— ПрОклятое место, — почему-то пришло в голову Хантеру, слова эти эхом раздавались в его мозгу, казалось, перекатывались между домами, отражаясь от стен, заставляя потеть руки, сжимающие оружие.

Неожиданно на стене одного из домов Хантер увидел знакомый уже (но неожиданный здесь) символ — перевернутый крест. Бурый крест на фасаде, а на доме напротив — еще один. И дальше, на всех домах, насколько хватало взгляда.

От неожиданности Хантер невольно присел, спрятавшись за выгоревшим остовом "жигуленка" и осмотрелся. Ничего подозрительного — никакого шевеления или ощущения чьего-либо присутствия. Хантер привык доверять своей интуиции, так что "ничего" в данном случае и означало "ничего". Хантер не спеша пошел дальше, взглянув попристальнее на первый из крестов.

— Похоже на засохшую кровь... А это что у нас? — Хантер поддел кончиком ножа висящий на вбитом в расщелину кладки грубом гвозде лоскут. — Епен, это ж сердце... похоже, человеческое... порядочно оно тут провисело, если в таком состоянии... и ведь не сожрал никто...

Хантер бодрился, но ему было все больше не по себе. Ощущения чьего-либо присутствия по-прежнему не было, но идти между домов со следами сатанинских ритуалов, совершаемых безумным маньяком, было жутко даже бывалому солдату.

Следы, петлявшие примерно посередине улицы, внезапно свернули влево, в переулок. Через несколько метров переулок раздвоился — здесь следы опять шли вправо. В конце короткого проулка Хантер увидел старинные двойные ворота с надвратной церковью и по обе стороны от них — невысокую кирпичную стену, видимо какого-то старого монастыря. Стена хранила следы пуль и даже снарядов, отчетливо видимые даже под начавшим затягивать кладку бурым лишайником и плющом. Немного левее в стене зиял пролом, в котором застрял сгоревший БТР.

Довольно-таки просторная площадь перед монастырскими воротами была пуста, если не считать нескольких припаркованных у стены покореженных машин. Хантер на всякий случай не рискнул перебегать площадь напрямик, а взял левее, прячась в тени светло-зеленого облупившегося двухэтажного особнячка с эркером. Потом коротким резким броском он метнулся к стене монастыря и замер, слившись с ней.

Тишина. Осторожно обойдя подбитый БТР, Хантер подкрался к воротам, ища след человека, столь уверенно пересекавшего открытое пространство. Зияющие провалы глубоких арок ворот, заросшие густым колючим кустарником вызывали некоторые опасения, но вокруг было по-прежнему тихо.

След обнаружился на наружной кирпичной лестнице справа от ворот, которая вела на второй этаж — лестница была устроена необычно — нижний пролет выступал перпендикулярно к стене, верхний — под прямым углом к нему, вдоль стены. Железная решетка, загораживавшая проход наверху, была давно уже взломана — и Хантер осторожно прокрался наверх.

На полустершейся побелке сводчатой дверной арки сталкер увидел опять все те же два бурых перевернутых креста, и еще один — на замковом камне над дверью. Хантер толкнул дверь, которая на удивление плавно и бесшумно отворилась.

15.

Хантер бесшумной тенью скользнул внутрь надвратного храма. Внутри опять никого не было, но увиденное там удивило и уязвило сталкера. Не будучи особенно благочестивым христианином, Хантер все же с почтением относился к религиозным святыням. Здесь же он увидел не только оскверненный храм (чего он уже ожидал), но нечто другое... На побеленных стенах углем были нарисованы сцены, содержание которых с трудом укладывалось в голове — убийства, пытки, дикие оргии — и все это вперемешку, участники одних сцен являлись одновременно действующими лицами и других. Не все персонажи были людьми — тут были и животные, и какие-то черти, и вовсе непонятные бестии... Все вместе это образовывало совершенно безумную и кощунственную, особенно в таком месте, пародию на иконостас. Вместе с тем, создавший это был не лишен таланта — настолько натурально выглядели рисунки.

Неожиданно боковым зрением Хантер заметил какое-то движение чуть сзади себя — и машинально резким кувырком ушел вниз-влево, как оказалось — из-под удара топором. Топор просвистел буквально в сантиметре от плеча сталкера, разбив приклад автомата. Хантер оглянулся и увидел на фоне двери силуэт человека в каком-то балахоне, делающего второй замах топором. Сталкер отбросил автомат, сорвал с пояса охотничий тесак и метнул в противника. Тот успел уклониться, но нож, ударившись о стену, срикошетил и попал нападавшему в ногу. Человек вскрикнул, потерял равновесие и упал на бок, тщетно пытаясь встать.

— Есть Бог на свете, — промелькнуло в голове Хантера, когда он понял, что отскочивший нож перерубил сухожилие.

Взяв неизвестного за шкирку, Хантер волоком вытянул его за дверь, швырнул с лестницы и, наконец, вытянул его на площадь. Здесь Хантер с удивлением понял, что на мужчине, который, корчась от боли, лежал перед ним, нет ни противогаза, ни защитного костюма — только прорезиненная накидка с капюшоном.

— Ты убил девочку? — только и спросил Хантер.

В глазах лежащего он увидел ответ, до того, как тот выкрикнул:

— Да, я! Я! Я всех этих сук... Но я тебя не боюсь, ОН обещал мне вечную...

Удар хантеровского ботинка заставил его подавиться замолчать, по разбитым губам потекла струйка крови. Безумие и ненависть горели в глазах этого одержимого с бледным лицом, заросшим жидкой бороденкой. Он снова попытался встать. Хантер ударил еще раз, потом еще и еще. Убийца поперхнулся кровью, а Хантер опять схватил его за шиворот и потащил прочь от оскверненного храма.

Протащив извивающегося и бормочущего проклятья "Сатану" мимо монастырской стены, потом через перекресток, Хантер остановился и задумался.

— И куда я его тащу? На "Парк Культуры", чтобы сдать Твалтвадзе и другим? А зачем? Они его допросят и просто и быстро расстреляют, а он заслуживает совсем не этого...

Хантер посмотрел на свой охотничий тесак, который не забыл поднять и так и нес в руке, не осознавая этого...

...Над мертвым городом, казалось еще таял последний истошный крик, когда Хантер, пройдя мимо разрушенной Крымской эстакады, мимо сгоревших военных складов, перевернутых фур и автобусов на Зубовском бульваре, подошел к разрушенной ротонде входа на "Парк Культуры". Открыв дверь служебного входа, он спустился по грязной лестнице в машинный зал эскалатора, заваленный обломками рухнувших механизмов и кирпичом, потом постучал условным стуком в дверь шлюза. Открывшие охранники узнали его и, не сводя с Хантера глаз, молча расступились. Сталкер медленно, не глядя им в глаза, вошел в душевую, где дезактивировали защитные костюмы, машинально открыл кран и встал под струю воды. Пол окрасился свежей кровью, она ручьями стекала по костюму, по ботинкам, уходила в сливное отверстие...

16.

Хантер никому, кроме Мельникова, не рассказал о происшедшем, а полковник решил это тоже держать при себе — довольно и того, что "Сатаны" больше нет. Текущие проблемы постепенно загородили случившееся в монастыре — а спецгруппа из особо доверенных бойцов "подчистила" наверху следы. Впрочем, даже этим ребятам не сказали деталей — просто попросили смыть кресты с домов и пометить особым знаком опасности монастырский храм, не входя в него.

Вернувшись, "Кобра" рассказал о стычке, происшедшей при возвращении — группа столкнулась с отрядом "диких стервятников" — беспринципных мародеров, предпочитавших перехватывать возвращающихся с добычей из опасных рейдов сталкеров. Ожесточенный короткий бой, в котором группа "Кобры" не понесла потерь, если не считать одного раненого, окончился полным уничтожением нападавших. В стычке отличился "Стикс" — метко брошенным пустым рожком "калаша" он раскроил голову вожаку "стервятников".

— Ну-ка, ну-ка, — поинтересовался Мельников.— Что это за приемчик с рожком?

"Стикс" усмехнулся.

— У нас в учебке ротный был... Иван Иваныч Иванов ... Его Пятнадцатилетним Капитаном за глаза звали — прикинь, мужику сорок пять было, из которых он пятнадцать с гаком — в капитанах. А мужик он был непростой, очень непростой... Затрахал роту — дальше некуда. Мы только что не вешались уже, каждый день — с полной выкладкой кросс, потом стрельбы, потом опять кросс... Учебные тревоги по ночам, в обед, когда угодно... Но — все по делу, справедливый, никогда без причины не сорвется, и за своих бойцов — перед командирами горой. Если ЧП какое — разберется по-свойски, в рыло — за дело — получить вообще как нефиг делать, но комбату не сдаст... Так вот он нас всяким штукам и научил, он же еще в Афгане воевал... Ну вот и насчет магазина автоматного — тоже. Его там мужики выучили, он нам передавал. В общем, если чего путного знаю, почти все от него... А потом уволили его — он комполка морду разбил, когда узнал, что тот ворье тыловое покрывает... Жалко мужика, он только служить и мог, почему и не увольнялся, хоть ему давно и сказали "капитан, никогда ты не станешь майором". Все хотел молодняк хоть чему-то научить... Я потом уже на гражданке когда был, проведать его приехал... а мне его могилу показали... Царствие ему небесное.

17.

Хантер проснулся посреди ночи в холодном поту. Он прекрасно помнил, что ему опять снился тот вещий сон про его последний бой в Ираке, но теперь он помнил и то "что-то еще", которое его беспокоило. Он помнил весь сон — и не мог понять, только ли это ночной морок, или — что-то другое.

Этот кусок сна состоял из каких-то рваных фрагментов, в которых мелькали станции, лица... особенно запомнилось бледное незнакомое лицо совсем молодого паренька, освещенное пляшущими отблесками костра, его взгляд... еще какой-то щенок... Потом — тоннель, потом — темные силуэты, какие-то жуткие люди с черной кожей и черными глазами без белков и зрачков. И бесстрастный голос, отдающийся в голове, в всем теле — повторяющий: "Умри... Умри... Умри..."

Хантер огляделся — Ленки нигде не было.

— Неужели я во сне закричал и испугал ее? Или разбудил стонами и бормотанием?

Сталкер поднялся, разминая затекшие конечности и разгоняя обрывки ночного кошмара.

— Все равно не засну, пойду-ка чайку с ребятами хлебну...

Хантер вышел на платформу, огляделся — Лены не было видно.

— Наверное, к Наташе-поварихе ушла... Та рано встает... Ну и ладно.

На посту в тоннеле как раз скипел чайник.

— Эд, угощайся, — кто-то из ребят уже протянул Хантеру кружку. — А чего это Ленка твоя на "Арбатскую" рванула ни свет, ни заря?

— Не знаю, — Хантера охватило смутное беспокойство. — А давно она прошла?

— Да минут десять как...

— Ребята, спасибо за чай, но тогда уж в другой раз — пойду попробую ее догнать.

Хантер застегнул покрепче воротник куртки и побежал в тоннель. Когда костер скрылся за поворотом освещенного редкими "дежурными" лампочками тоннеля, Хантер подумал, что неплохо было бы прихватить с собой оружие.

— Да что тут может быть? — урезонил он сам себя. — Посты с обеих сторон, вентшахты теперь под тройной сигналкой...

Неожиданно впереди за очередным изгибом тоннеля раздался странный звук — какое-то цоканье, и секундой позже из-за поворота появилось нечто, чего в тоннеле быть в принципе не могло: лошадь, серая в яблоках, на которой без седла сидела стройная девушка. Волосы у девушки развевались, словно на ветру, хотя в тоннеле почему-то не было всегдашнего сквозняка, а лошадь шла неспешным шагом. Девушка чуть повернула голову и посмотрела на Хантера. Встретившись с ней глазами, сталкер остановился — в глазах у девушки была пустота и тьма. Всадница подняла руку и махнула ею куда-то в сторону, беззвучно что-то произнесла, потом ударила коня пятками, конь рванулся вперед, прямо на Хантера, который так и стоял неподвижно посреди тоннеля. Внезапно и девушка, и конь исчезли, а сталкер услышал удаляющиеся в сторону "Арбатской" быстрые шаги.

Рванувшись вперед, Хантер пробежал изгиб тоннеля, из-за которого появилась призрачная всадница, заметил, что какая-то тень метнулась в боковой проход — и остановился, как пораженный громом.

Раскинув руки, посреди слабо освещенного тоннеля лежала женщина. Ее одежда, пол тоннеля вокруг, стены — все было залито кровью. Уже поняв, что случилось, Хантер наклонился над женщиной. Лена смотрела в потолок широко распахнутыми неподвижными глазами, на лбу ее был нацарапан перевернутый крест, а на разрванной груди лежал клочок бумаги.

Хантер опустился на пол, взял бумажку и увидел написанные уверенной рукой слова:

"ОН обещал нам вечную жизнь. И будет так.

И вам не остановить нас. И будет так.

А кто встанет на пути нашем — потеряет самое дорогое. И будет так.".

Хантер встал на колени, закрыл мертвые глаза Лены и начал читать молитву, которую слышал еще в детстве от матери-католички:

— Если я пойду долиною смертной тени...

Вместо послесловия. Костры.

— ... дети меня иногда спрашивают — почему мы жжем костры, если есть электричество, почему рискуем пожаром, почему выжигаем драгоценный кислород... Я не знаю точного ответа, но мне кажется, что это древний рефлекс, атавизм. Когда-то огонь сделал наших пращуров людьми, согрел их в их сырых каменных пещерах... А еще — человеку надо видеть что-то... такое... Раньше мы могли смотреть на звезды, на облака, плывущие по небу, на реки, на текущую воду, на огонь, на играющих детей и животных... Это было то, на что можно было смотреть бесконечно долго. Теперь... теперь небо закрыто для нас сводами тоннелей, текущая вода для нас — опасность, с которой надо бороться... наши дети забыли, как надо играть, а животные для нас — только пища... Остался только огонь, и только эту роскошь мы пока можем себе позволить, чтобы оставаться людьми. Если когда-то наступит день, когда мы погасим последний костер — умрет надежда, останется только мрак и сырость...

— ...когда я срочку служил, у нас байка была... ну или притча такая, что ли...

Господь сотворил всех людей равными, и сказал он, что это хорошо. И любили люди друг друга, и были они все как братья. Но Диавол хотел не этого, он хотел, чтобы люди обижали друг друга, чтоб возвышались один над другим, чтоб ненавидели один другого, чтоб унижали старшие младших и сильные слабых. И тогда создал Диавол Армию... И увидел это Господь, и заплакал. И не мог Господь изменить этого, но сердце его преисполнилось печали, и захотел он помочь хотя бы немногим. И захотел он, чтобы даже в Армии было место, где люди опять стали братьями друг другу... И тогда создал Господь Спецназ...

— Странно... У нас в Корпусе тоже такая притча была... только кончалась она чуть по другому: "и создал тогда Господь всемогущий морскую пехоту"...

-... а как ты думаешь, та девушка на коне — она кто была?

— Это Ленкина душа была... Ленка мне рассказывала, она девчонкой любила у бабки в деревне верхом кататься... и конь у нее был серый в яблоках любимый... Она в душе всегда девчонкой оставалась... вот мы и встретились с ней напоследок...