Страж морского принца Кн. 1

— Господин Ираталь, — негромко сказал Алестар, — мы, пожалуй, не будем задерживаться. Поплывем сразу домой. Хватит на сегодня.

— Разумно, ваше высочество, — поклонился начальник охраны. — Прикажете поменять вам салту на свежего?

— Нет, на этом доплыву, — Алестар ласково погладил зверя по могучей спине перед седлом. — Он уже передохнул. Проплывем восточным краем, хочу показать равнину... избранной.

Почему-то звать её так было легче, чем по имени, его Алестар так и не мог себя заставить произнести. Джиад... Джи-ад...

Ираталь снова поклонился, двуногая — Джиад! — глянула вопросительно, однако послушно тронулась вслед за Алестаром и воссоединившимися братцами.

— Увидишь, — пообещал Алестар, огибая по широкой дуге и надоевших своим гвалтом высокородных, и огромную сеть с шевелящимися внутри салту, что уже медленно плыла на натянутых канатах.

Они проплыли назад, а потом свернули влево: над котловиной к ее восточной стороне, противоположной той, с которой смотрели зрители. Двуногая молча поглядела вниз, на огромную толщу воды, едва пронизанной лучами светила. Там, в скалах, уже наступали глубокие сумерки, и острые пики казались еще более зловещими.

— Ираталь каждый раз просит отца не пускать меня на охоту загонщиком, — сказал Алестар, сам удивляясь, что это его разобрало поговорить. — Говорит, что опасно.

— Разве нет? — бесстрастно спросила двуногая.

— Конечно, опасно, — фыркнул Алестар. — Охота — опасна, Арена — опасна, выплывать далеко за город — опасно, объезжать салту — тоже опасно! А что не опасно? Ловить медуз длинным сачком? Или водоросли в садах собирать? Так там тоже краб может ущипнуть. Ладно, ерунда это... Смотри!

Они достигли края котловины — скалистого узкого хребта, и на другой его стороне открылось зрелище, от которого у Алестара всегда замирало сердце. Бескрайняя пологая равнина, ниже хребта, но выше дна котловины. Отсюда, сверху, было хорошо видно песчаное дно, кое-где бугрящееся камнями: не такие острые, как скалы в котловине, они сыто круглились зелеными от мха боками. Были там и рыжие, и серые, и темные валуны, между ними сновали рыбы и прочая живность, и все это уходило в неизмеримые дали, рассеченные почти на границе видимого тремя огромными темными пятнами.

— Ох, — выдохнула двуногая, распахнув черные глазища в явном восторге.

— Видишь темное? — подсказал Алестар. — Это вулканы. Три Спящих Брата, граница между нами и Суаланой. Вот с этой равнины мы и пригнали салту. Еще несколько дней — и ушло бы стадо к соседям, да и так пришлось повозиться. Ну, все, поплыли домой.

Он круто повернул зверя, снова срезая путь над котловиной, Дару и Кари бдительно прилипли к ним, плывя по бокам и чуть впереди. Двуногая молчала, и Алестар был только рад, ему и самому не хотелось разговаривать. После охоты в крови всегда плещется азарт и злость, которые растворить бы в поцелуях и ласках погорячее. Но с кем? От одной мысли снова уложить на песок двуногую — да хоть бы и на ложе — окатывала холодная мерзкая дрожь. Слишком памятны были синяки на смуглой коже, отчаяние и боль в бездне зрачков, распухшие губы. Санлия? Да, она всегда рада своему принцу, но в последнее время вечно грустит. Она будет стараться угодить, а Алестар чувствовать себя равнодушной дрянью — нет уж. Остальные наложницы и вовсе вызывали только одно желание: отправить их по домам, не дожидаясь свадьбы. Приданое заработали, что им еще нужно?

Алестар глубоко вздохнул, склоняясь ниже к спине режущего воду зверя. И почему нельзя плыть так вечно? Куда-нибудь далеко-далеко, как Исковиаль, решивший доплыть до края мира! И не думать ни о чем: ни о двуногой, ни о заботах, которых никак не снять с отцовских плеч, хоть все счета проверь, ни о Кассии, до сих пор не отомщенной. Ни о чем!

Сумерки догоняли их сзади, погружая море в вечернюю мглу, предвестницу ночного мрака. Проплывая окраинами города, Алестар почувствовал, как желудок сосет от голода. Нащупал флягу с тинкалой, глотнул, обернулся к двуногой, жестом предложив и ей. Та помотала головой. Не голодная, что ли? Или брезгует после него?

Дворец уже сиял вечерними огнями, но Алестар, отведя салту в загон, свернул дальше на скотный двор, бросив:

— Мне присмотреть надо. Хочешь — плыви в комнаты.

Он не ожидал, что двуногая последует за ним, но та неуклюже поплыла рядом. Весь скотный двор заливала радостная суматоха. Высоко громоздились массивные сборные клетки, одни уже заполненные яростно бьющимися дичками, другие еще пустые. Вот несколько рабочих проволокли очередную сетку, подняли ее за края крючьями и растянули в огромной раме, приоткрыв верх. Длинной палкой с петлей захватили в мешанине тел подвернувшийся хвост, вытянули наверх и отволокли салту к нужной клетке, ловко пропихнув извивающегося зверя внутрь.

— Зачем вы их ловите? — спросила подплывшая двуногая. — Разве взрослые приручаются?

— Нет, конечно, — ответил Алестар. — Только мальки. Взрослые идут на убой. Мясо, кожа, кость и зубы — все пригодится. Эй, а ну стой! — заорал он, бросаясь к очередной добыче, что тянули за хвост в клетку. — С ума сошли?

— Простите, ваше высочество, — виновато отозвался слуга. — Недосмотрели. Сейчас в отдельную определим...

— Хвост оторву, — пообещал Алестар. — И завтра с утра каждую клетку проверю! Спаси вас Трое, если там еще такие недосмотры в общих клетках.

— Что не так? — двуногая была любопытна, как молодой салту.

— Самка с брюхом, — хмуро ответил Алестар. — Они ее чуть к самцам не засунули. Те, конечно, не тронут, но она может мальков в тесноте скинуть. Медузы безмозглые, брюхатую самку не разглядеть!

— Я бы не разглядела, — пожала плечами двуногая. — Правда, я не иреназе. А какая разница, если на убой?

— Но не брюхатую же! — возмущенно воззрился на неё Алестар. — Ты что! Ее выпустят. Завтра же. Отвезут осторожно прямо в клетке и выпустят на равнину. Еще и пяток самцов придется отпустить вместе с ней, чтобы было кому охранять и водить молодь. Через пару лет вырастет новое стадо. Убить брюхатую самку — грех перед Морем.

— А-а-а, — облегченно протянула двуногая. — Понятно.

— Там еще несколько должно быть, — сказал Алестар, зорко следя, чтоб зверей растаскивали, куда положено. — Не одна же она в стаде брюхатая была.

— А что, кроме принца за этим приглядеть некому?

— Есть. Но мне и самому несложно. А слуги должны знать, что за ними присматривает господин, а не только управители.

— Разумно, — согласилась двуногая. — Ваше высочество, а кто эта Миалара, от которой вы меня столь благородно защитили?

— Издеваешься? — зло спросил Алестар, не сводя глаз с очередной трепыхающейся сетки.

— И не думала, — заверила двуногая с явной насмешкой. — В самом деле, кто?

— Дочь третьего советника Лорасса. Та еще... мурена. Погань завистливая, вечно пыталась между нами с Кассией грязи в воду налить. Очень ей хотелось в моих фаворитках поплавать. Если бы не её отец...

— Отправлять в опалу дочь королевского советника ради меня... — негромко сказала двуногая. — Стоит ли?

— Стоит, — уверенно отозвался Алестар. — Дело не в тебе, а в том, что она оскорбила мою избранную. Не мог же я ей это спустить?

— Да, пожалуй, — спокойно согласилась двуногая. — Ваше высочество, позвольте вас оставить? Я немного устала.

— Позволяю, — рассеянно отозвался Алестар. — Кари проводит...

И тут до него дошло, что он только что сказал, и даже не в злой горячке, а просто так, походя. Дура-а-ак... Внутри сразу стало горячо, будто хлебнул тинкалы со специями, он даже задохнулся от стыда и еще чего-то, незнакомого, щемящего, почти мучительного. Поймал двуногую за руку и потащил за собой, бросив встревоженной охране:

— Здесь подождите!

Втолкнул в проем между двух высоких стен постоянных загонов, прижался всем телом, притиснув к стене, обняв за плечи, и горячечно зашептал в ухо:

— Тихо, погоди... Не бойся, я ничего не сделаю... Ничего, слышишь? Я просто... Я отпущу... сейчас... потерпи немного, прошу...

Даже сквозь рубашку её тело было горячим и таким... правильным. Алестар чуть не застонал от ощущения этой невозможной правильности, без которой непонятно как до сих пор обходился. Вот словно его когда-то разорвали пополам, а теперь вернули недостающую часть, и та мгновенно приросла, так что как теперь отделиться снова?

Он уткнулся губами куда-то ей в шею под ухом, изнывая от невозможности получить больше. Вот прямо сейчас, здесь, в теплой темноте, скрывающей их от всего мира. Он бы сделал все очень ласково! Так нежно, как никогда!

— Я... отпущу... — повторил он отчаянно, — сейчас... не бойся. Просто...

— Прилив, — ясно и холодно отозвалась двуногая. — Я понимаю, Невис рассказывал о запечатлении.

— Прилив, да, — безнадежно прошептал Алестар, гладя напряженные плечи ладонями. — Я ничего... не сделаю. И знаешь, я бы все равно не дал никому тебя обидеть. Я охоту бросил, чтобы наверх, к тебе... Ты же никого там не знаешь, не знаешь, какие мы бываем.

— Я знаю, — прозвучало из темноты негромко и тускло.

— Нет, — простонал Алестар. — Нет же... Не суди всех по мне, слышишь? И в Бездну Миалару. Она волоска твоего не стоит. Я глупость ляпнул, дело не в том, что ты избранная. Я бы все равно...

— Это запечатление, принц, — тихо сказала двуногая, не сопротивляясь, не пытаясь отодвинуть Алестара или уклониться от его губ, скользящих по шее и плечу под расстегнутой рубашкой. — Это говорите не вы. Просто прилив. Отпустите, прошу. Сходите к наложницам, что ли...

— В Бездну наложниц, — упрямо проговорил Алестар срывающимся голосом. — Сам знаю, что запечатление. Подлость... Я не на тебя злюсь, понимаешь? Даже когда говорю... Не на тебя. Запечатление — это подлость. Я бы тебя просто отпустил, клянусь. А вместо этого мучаю. Погоди, я сейчас... Сейчас отпущу...

Он всхлипнул, мучительно и остро ненавидя себя за постыдную слабость, мольбу в голосе, за то, что сейчас что угодно отдал бы, чтоб впиться в эти узкие, чуть припухлые темные губы поцелуем, раздвинуть их кончиком языка, запустить ладони под рубашку и ниже, спуская штаны со стройных бедер... Нельзя! Нельзя-нельзя-нельзя... И он лишь прижался губами еще плотнее к бьющейся под тонкой кожей жилке, изнемогая и не в силах оторваться. Показалось, сам раскалился так, что еще немного — и вода рядом закипит. Все вокруг плыло в сладком горячем мареве, жарком, бесстыдном... Алестар снова всхлипнул, потянувшись к двуногой уже не телом, и без того прижатым теснее некуда, а как-то иначе: внутренним существом, как тогда, дыша за двоих... И провалился в пустоту.

Он судорожно вздохнул, потом еще раз, и еще. Все вокруг было прежним: вода, темнота, горячее неподвижное тело в его руках. Но только если Алестар ощущал себя жаром, готовым согреть хоть все море вокруг, то она в его руках и под губами... Холод. Пустота. Провал куда-то, где нет ничего, кроме холода, пустоты и усталости. Она не сопротивлялась, о нет! Она просто тихо и безнадежно ненавидела, покоряясь и терпя его ласки, потому что так ей было велено — терпеть приливы чувств и желания между запечатленными. Терпела! И ждала, как ждут конца чего-то очень гадкого и изнурительного.

Алестар отпрянул, как обожженный. Сглотнул, не зная, что сказать и можно ли тут сказать хоть что-то. Попросить прощения? Сказать, что не хотел? Что не обидит, будет нежным и ласковым? Да кому нужна его нежность? Все, чего от него хотят — теперь-то он знал это так ясно, будто сам чувствовал — чтобы не завалил по-настоящему. Хотя бы сегодня. А лучше — никогда. Иначе как бы не стошнило.

— Прости, — с трудом выговорил он онемевшими губами. — Прости... Плыви... Я... не хотел...

Тело, только что невесомо парящее, налилось свинцом, в висках застучали молоточки. Алестар медленно, с трудом убрал ладони, будто прилипшие к плечам его... избранной. Шевельнул хвостом, заставляя себя отодвинуться. С тупым запоздалым стыдом подумал, что даже он, иреназе, устал за целый день в открытом море, а что же говорить о человеке? О девушке, раненой и голодной, да вдобавок вынужденной терпеть рядом кучу ненавистных существ, ничем не выказывая истинных чувств. Да его одного рядом для нелегкого дня с лихвой хватило бы!

— Плыви, — беспомощно повторил он, первым выбираясь из укрытия. — Отдыхай... Я... позже вернусь.

Стремительно рванул на середину двора, еще не зная зачем, лишь бы подальше, и сходу набросился на мальчишку-конюха, что тыкал острой палкой в шевелящуюся на дне сеть.

— Ты что делаешь?

— А что я, ваше высочество, — заныл тот, отплывая на пару взмахов хвоста. — Это же салру... Мне его сказали зарезать...

— Да хоть бы и салру! — рявкнул Алестар. — Зарезать, а не мучить! Уйди с глаз моих!

Не глядя на бросившегося наутек мальчишку, он трясущимися пальцами распутал сеть. Точно, салру... Малек совсем... Да что за день такой поганый?

— Что такое салру? — послышался из-за спины бесцветный, смертельно усталый голос. — Я сейчас уплыву, правда...

— Салру — это салру, — вздохнул Алестар, поднимая за хвост слабо шевелящееся тельце, от которого в воде расплывалась кровавая муть. — Видишь, не серый, а серебристый. И полоса темная по хребту. Выродок. Не приручается. И даже в стае не живет. Вырос бы и ушел, стал охотником-одиночкой. Салру умные, гораздо умнее обычных салту. И быстрые. И выносливые. Но не приручаются, никак.

— А если просто отпустить? Как тех самок?

— Нельзя, — вздохнул Алестар. — Слишком маленький, один не выживет. Будет искать стаю, а там его сразу разорвут на части. Раненый, кровью пахнет. Даже в клетке не оставишь подлечиться, он еще рыбу есть не умеет. Таким малькам мать жует и отрыгивает. Я как-то в детстве пытался приручить, так чуть пальцев не лишился. Ладно, хватит мучить...

Он потянулся к поясу за ножом, салру, будто поняв его движение, заизвивался сильнее.

— Погоди, — вдруг просительно сказала двуногая. — Можно... я попробую? Клетка много места не займет...

— Приручить? — недоуменно оглянулся Алестар. — Я же сказал, не выйдет.

— А вдруг? Не приручить, так хоть подрастить немного и выпустить здорового. Все равно мне здесь нечем заняться. Можно? Я... прошу...

Просит? Это его бешеная двуногая, от любых угроз и боли становившаяся только злее и ядовитее — чего-то просит? Алестара снова обдало горячим, щеки запылали, жар покатился ниже, куда-то к сердцу.

— Да пожалуйста, — сказал он растерянно и торопливо. — Сейчас велю клетку... На, держи!

И пошутил, вымученно усмехаясь, чтобы скрыть непонятный стыд:

— Как раз по тебе питомец, тоже... неприручаемый.

— Вот и попробуем договориться, как два салру, — ответила усмешкой на усмешку двуногая, принимая тяжелое тельце.

На мгновение их пальцы соприкоснулись, и по всему телу Алестара снова прокатилась до унизительности сладкая истома.

Глава 15. Забавы продолжаются

В ночь после охоты рыжий в их общую комнату так и не явился. Не то чтобы Джиад его опасалась, просто слишком хорошо понимала, что рано или поздно снова придется лечь под принца. Лучше бы, конечно, попозже, но придется. Запечатление — счастье для избранных? А если оно связывает ненавидящих друг друга? Ох, и мерзкая шуточка богов тогда получается.