Как вкусно зевается! Потянуться, чтобы косточки хрустнули. Красота! Выспался! Спускаю ноги с койки, подвешенной в фургоне, нащупываю ступнями тапочки. Внутри пусто, никого кроме меня нет, и, похоже, уже вечер, потому что свет какой-то такой, сумрачный. Хм... Одеваюсь, шлёпаю к стоящей у полога обуви. Мои сапоги уже сияют. Дежурный постарался. Молодец! Откидываю ткань тента и выпрыгиваю наружу — какой вечер?! Утро! Лагерь ещё спит, только дневальные и кухонный наряд орудуют возле костров, и тянет от них вкусно — дымком, мясом, горячей наттой. Это что я, сутки проспал? И никто меня не потревожил, не разбудил?! Странные дела творятся на белом свете, Высочайший... Ой, какие странные!.. Бреду по сухой, уже утоптанной траве к реке. Зачёрпываю рукой воду и меня передёргивает — она ледяная. А ведь намедни плавал, только шум стоял! М-да... Плескаю воду в лицо, и остатки сна снимает практически мгновенно. Хорошо то как! Даже не верится, что сейчас мы на войне... Чу, шаги! Резко оборачиваюсь — за спиной стоит солдат с повязкой дежурного:

— Сьере граф?

— Натты мне. Большую кружку. Покрепче и погорячее.

— Всё готово, сьере граф. Следуйте за мной...

Этого воина я знаю хорошо. Из так называемых трудных. Выкупил его за большие деньги из тюрьмы Ганадрбы. Нет, он не вор. Просто сирота, который сбегал из всех монастырей и приютов. Но в Парда прижился, учился военному ремеслу жадно. Потому что хочет отомстить кое-кому. Дорос до полусотника. Попал в особый отряд... Широкие плечи, тонкая талия под ремнём. Всё — строго по Уставу, как положено... Медленно, не спеша идём к кухне, где уже для меня накрыли стол. Видимо, как заметили, что я проснулся, сразу поспешили приготовить. Здоровенная миска каши, обильно сдобренной маслом и заправленной говядиной. Настоящей, свежей. Большая кружка крепчайшей, пышущей паром натты, свежеиспечённая лепёшка, намазанная коровьим маслом. Жёлтый слой тает, впитываясь в мякиш, потому что хлеб только что вытащили из печи. Наслаждение! Делаю первый, самый вкусный глоток напитка, затем погружаю ложку в снедь. Просто нет слов! Дежурный почтительно стоит рядом, ожидая распоряжений. Ну, так чего время терять? В пару минут сметаю кашу в желудок, беру тёплую, хорошо пропечённую лепёшку, киваю дежурному на место перед собой. Тот садится, снимает берет, как положено, заправляет под погон с двумя просветами и одной маленькой звёздочкой. 'Микромайор'. А точнее — звание соответствует его должности — полусотенный. Командир над пятью десятками воинов и пятью сержантами. Всего под его началом пятьдесят пять солдат. Ожидающий взгляд, и я показываю кружку:

— Будешь? Я разрешаю.

— Если так, сьере граф... Наряд, натты мне!

Спустя пару мгновений перед ним так же ставят кружку, дожидаюсь, пока парень сделает первый глоток, потом спрашиваю:

— Почему вечером не разбудили?

Тот виновато улыбается:

— Приказ герцога. Дать вам отдохнуть.

— Понятно...

Урм дель Саур номинально наш главком. Так что никуда не денешься...

— Докладывай.

Что именно я хочу узнать, пояснять не требуется. Ребята у меня все толковые...

— К переправе подошли после обеда. Там уже всё было кончено. Конники постарались. Рассказывают, что когда тушурцы их увидели, сразу на колени, головы руками прикрыли и даже не дёргались. Потом только разобрались, что нас мало, да поздно.

— Народа много взяли?

— Двадцать семь тысяч на обоих переправах. Скота куда больше. Пощипали барахло. Нашли немного денег и камешков. Но сущая мелочь. Решили не ссориться и сдали всё в корпусную казну.

Киваю.

— Правильно решили. Деньги Корпусу сейчас понадобятся. Куда пленных дели?

— Герцог распорядился отогнать их в поле. Всех связали, еле верёвок хватило, и просто посадили толпой на землю. Кто встанет — сразу стреляют. Прикончили пару десятков, пока до них дошло. Теперь не дёргаются.

Кручу головой. В принципе, всё правильно. Сюсюкаться с такой толпой нельзя. Если полыхнёт — нас просто задавят массой. А боец продолжает:

— Вечером привезли немного леса, а потом погнали пленников в дальнюю рощу рубить брёвна для переправы...

— Река мелкая, много не надо.

Дежурный кивает в знак согласия, снова отхлёбывает из кружки.

Переправу назначили на сегодня. К полудню должны закончить строительство.

— Отлично. Герцог у себя?

— Отдыхает. Просил вас явиться к нему после подъёма.

— Обязательно. Город я своими глазами посмотрел, поэтому надо будет посидеть, подумать...

Ну не буду же я объяснять простому бойцу, что мои первоначальные планы нуждаются в корректировке? И довольно значительной. Я никак не ожидал таких мощных стен... Благодарю поваров, иду к себе в шатёр. Тот поставлен, внутри обычная походная мебель. Всё уже заботливо приготовлено — заходи, и живи. Хотя сегодня он мне не понадобится. Там, вдалеке, в трёх километрах от реки сходятся вместе высоченные каменные пики, образуя две почти отвесные стены, и узкий, относительно, конечно, проход, перегораживают две мощные каменные стены с башнями. Как только будет готов мост — армия сразу переходит на ту сторону и начинает осаду. И постоянный лагерь будет разбит там... От раздумий меня отвлекает прозрачный звук горна — подъём! И сразу воздух наполняется гулом голосов, резкими командами командиров, а спустя пять минут — дружным топотом ног. Поднимаюсь со стула и выглядываю наружу — любо-дорого посмотреть на развернувшуюся картину: сотни людей, обнажённых до пояса выбегают из квадратов своих палаток, выстраиваются в колонну и бегут. Утренняя пробежка, потом зарядка. Всё по образцу Парда! Ого! Три человека в нестандартном наряде. Не голые по пояс, а в рубашках. Непо... Нижайший, его мать! Не узнал свою троицу! Сёстры дель Тумиан и Льян. Как обычно, последние. Однако бодро бегут, даже улыбаются. Может, толк будет из них? Рёсска, оказывается, довольно талантлива. Видно, фиорийские гены сказываются. Лейра мне все уши прожужжала, как та на лету науку убивать схватывает. Похоже, через месяц, другой, мне придётся её начинать учить... Ладно. Поглядим, как дело пойдёт. Возвращаюсь обратно в шатёр, беру со стола свиток, который начертил, размышляя о том, как брать Кыхт с учётом того, что я увидел. Пора к герцогу. Или подождать ещё полчасика? Пусть он позавтракает. А пока в обоз смотаюсь, надо проверить насчёт масла. Приказываю подать Вороного. Дневальный убегает, а я пока в последний раз разворачиваю свиток и снова всматриваюсь в него. Больше ничего не придумать. Хоть ты убейся...

...Жеребец встречает меня тихим ласковым ржанием — соскучился, бандит! Тычется мягкими губами в ладони, обнюхивает. Хороший конь! Скармливаю ему горбушку хлеба, густо посыпанную солью, любимое лакомство. Тот ест, причмокивая от удовольствия. Потом толкает меня, мол, всё, хозяин, поехали. Взлетаю в седло, и застоявшийся конь выносит меня на дорогу. Надо всё осмотреть своими собственными глазами... И, как я и думал, ничего хорошего я не увидел. Увы. Обещанное масло в нужном количестве не подошло. Либо его вообще не будет, либо застряло где-то по пути. Плохо. Очень плохо!.. Пленников действительно много. Даже как то не по себе стало, когда увидел множество голов, насколько хватало взора. Сплошные чёрные волосы. Мужчины, женщины, старики, дети... На миг дрогнуло сердце, но тут же успокоилось, и я снова равнодушно оглядываю хашар. Они умрут под стенами Кыхта. Или возьмут его для нас. Другого не дано... Разворачиваю коня, еду назад. Что там с мостами? Лучше всего ставить на прежнем месте. Нам и одного хватит. Не так уж нас, фиорийцев, и много... Так что пусть захваченные тушурцы строят одну переправу. Каменоломни устроим на той стороне, а лес привезём. Пусть и далеко придётся ехать... Внезапно рука сама тянет за повод, останавливая жеребца. В воздухе повеяло чем-то знакомым... Очень знакомым! Спрыгиваю с Вороного и торопливо направляюсь к тем самым колодцам, выложенным камнями. Обхожу статую уродца, на которой написано нечто непонятное крючковатыми тушурскими письменами и заглядываю внутрь. Ничего не видно. Есть ли там вообще, что-то? Хотя запах становится очень густым! Я уже боюсь даже... Поднимаю с земли камешек, бросаю вниз... Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть... Чмок. Едва слышное шлёпание. Ничего себе... Глубоковато...

— Эй, солдат!

Обращаюсь я к кому то из стоящих у остатков моста воинов. Тот вскидывается, потому что внимательно смотрит на водную гладь.

— Сьере?

— Мне нужно ведро и длинная верёвка.

Солдат кивает, затем исчезает позади. Я же с наслаждением принюхиваюсь к столь приятному запаху... Неужели... Чувствую, как прихожу в волнение. Если мои догадки сейчас оправдаются, то плевать нам на рёсцев! Обойдёмся без них!

— Позвольте, сьере граф? Вы же зачерпнуть хотите?

— Верно.

— Сейчас.

Солдат кидает вниз ведро, я снова считаю. На шести снова звук. Воин раскачивает верёвку, потом тянет. Теперь я могу рассмотреть полупустое ведро, где что-то вяло плещется. Томительное ожидание, и вот уже ёмкость, с которой стекают тягучие капли, наверху. Какой необычный цвет! Почти прозрачный, с коричневатым оттенком! Тыкаю пальцем — ничего себе! Почти чистый парафин! А он обычно образуется на поверхности нефтяных выходов, если те долго не разрабатываются... Где-то тут... Поднимаю с земли ветку, затем вытаскиваю из кармана платок, обматываю дерево, сую в жидкость. Потом отхожу чуть в сторону, Вороной удивлённо косится на меня своим глазом. Чиркаю зажигалкой... Пуф!!! Пламя мгновенно охватывает тряпку, жадно, чадно. Матерь Высочайшего... Вот это да!.. И на душе у меня сразу становится легко. Всё. Кыхт уже взят. Солдат с удивлением смотрит на горящую у меня в руках ветку, и я бросаю её на землю и тщательно затаптываю. Ага. Это только говорится. Импровизированный факел упорно не желает гаснуть. Но, наконец, мне удаётся его потушить, и я обращаюсь к солдату:

— Передай своему командиру, что я, граф дель Парда, просил поставить его пост возле этих двух колодцев и никого не подпускать к ним. Особенно с огнём. Сделаешь?

— Конечно, сьере граф!

Боец, кажется, догадался. Ну и пусть. Удивительно, как только здесь всё не взорвалось, когда горел мост... А, впрочем, понятно почему — большие крышки валяются чуть в стороне. Тушурцы закрыли ими колодцы, едва вспыхнул первый пролёт... Пора к герцогу! И чем быстрее — тем лучше!..

...Дель Саур встретил меня мрачным видом, хотя, едва я переступил порог шатра, попытался улыбнуться. Я, в противоположность ему, буквально излучал оптимизм.

— Приветствую, сьере граф!

— И вам не хворать, сьере герцог.

— Что?

Его брови сложились домиком, и я поспешил его успокоить:

— Доброе утро, сьере главнокомандующий! Как спалось? Как себя чувствуете?

Глаза Урма округляются, и он начинает подниматься со всего места, пытаясь заглянуть мне в глаза. А что глаза? Всё отлично! У нас есть нефть, у нас есть пленники, у нас даже лес есть нормальный, пусть до него и три дня пути. Железо, верёвки, камень — всё в избытке. Людей, в смысле — воинов, правда, маловато. Но то, что Кыхту полный абзац — однозначно!

— Ты чем думаешь, Атти?!

— Ого! А зачем злиться, Урм? Тем более, когда всё так удачно складывается.

— Удачно?!

Кажется, герцога сейчас разорвёт от злости, но я кладу свиток на стол и разворачиваю его:

— Прошу взглянуть, сьере главнокомандующий.

Тот буквально белеет, потом берёт себя в руки, смотрит на бумагу и... Вся злость мгновенно исчезает. Несколько мгновений разглядывания, осмысление, а потом следует вопрос:

— Откуда?!

Скромно опускаю голову:

— Я же не зря тут шастал. Полюбовался. Пощупал. Поспрашивал. Здесь роем ров. Как можно более глубокий. Думаю, роста на три. По краю ставим частокол, а если будем экономить дерево — то стенку из камня, чтобы прикрыть людей.

Веду пальцем дальше:

— Требучеты ставим в этих точках. И начинаем гвоздить. Без перерыва, без отдыха. Пусть крепкорукие меняются. Можно и, даже нужно, выделить в помощь рабов и солдат. Но стрельба должна вестись круглые сутки без перерыва. Далее... Рабам построить штурмовые башни. Демонстративно. Чтобы осаждённые думали, что мы пойдём на стены.

— А мы...

— Естественно, не пойдём. Рабы пойдут. А мы полюбуемся.

Улыбаюсь во все тридцать два зуба.

— А когда их покрошат — мы ещё добавим огоньку...

— Масла нет. Империя нас обманула.

Снова усмехаюсь:

— А нам оно и не нужно. Ту, оказывается, полно нафты.

— Нафты?

— Земляное масло. Я из него такой зажигательный состав сделаю — куда там рёсской жиже! Словом, Кыхт уже пал, хотя этого ещё не знает. Но, клянусь Высочайшим, город будет наш!

Герцог смотрит на меня тяжёлым взглядом, но клятва есть клятва. Слово произнесено. А такое — нарушать нельзя.

— Что нам нужно ещё, Атти?

— Начинать немедленно строить мост, выставить против ворот те машины, что у нас есть, и пусть сразу начинают вести огонь остатками имперского масла. Чтобы не было вылазок. Остальных рабов поделить на три части — одни должны немедленно начать ров, вторых — гнать добывать лес. Тех, что останутся — часть пусть делает глиняные кувшины, прочие добывают камень у скал.

— У нас почти сорок тысяч тушурцев...

— Скоро убавится. А что останутся — умрут на стене.

— Ты хочешь их погнать на убой?

Вся моя напускная весёлость исчезает без следа:

— Сьере Урм, вы же знаете, либо они, либо мы. Когда я был на вылазке, знаете, сколько скелетов таких вот неудачников мы обнаружили во всяких укромных местечках?

...А ещё я умалчиваю о том, что в одном овражке мы наткнулись на кучу деревянных колов, на которых повисли голые скелеты... Герцог горбится, словно его давит неимоверная тяжесть, потом глухо роняет:

— Да простит нас Высочайший...

И осеняет себя знаком анка, его символом...

...Стройка начинается практически немедленно. Герцог выходит их шатра и зычным голосом лично отдаёт распоряжения. Вся масса солдат тут же приходит в движение. Оказывается, пока я так сказать, отдыхал, Урм не сидел на месте, а следовал придуманному нами плану. В общем, как у хорошего маршала — каждый боец знает свой манёвр. Свист плетей, вопли рабов и рабынь, писк детей, скрежет металла. Всё, как полагается. Пленники в собственных халатах таскают землю и попадающиеся в ней булыжники, валят всё это в воду. Течение медленное, и то тут, то там, из-под поверхности водной глади показываются небольшие холмики, впрочем, почти сразу же скрывающиеся обратно под воду. Поток хоть и неспешный, но рыхлый грунт почти мгновенно размазывает по дну. Фиорийцы матерятся, машут без устали плетьми, просто избивают покорно принимающих побои рабов... В воду летит мусор, потом кто-то умный догадывается загнать в воду пленников, выстроив их стеной, вместо опалубки. Это, наконец, начинает приносить кое-какой результат. Во всяком случае, вскоре проявляется целая земляная коса, которую под ударами ножен и копейных древков утаптывают ногами. Потом выдирают пленников, которые стояли в воде, оттуда, поскольку почти каждого из них засыпало по пояс, и самим им не выбраться. Гонят им на смену новую партию. Медленно, но верно, насыпь растёт. Вот она уже добирается до первого из быков моста. Продолжается. С плачем, воплями, стонами и криками. Растёт. Растёт. Есть!