруг раздался вскрик Семёнова:

— Что ж он делает?!!

Впереди, на вершине моста, вспухал на встречной полосе большой Камаз. Он двигался, как неповоротливый слон — медленно и осторожно. И Лён не понял, отчего кричит Семёнов — ничего такого не происходило. Но в следующий миг он почувствовал всем нутром как надвигается опасность — неизбежная, неумолимая, бессмысленная гибель. Он лишь успел обернуться, как увидел, что по встречной полосе на Камаз летит массивная чёрная иномарка. Это торопливый автовладелец не пожелал тянуться в общей очереди и решил рвануть по встречке. Он не видел Камаз, пока тот не приблизился, и теперь пытался лихо вписаться в свою полосу. Сунуться ему было некуда — слишком плотное движение — и он пошёл на таран.

Лён видел как чёрный лаковый корпус наезжал на их "Волгу", как высокий капот целил в боковые окна. Он видел тупую и бессмысленную смерть. В ушах бился протяжный крик Зои. И всё это происходило так медленно, что мозг его жгла ужасная мысль: ну почему он никак не может двинуться?!

— Держитесь! — закричал Лён в последний момент перед столкновением. — Я вынесу вас!

И, преодолевая сопротивление среды, ставшей вдруг вязкой и неподатливой, ринулся вперёд и наложил руки на плечи матери и Семёнова, унося их в Селембрис.

Рвануло сильно и тут же отпустило. Лёгкие вдохнули какой-то странно неживой и стерильный воздух, а в глаза бросилась непроницаемая серость — она составляла всё вокруг. Ни неба, ни земли — ничего, одна серая мгла.

Он повис в этой мутной пустоте, растерянно озираясь и ища глазами маму и Семенова. Но никого и ничего.

— Где я? — спросил Лён, и звуки потухли у самых его губ.

Он догадался, что перенос в Селембрис не произошёл. Очевидно, потому, что на время Жребия на проникновение в волшебную страну наложен запрет. Тогда Лён сделал усилие и совершил обратный перенос.

На лицо сразу упали мелкие капли, а в уши задул холодный ветер. Колонна машин застыла на одной полосе, а другая — совершенно пуста. В стороне — бензозаправка. Он оказался у основания моста — там, где они были около двадцати минут назад.

Водители выглядывали из своих машин и о чём-то переговаривались. Впереди явно что-то случилось, и Лён с обмирающим от ужаса сердцем понял — что именно. Он бросился бежать по пустой полосе, и быстро достиг толпы, собравшейся на вершине моста. Там всё ещё стоял Камаз, возвышаясь, как мастодонт среди пигмеев. Но правее было страшное нагромождение металла. Чёрный "Лексус" взгромоздился на "Волгу" и смял её. Другим крылом машина ударилась в бордюр, и вывороченные колёса "Волги" ушли под вздыбленный капот. С криками люди стаскивали совместными усилиями иномарку с несчастной "Волги". И вот машина с грохотом ударила колёсами в асфальт.

— Пустите! — закричал Лён.

— Не лезь, пацан. — ответили ему. — Здесь нет для тебя ничего интересного.

— Мама! Дядя Саня! — закричал он, вырываясь из чужих рук.

— Ой! — вскрикнула какая-то женщина. — Там его родители!

— Откуда же он взялся? — спрашивали другие, но Лён прорвался к "Волге" и искал возможность заглянуть в искорёженный салон с вылетевшим лобовым стеклом.

То, что он увидел, лишило его способности двигаться и говорить. Остановившимися глазами он смотрел на сидящего за рулём дядю Саню. Красивое, немного полное, свежее и румяное лицо милиционера теперь было безжизненно бледным. Полузакрытые глаза без всякого выражения смотрели из-под век. С бледных губ свисала тоненькая ниточка розовой слюны. Он умер сразу — спинка сидения буквально вмяла дядю Саню в рулевое колесо.

Лён боялся посмотреть на второе сидение — рядом. Там была Зоя. Вернее, то, что от неё осталось. Он не смог перенести родителей в Селембрис, потому что проклятый Жребий связал его условиями.

— Уберите же его! — закричала снова какая-то женщина, и чужие руки стали оттаскивать Лёна от изувеченной машины и её мёртвых пассажиров.

Дальнейшее он помнил плохо — ни того, как прибыл наряд ДПС, ни того, как оказался дома. Перед глазами стояло мёртвое лицо Семёнова и непонятное существо на пассажирском месте, покрытое багровым липким налётом. Потом он остался один и сидел на диване в давящей тишине и молчал. Время стало, и ничего более не происходило. На кухне, в комнатах всё та же смертельная тишина, как будто весь прочий мир тоже умер.

Лишь утром раздался звонок в дверь и прорезал тишину квартиры оглушительной трелью. За дверью стояли Костик Чугунков и Федька Бубенцовский.

— Маманя сала велела передать. — пробормотал Чугун, укрывая глаза, и протянул свёрток.

Федька хотел что-то сказать, но только развёл руками. Так и сидели они втроём, потом Чугун нажарил картошки с салом, и Лён с болезненным удивлением понял, что проголодался. Это было почти оскорбительно, но жрать хотелось дико, и он молча глотал со сковороды вкусную картошку.

— Как жить будешь? — спросил Чугун, и Лён вдруг понял, что для него настало время неожиданных проблем. Он никогда ранее не задумывался, как бы стал жить, останься он один. А теперь... на что питаться? Чем платить за квартиру? Ведь в этом мире он пока ещё несовершеннолетний, даже паспорт не успел получить, хотя следовало бы — ведь формально ему уже четырнадцать.

— С едой поможем. — сказал Федька.

— Да уж чего-нибудь придумаем. — отозвался Костик. — Много ли надо — одного-то прокормить. У тебя родные есть?

Не было у него родных — ни тёток, ни бабушки.

Раздался гудок телефонного аппарата. Что это сегодня его взялись долбить?

— Из морга звонят. — раздался в трубке голос. — За телами кто приедет?

И тут до него дошло! Ничего ещё не кончилось! Как он будет хоронить маму и дядю Саню? На что? Как поминать? На какие деньги?

Но тут снова раздался звонок — на это раз в дверь. Пришли коллеги дяди Сани, потом пришли с работы Зои и стали деловито готовиться к похоронам. Какие-то тётки рылись в шкафах, отыскивая одежду для погребения. Другие искали посуду и приглушёнными голосами советовались насчёт того, где лучше проводить поминки — дома или в столовой. Лён с трудом держался, чтобы не расплакаться, но присутствие товарищей придавало ему силы.

— Мы всё сделаем. — сказал ему один дяденька милиционер, он даже был чем-то похож на дядю Саню — такой же чистый и румяный, с коротко подстриженными аккуратными бачками.

И вот привезли в гробах маму и Семенова. Они словно спали, только видели печальные сны. Странно, откуда на маме было столько крови — ведь теперь её лицо белое, а на голове платочек, как у старушки...

— Не оставляйте меня... — прошептал Лён своим товарищам, страшась остаться один с этими незнакомыми ему, молчаливыми людьми в деревянных ящиках.

Всё прежнее для него закончилось, а впереди была полная неизвестность.

Глава 17. Сплошные родственники

Прошёл декабрь, пролетел Новый Год — хуже этого праздника не было у Лёна ничего. Запас денег, оставшийся от собранных на похороны средств, закончился, и в холодильнике было пусто. Что делать, он не знал. И вот решил, что следует поискать какую-нибудь работу. Для этого следовало сначала получить паспорт, но первый же заход в паспортный стол ошеломил его. Оказывается, он не может получить никакого документа, удостоверяющего личность. Нет родителей — нет паспорта. А справка о смерти — это не документ.

— Ну ты же понимаешь, — объясняла ему паспортистка. — Всякий человек родится при некотором участии двух сторон. А у тебя ни той стороны, ни другой.

И при этом засмеялась, весьма довольная своим остроумием.

Следующим пунктом было посещение дамы из опеки над несовершеннолетними. Лёну объяснили, что проживать в квартире самостоятельно он не сможет, поскольку не является ответственным квартиросъёмщиком по причине несовершеннолетия. Следовательно, ему надлежит отправиться на проживание в интернат.

— У тебя отец родной жив? — спросила тётка.

Лён никогда не думал о том, что где-то может быть его родной отец, и только помотал головой.

— Вот плохо-то. — посетовала тётка. — Если бы найти отца, он мог бы взять над тобой опеку. И родных никого?

Нет никого родных.

Ну что ж, она постарается что-нибудь выяснить. А пока... тётка бесцеремонно отправилась на кухню и открыла холодильник.

— Всё ясно. Полный ноль. Срочно необходимо что-то делать.

Как бесполезны были в этой обыкновенной житейской ситуации все его магические дары. Ни волшебная иголка, ни умение зажигать огонь или оборачиваться птицей не могло ни в малейшей мере решить его проблемы. Простейший бутерброд с маслом он не мог сотворить.

В таком горестном раздумье Лён сидел перед молчащим телевизором, пока на экране мелькали кадры новостей. К счастью, он не видел репортажа программы "Кстати", где показывали искорёженную "Волгу" дяди Сани и не мог видеть собственного горя, а то едва ли выдержал бы это зрелище. Но, одноклассники с увлечением обменивались впечатлениями по этому поводу — увидеть на экране новостей знакомого! Он едва помнил, как к нему подкатывалась с микрофоном какая-то тётка, как охотился за ним видеооператор, и так не смог понять, чего же они от него добиваются, о чём он должен рассказать им. Вся школа была в курсе того, как он кричал и рвался к "Волге", как его сдерживали люди, как заталкивали его в какую-то машину, чтобы не мешался.

Звонок от двери вырвал Лёна из горестного оцепенения, и он пошёл открывать, думая, что снова пришли товарищи, но у порога стояли незнакомые мужчина и женщина.

— Здрассьте. — поздоровался средних лет дородный мужчина с красным лоснящимся лицом.

— Мы родственники Сашки Семёнова. — неприветливо представилась полная неопрятная женщина.

Странно, подумал Лён, а отчего же их не было на поминках? К дяде Саше вообще никто не пришёл, кроме сослуживцев. А родственники уже бесцеремонно попятили его и проникли в квартиру.

— Так, мы за вещичками Санькиными. — остро оглядываясь по сторонам, сообщил мужчина. — Меня зовут Евгений. Сашка брат мой. А это жена моя.

— Что тут его? — деловито спросила женщина и открыла шкаф.

— Постойте! — запротестовал совершенно обалдевший от этого вторжения Лён. — Это же мамины вещи.

— А Сашкино где? — спросил Евгений. — Тебе-то его одёжа не нужна.

— А телевизор? — ревниво подала голос его жена.

— Телевизор на кухне. — едва проронил Лён, уже чувствуя к новым родственникам неприязнь. Хотя, какие они ему родственники? Мама с дядей Саней не была расписана.

— Это старьё?! — возмутилась женщина. — У Сашки был телевизор поновее!

— Куда новее? — отозвался из большой комнаты Евгений, рассматривая "Сони", тоже далеко не новый. — Ещё телевизоры есть?

— Нет. — ответил сквозь зубы Лёнька, раздумывая, как бы ему избавиться от этих "родственников".

— А это что? — вытащил из угла коробку с инструментами брат. — Это Сашкино.

— Забирай. — с отвращением ответил Лён.

— А постельное бельё? — уже забралась в платяной шкаф женщина.

— Ну ты, Вер, совсем уже. — засомневался муж.

— А что такого? — сварливо отозвалась та. — Я сама дарила Сашке новый комплект ещё на деньрожденье.

— Когда это ты его дарила? — изумился Евгений, перекладывая инструменты в сумку. — С чего бы это? Да ты сроду никому ничего не подарила.

— Так, где ключи от "Волги"? — бросив рыться в шкафу, спросила Верка.

Лён молча достал и бросил на стол ключи. Им нужна эта самая "Волга"! Пусть поищут на свалке!

— А от гаража? — тут же загорелся Евгений.

Лён нашёл и это.

— А документы?! Техпаспорт, страховка?! — вошла в азарт жена старшего из братьев Семёновых. И тут же ринулась к посудному шкафу.

— Убирайтесь отсюда. — свирепея от ярости, произнёс Лён.

— Как это — убирайтесь? — возмутился Евгений. — А ключи от дома в деревне. Мы ещё проверим, не украли ли вы там чего!

— Да, украли. — со злостью ответил Лён. — Телевизоры ваши выкинули — старую Дурынду и её Кварцев — Левого и Правого!

Верка с Евгением встревожено переглянулись.

— Выкинули т-телевизоры? — заикаясь, спросил брат дяди Сани. — Один "Кварц" мой был!

Лён смотрел на него и дивился, до чего же Евгений похож на своего брата — тот же дядя Саня, только постаревший, пьющий и безобразно жадный.

— Да что же это такое?! — запричитала Верка. — Нахозяйничали в доме! Не их дом был, а свекрови! Теперь наш!

Он уже чувствовал к ним настоящую ненависть — близкое горе прорвалось и выразило себя в острой злости. Ему хотелось что-нибудь разнести, чем-то напугать эту отвратительную пару.

Евгений, видимо, почувствовал, что перегнул палку, и дал задний ход.

— Да ладно. — махнул он рукой. — Фиг с ними, с дурындой и "Кварцами" — всё равно не работали.

— Нет! — кипятилась Верка. — Забирай ихний "Сони" взамен нашего "Кварца"!

— Отстань! — уже иным тоном ответил ей муж. — Берём Сашкину одёжу и телевизор, и уходим.

— Да ты что?! — взвизгнула его жена. — А комплект постельный?! А документы на машину?! Страховка-то теперь наша!

— Ну хватит, всё! — заорал на неё муж. — Хватит над Сашкиной памятью изгаляться!

— А квартира! — вдруг прозрела Верка. — Он здесь прописан?

— А что? Прописан? — с надеждой обернулся Евгений, держа в руках телевизор дяди Сани.

— Нет, не прописан. — с жалостью глядя на эту пару, ответил Лён. — А на могилу разве не хотите съездить?

— Некогда нам. — буркнула Верка, вытаскивая узел с дядисаниными брюками, рубашками, курткой и носками. — Нам ещё в деревню ехать. У нас поросёнок некормленый.

— А где могила-то? — оборачиваясь красным потным лицом, спросил Евгений.