— Остановитесь! Это я попросил его призвать вас! Я!..— Олден не знал, какие заклятия могут остановить демонов, но если ему удалось услышать и увидеть сущностей раньше Дорита, то, может , ему удасться и как— то договорится с ними...
-Ты попросил его?!!— щупальца замерли, подрагивая, совсем рядом с дядей, а в грозном голосе скользнуло удивление— Зачем же мы понадобились тебе,отмеченному пауком?..
— Мачеха пыталась отравить меня и теперь я хочу, чтобы она за это поплатилась. — Олден понял , что сейчас его и дядю может спасти только правда...— Дядя пообещал мне , что отдаст вам её нерождённого ребёнка...
... Но договорить Олден не успел, так как в святилище снова раздался жуткий хохот, а потом голос прогудел:
— Люди всегда обещают то, чего не могут дать, мальчик, а одной души нам слишком мало. Что ещё ты можешь нам предложить?
И в самом деле — что ? Мальчишка закусил губу — если он сейчас не даст демонам требуемое , они заберут Дорита, а может быть и его самого... Да и жив он до сих пор лишь потому, что Аркоский паук оставил на нём свою метку — во всяком случае , со слов демона получалось именно так...
— Это же так легко, малыш... — голос звучал почти весело -. Разве у твоей мачехи только один ребёнок?..
Олден замер, как громом поражённый... Так вот чего они хотят — отвергнутую отцом и нелюбимую матерью Пелми!.. Он не испытывал к малышке ненависти, но и Дорит не должен погибнуть... Лихорадочно соображая, чтобы такого сказать, чтоб не слишком навредить Пелми и в тоже время успокоить демонов, Олден , стараясь не соприкоснуться с паутиной , шагнул к попрежнему пребывающему без сознания дяде и , порывшись в его карманах и нашедши волосы Лиаты, снова вернулся в почти уничтоженный круг. К тому времени он уже придумал...
— Демоны подземелий , я отдаю вам души всех будущих детей Лиаты, а моя младшая сестра пусть никогда не выйдет замуж! — мальчишка подумал, что если все браки заключаются так, как его, то Пелми такое заклятье даже на пользу — она никогда не попадёт в лапы к похожему на Илита мужу, а нерождённых и вовсе не жаль — их же пока даже на свете нет...— И отдаю вам то, что поможет взять обещанное! — произнеся последние слова, Олден бросил колтун туда, где серая дымка клубилась особенно густо и в ответ ему почти сразу раздалось довольное урчание :
— Вот это уже лучше, хотя всё равно маловато! Но ты нам нравишься— ты умеешь понять, что нам надо! — серый туман простёрся над уничтоженным кругом ,укутав собою Олдена с ног до головы, и мальчишка почуствовал как десятки невидимых рук гладят его волосы и лицо , ощупывают плечи и спину , касаются запястий...
— Вскоре ты станешь хорошим воином и колдуном — теперь голос почти ворковал — Ты будешь щедро кормить нас, а мы будем давать тебе требуемое...— и тут вдруг по— прежнему невидимая рука щёлкнула мальчишку по носу .— А пока запомни вот что — Дорит, которого ты спас сегодня, тоже виноват перед тобою и лучше ему не знать, о чём мы с тобой говорили...
— А что он такого сделал? — Олден не мог поверить услышанному— да, в последнее время он действительно не всё рассказывал тысячнику, решив, что имеет право на свои маленькие секреты, но то что сказал демон... Дорит — его дядя , его единственный друг, его учитель — и вдруг виноват?!!
— Когда придёт время , ты сам всё узнаешь...— хихикнул голос и туман начал стремительно редеть и рассеиваться, но Олден ещё успел уловить едва слышное.— До встречи, братец...— а уже в следующий миг в святилище не осталось ни теней, ни прелого запаха, а паутина опять стала просто нарисованным углём рисунком.
... С тех пор Дорит, тренируясь на плацу , никогда не раздевался до пояса — после соприкосновения с паутиной на его спине остались глубокие ожёги, в точности повторяющие контур рисунка, и шрамы эти нельзя было сгладить никакими притираниями и мазями . Олден тоже не стремился выставлять на всеобщее обозрение свои за одну ночь изменившиеся руки , а дяде, помятуя о странном предупреждении демона, он пояснил своё нежелание снимать тельник тем, что тоже влез в паутину, когда искал в карманах Дорита волосы Лиаты... Тысячник ещё долго вспоминал этот вызов и всякий раз выпытывал племянника подробности того, что произошло после того, как он потерял сознание, но ответеты Олдена всегда оставались неизменными — демоны так и не смогли подобраться к дяде вплотную — наверное, им помешал его талисман с лабиринтом, а исчезли они после того, как Олден бросил им волосы Лиаты и повторил сказанное дядей слово в слово...
— И как только они тебя не тронули? — изумился Дорит, когда впервые услышал пояснение племянника...
-Они увидели паука...— тихо пояснил Олден и опустил глаза — он чувствовал себя неловко, так как не привык врать Дориту, но тот был слишком занят своими мыслями и необратил внимания на смущение мальчика...
— Всё уже решено, отец... "Карающим" дали на сборы три дня ...— Олден упрямо выпятил подбородок и добаваил.— С Келтеном я уже разговаривал ...
— И что же он сказал? — сердце Илита защемило от горькой досады. С тех пор, как Олден перебрался жить в казармы, жрец видел сына нечасто , а разругавшись с ним сейчас, мог уже и не увидеть его никогда, ведь он зашёл попрощаться — долго тлевшая вражда с Триполемом опять превратилась пламя войны...
— Сказал, что сожалеет о том, что я не в отряде "Доблестных". — горбун усмехнулся.— Ну и добавил, что Испи будет ждать меня столько, сколько положено, а сам он будет молится Мечнику о том, чтобы тот послал мне воинскую удачу и славу...
Илит вздохнул : мало того, что Дорит заразил Олдена тягой к воинскому ремеслу и сделал своим ординарцем , так ещё и Келтен вместо того , чтобы вразумить сына, лишь ещё больше разжигает в нём эту страсть, а он — отец , даже не представляет, как теперь разговаривать с сидящим перед ним незнакомцем. Последние несколько лет Олден рос словно на дрожжах и теперь в неполные семнаднадцать мог сойти за двадцатилетнего : даже не смотря на горб — высокий, мускулистый , широкоплечий. У него рано сломался голос, рано появился тёмный пушок над губой, а своими длинными изящными пальцами он легко мог согнуть железный гвоздь . Казалось, что такая жестокая к нему поначалу природа теперь пытается исправить свою ошибку, щедро одаривая Олдена тем, чем поначалу обделила , за исключением одного — с тех пор, как сын перерос детские мягкость и округлость черт, уже ничто не могло сгладить отпечатка , наложенного на него врождённым уродством. Лицо хоть и умное, но слишком нервное и некрасивое, во взгляде сквозит злая ирония, а у губ уже появились жестокие и горькие складки — впервые Илит заметил их полтора года назад — как раз тогда, когда Олден заявил ему , что с завтрашнего дня будет жить в казармах "Карающих". Всё равно наставники его ничему новому уже не обучат, так что от общения с отрядными алхимиками и лекарями он возьмёт гораздо больше!
— А с чего ты взял, что лучше усвоишь медицину,если будешь жить в солдатском клоповнике? — жрец сурово сдвинул брови, пытаясь показать, что разговор окончен , но Олден дёрнул плечом и сказал, глядя прямо ему в глаза:
— А здесь что мне делать? Слушать, как вы с Лиатой грызётесь?!!
— Что-о-о?!! — от такой наглой грубости Илит едва не лишился дара речи, а у губ сына внезапно проявились те самые горькие складки и он тихо добавил.— О себе я не говорю — получил в своё время от мачехи на орехи и ладно, но не позволяй Лиате бить розгами Пелми — в конце концов, она же твоя дочь!
Это замечание заставило побледнеть даже всегда холодного Илита — после выкидыша, который приключился у Лиаты на следующий день после полмолвки Олдена, она словно утратила не только часть своей красоты, но и разум . Лиата кричала, что её ребёнок жив, но его забрали мерзкие крылатые демоны, пыталась куда то бежать, рвала на себе волосы... Лекарям пришлось дежурить у её постели, кружками вливая в больную успокаивающие отвары, пока Лиата не пришла в себя. Но оправившись телесно, душевно она так до конца и не выздоровела — её характер с тех пор стал совершенно невыносимым, а хуже всего от этой перемены было малышке Пелми — мать то душила её в объятьях и истерично целовала, то вдруг хваталась за розги и служанкам с трудом удавалось забрать у разъярённой женщины истерзанную малютку. В итоге только-только научившаяся ходить Пелми стала боятся матери, как огня и , едва заслышав её голос, пыталась спрятаться в самых укромных уголках дома...
... Тем не менее, надежды Илита на здоровое потомство угасли лишь после второго выкидыша жены, случившегося ровно через год после первого — Лиата неделю провела в горячке и снова твердила что-то о демонах, а врачи лишь разводили руками и прозрачно намекали жрецу , что безумие матери может передаться будущим детям... Вот тогда то Илит взглянул на своего первенца совсем другими глазами и в его сердце, наконец, появилось место для единственного сына, но Олдена уже давно не волновало то, что думает о нём отец, а заставить его отклониться от выбранной цели было невозможно — вскоре сын всё таки перебрался в казармы и появлялся дома лишь изредка. Его визиты оставляли в душе Илита горький осадок , зато бесконечно радовали Пелми — её почему— то тянуло к старшему брату, а Олден хоть и морщился, когда сестра его теребила, никогда не отталкивал её. Вот и теперь тихонько пробравшаяся в сад малютка застыла среди кустов, ожидая , когда брат обратит на неё внимание, и стоять слишком долго ей не пришлось:
— Ну, что же ты прячешься, мышонок? — Олден встал со скамьи и малышка с радостным писком бросилась к нему, а уже через миг она завизжала от восторга , когда старший брат подкинув её высоко вверх, тут же поймал и крепко прижал к себе.
-Меня долго не будет , Пелми , но когда я вернусь, то привезу тебе подарок. Что ты хочешь?— по прежнему сидящая на руках у брата Пелми на такое предложение растерянно хлопнула тёмными глазёнками, но тут же нашлась :
— Покатай меня. Сейчас...
— Хорошо, мышонок...-Олден повернулся к отцу.— Я отвезу её к морю , а часа через два верну в целости и сохранности.
— Может, тогда и на ужин останешься?..— Илит рассеяно взглянул на теряющие лепестки розы... — Расскажешь больше о своей службе. Если же у тебя в чём нужда...
— Нет, отец. Ночевать я буду в казармах, а на снаряжение мне уже дал деньги Келтен. Вернее — впихнул... — и Олден коротко кивнув головой на прощание, направился прочь из сада. Глядя на то как тонкие ручонки обнявшей брата за шею Пелми путаются в по-прежнему непослушных, чёрных, как смоль, волосах Олдена, Илит ощутил , как его сердце сжимается от тоски -О, Единный! Почему время нельзя повернуть вспять, чтобы его теперь такой чужой и далёкий, носящий куртку "Карающих" сын снова стал прежним тихим девятилетним мальчиком, которого после похорон Алти надо было всего лишь крепко прижать к себе и шепнуть на ухо :"Ты не один, сынок... Я с тобой..." И тогда всё было бы по— другому...
... В лучах яркого солнца прибрежные скалы просто сияли белизной , а вороной, осторожно ступающий по каменистой тропке иноходец казался вырезанной из эбонита статуэткой. Олден взглянул на пеняшиеся у подножия скал волны и ещё крепче прижал к себе сидящую перед ним в седле Пелми — уже больше года прошло с тех пор, как он сам вырвал из рук Лиаты девочку и после этого случая малышка прониклась к нему самыми светлыми чувствами, а он, глядя на свою сводную сестру, чувствовал жалость и печаль , ведь Пелми и так приходилось несладко, а он её ещё и предал — демоны наверняка вывернут его слова по-своему и тогда судьбе малышки не позавидуешь... За прошедшие пять лет Олден многое понял и уже не сомневался ни в коварстве демонов, ни в том , что быстрое взросление и растущая колдовская сила, о которых он даже и не просил, даны ему не просто так — хотя все магические книги утверждали,что для потусторонних существ нет времени, терпеливо ждать назначенного часа демоны не любили ... Что же касается паука, то у горбуна с ним давно установилось нечто, вроде союза, а памятное Олдену пребывание в паучьем теле принесло горбуну не только несмываемую отметину — он ещё и перенял способность твари чувствовать скрытые душевные порывы и эмоции окружающих и с тех пор мнение Олдена о людях окончательно испортилось : человек — жадная, низменная, порочная тварь и он сам был ничем не лучше окружающих...
А ещё горбун никому не мог поведать о том, что его грызло и не давало покоя — свою первую кровь он пролил не в сражении, а во время усмирения очередного крестьянского бунта. Тяжёлые, закованные в сталь конники давили селян копытами коней и рубили длинными мечами, а деревни бунтовщиков сжигались до тла. Но перед этим пьяные от пролитой крови "Карающие" насиловали хорошеньких женщин и вешали стариков на любом , достаточно крепком суку , а Дорит, в своё время лишившийся из-за крестьянского бунта почти всего наследства, не только не сдерживал озверевших от вседозволенности ратников, но и потакал им...Что же касается Олдена, то он , едва попав в казармы, понял, что заслужить уважение большинства воинов сможет лишь в том случае, если будет более ловким , отчаянным и жестоким , чем они, а убедить "Карающих" в том, что он, несмотря на уродство, ничем не хуже их, он мог лишь в бою... Но вместо боя его ждала резня , горящая деревня и едва научившийся ходить крестьянский малыш: одетый в одну рубашонку, он ковылял прямо навстречу конникам и тянул к ним крошечные ручонки... Олден почувствовал, как его уже поднятая для удара рука задрожала — ещё миг и он опустил бы меч , но тут едущий с ним стремя в стремя Горти усмехнулся:
-Чего медлишь? Меч коротковат или руки не из того места выросли?
-Нет! — Олден понял, что если не убьёт сейчас малыша, то заработает среди воинов несмываемое, позорное клеймо труса. Уже в следующий миг, он ,сжав зубы, ударил и его меч , словно бритва, отсёк кудрявую головку... Горти усмехнулся:
— Хороший удар! Вот теперь я понимаю, что Дорит сделал тебя ординарцем не потому, что ты его племянник...
А бледный, как смерть Олден повернулся к Горти и прошипел:
— Ещё раз скажешь подобное и твоя голова слетит так же, как и его!!!— Горти только и успел, что удивлённо хлопнуть глазами, а горбун пришпорил коня и погнал рысака туда, где пламя бушевало ярче всего...
Рука Олдена слишком сильно стиснула плечо Пелми и она тихонько пискнула , а задумавшийся о своём горбун словно очнулся:
— Я сделал тебе больно?..Прости...
-Нет... — малышка прижалась к брату и ластясь к нему, точно котёнок, попросила.— Покатай меня ещё...
— Конечно же, Пелми...— и Олден направил остановившегося было коня к кудрявой роще. Грядущей войны он ждал как никто другой, ведь триполемцы — не тёмные селяне с вилами, а их "Золотые" уже не раз давали достойный отпор амэнским "Доблестным" и "Карающим"! Горбун надеялся, что столкнувшись с триполемскими воинами лицом к лицу он наконец-то сможет избавиться от стыда и доказать сам себе то , что способен не только убивать безоружных и скармливать пауку эмпатов... Возможная смерть не казалась Олдену страшной — гораздо больше его пугало то, что он, возможно, никогда больше не сможет посмотреть в глаза собственному отражению в зеркале...
