| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Однако Генеральный План трещал по всем швам. До сих пор не были готовы помещения в Романово, хотя Саня уже отвёз туда упакованные в рогожу разобранные станки. Все оба два, в комплекте. И теперь настала очередь получить свой пряник отцу Онуфрию. И Саша в некотором роде пожалел, что не отдал самый первый стан второй версии сразу в монастырь. Отработали бы все мелкие недочёты, а потом бы и за своё взялись. Так нет же, жаба придушила. Но ничего, ничего, ещё поработаем, теперь и у меня есть ученики и инструмент.
Все заинтересованные лица собрались в деревушке Лукояново, что возле одноимённой обители. Настало время смотреть на свои труды воочию. С удовлетворением он увидел, что здание построили именно так, как и требовалось — широкий шестистенок, с двумя большими срубами по краям и в середине этакая половинка избы. По бокам больших третей здания пристроили сарайки для лошадиного привода. Саня проконтролировал сборку стана и проверил его работу.
Мягко хлопал батан, громко стукали погонялки, с едва заметным шелестом сновали ремизки. Саше в этих звуках слышалась какофония будущих цехов текстильного комбината
Поставить контроль обрыва нити... ещё восемь ремизок, чтобы сделать саржевое и сатиновое переплетения... а ещё... и ещё... сменные челноки, и ещё... рычаги и коромысла, тяги и торсионный вал с эксцентриковым толкателем, сменные рейки с кулачками разного типа. Саша погрузился в экстаз и чуть не впал в грех улучшения улучшенного. Вовремя, правда, поймал себя на том, что начал уподобляться Славику. То есть, начал создавать идеальную вещь, и, попросту говоря, не сделав ничего, собрался утонуть в бесконечных усовершенствованиях. Поэтому остановил бег мысли и просто наслаждался хорошо сделанной работой. На станине красовалось выжженное клеймо "АяксЪ 1725" в овале.
— Der Teufel soll den Kerl buserieren!* — восхищённо произнёс Гейнц, — Я куплю у тебя этот инвенциум!
— Это, Гейнц, не инвенциум, а так, игры праздного ума. Вот начёт настоящей инвенции мы с тобой поговорим ближе к Рождеству. Ты хочешь по-быстрому срубить бабла и слинять? Хрена тебе. Я тебе в первый день сказал, что ты попал. Ты попал в Россию. Рупь за вход, и три за выход.
"Ты уже слишком много знаешь", — подумал Саша, — "чтобы тебя вот так просто выпускать".
__________ __________
* — перевод не приводится по цензурным соображениям.
Отец Онуфрий мысленно потирал руки и мучительно соображал, стоит ли делиться новшествами с матушкой Манефой, или же по-тихому всё подмять под себя. Несомненно, стоило подумать и о реконструкции мельницы. Александр показал, что действительно, в механике что-то такое пользительное есть.
А Сашка с Шумахером пешочком топали обратно в Александрову слободу. По едва примёрзшей слякоти начала мести скупая позёмка, завивая вокруг ног жиденькие снежные вихри. Гейнц прибавлял шагу, ноги, в его европейских модных туфлях с квадратными носами и бронзовыми пряжками, начинали мёрзнуть. Саня злорадно ухмылялся: "Здесь вам не тут, едрёна корень, это тебе не по Европам щеголять". Мысли немедля перекатилась на насущное, его сапоги тоже не шибко грели. На охоту ребята выезжали, а не на зимовку. "Надо что-то придумать", — начал уже и Саня подскуливать, — "иначе замёрзнем, как Амундсен в Антарктиде". Тулуп его, приобретённый по случаю, был уже разодран на клочки предприимчивым Гейнцем, а новый Саня так и не удосужился купить. Позёмка становилась всё плотнее, мир превращался в белёсую мешанину из снега и облаков. Начиналась первая в этом году метель.
Сане пришлось ещё раз ехать в Романово, клянчить у Ярослава деньги, заодно пожаловаться на жизнь и невыносимые условия работы. Исключительно по привычке, потому что жаловаться больше было некому.
— Это не работа, это панихида какая-то. Пипец что за дремучие люди. Всяк на свой аршин мерит, у каждого, прикинь, индивидуальный, проверенный временем! Это же вообще сводит на нет все возможности заказа деталей на стороне. То есть, если мы раму закажем у одного столяра, и скажем, что она должна быть пяти аршин в ширину, она и будет пяти аршин, только плюс-минус с небольшим. Плюс-минус четверть дюйма, с необходимостью подгонять деталь по месту рашпилем. Ничего сложнее деревянной ложки изготовить невозможно. И то, один бьёт баклуши, а второй режет. За что ни возьмись, всё не так.
— Не зря же была верста вообще и верста коломенская. Ещё Иван Четвёртый указы писал о введении единой системы мер, — ответил Слава, — гонцов по градам и весям рассылал, только не впрок это всё было. Как было, кто в лес, кто по дрова, так и осталось. Нет единого рынка, нет единой системы. С персами торгуют так, с Европой — вот этак, а где-то посредине усредняют. Оттуда и такие экзотические меры веса, как контарь. Если что, надо к своим чертежам свой аршин прикладывать.
— А гирькой — в висок, — кровожадно пошутил Саня.
Ну а любвеобильного шваба, а вместе с ним и Саню, постигла великая кручина. Дело о надругательстве над невинной девицей Калашниковой, несомненно, кончилось бы полюбовно, и свадьба бы состоялась сразу после Рождества. Только вот идиллия разрушилась в тот самый момент, когда из командировки внезапно вернулся собственной персоной Калашников, решительно прошел через ворота, едва не снеся развесистыми рогами перекладину.
Обломал оглоблю об спины любвеобильных матери с дочкой, потом ещё часа два с налитыми кровью глазами гонял жену по двору обломком жерди. Его тонкая душевная организация не выдержала столкновения с суровой тканью бытия и оскорблённая столь откровенным попранием семейных ценностей, нашла утешение в вине. Точнее говоря, он не смог смириться с потерей почти половины своей недвижимости, которая должна была бы уйти в качестве приданого к Гейнцу. Почему-то виноватым в этом он назначил бедного Шумахера, а отнюдь не свою жену, и уж, тем более, не свою дочь. Наверное, не запей горькую, купец Калашников смог бы, несколько ранее предназначенного времени, создать "Союз Михаила Архангела". Но страсть к спиртному и общие последствия алкогольных упражнений превысили его ненависть к иноземцам. Тем не менее, Шурику и Гейнцу было предложено, и отнюдь не в куртуазных выражениях, покинуть купеческое подворье немедленно. Точнее говоря, на ночь глядя, прихватив всё, что на них было. Так что скитальцы за неделю до Рождества брели в Романово как погорельцы, причём Гейнц щеголял в подшитых кожей валенках, а Саня думал, щёлкая зубами, что помрёт, не приведи господь, единственный металлург в их компании, и некому будет делать подшипники.
Глава 12
Накануне Рождества 1725 г. Зима, крестьянин торжествуя!
Судя по этим сведениям, не только большинство фабричных изделий было хуже иностранных, но некоторые из отраслей производства оставались даже совершенно недоступными для русских фабрик. "Штофцев суконных", например, на них вовсе не делали так же, как не производили кое-каких видов "лент, галунов тафтяных и лент зубчатых банберековых и тафтяных нумерных и флоретовых и других мелких цветных"; в таком же положении находилась в 1727 году и выделка "штофов золотных и серебряных, всяких штофов, бархатов венецких и флоренских атласов цветных с золотом и без золота, объярей насыпных, отласов гладких венецких, всяких цветов тафт турецких, штофцов полушелковых, полуобьярцей насыпных и черезниточных с золотом и серебром, обьярей глатких шелковых и белокосов грезетов турецких камок италианских цветных и одноцветных, а также всякаго звания товаров; а нынече из заморя, писали купцы, в вывозе не имеетца". (Лаппо-Данилевский, "Русские промышленные и торговые компании в первой половине XVIII столетия", СПб, 1899, стр. 36).
Какой россиянин не любит быстрой езды? Ветер в лицо, слёзы от ветра — из глаз, снег звонко визжит под полозьями на поворотах. Яркое зимнее солнце сияет в снежном отражении и тысячами искр слепит глаза. Красота!
— Вот мчи-и-тся тройка удала-а-я! Вдаль па-а-а-дароге столбовой! — Костя весело горланил малую дорожную песню, от избытка чувств, конечно же, отчего кучер испуганно оборачивался, а Белка начинала подвывать.
Казалось, вся Россия ждала этого момента, дождалась и тронулась в путь. Их обгоняли, они обгоняли, навстречу ехали обозы, караваны, путники одинокие и группами. Как только лёг снег, только прекратились метели, так Костя повёл караван со строевым лесом в Романово. И сам поехал, в качестве сопровождения, раз уж все планы трещали по швам. Но обещался к Рождеству, так и надо приехать вовремя. Денег, похоже, у парней уже нет, а он везёт кое-что. Толику малую, около двадцати пудов серебра и золота, не считая всякой мелочи. А чтобы довезти в целости и сохранности такое добро, требовалась охрана, вон она, едет немного впереди. Троица неразлучная, Ухо, Нос и Рыло. И с ними Костя, в расписном возке, взятом, вместе с кучером, напрокат у доброй сердцем помещицы Маниловой.
Не доезжая пары вёрст до Алабухино, Костя остановил свой авангард.
— Значьтак, орлы. Дальше я сам доеду. А вы, — он строго посмотрел на подельников, — возвращаетесь назад. Ухо — к Мурому, Рыло — к Вязникам, Нос — к Владимиру. Подберёте себе пять-семь подходящих человек, как договаривались Сроку вам три месяца, и чтобы к этому времени представили мне каждый не меньше, чем по три человека. Смелых, ловких, умелых. Вместе не собираться. В конце марта прибываете на базу, устрою смотр, какие из вас получатся бойцы невидимого фронта, и тогда не обессудьте. Порядок вы знаете — не справился — прощай навеки, здравствуй камень на шее. Вот вам денег на первое время. Поняли? Всё, до встречи, свободны.
— Слышь, Бугор, — замявшись, спросил Рыло, — ты бы рассказал, как усадьбу Троекурова подломил? А?
— Всякая крепость есть своё слабое место, — перефразируя Джеффа Питерса, сказал Костя, — говорить вам ничего не буду, потому как вы, по глупости своей, захотите повторить. А в нашем деле — повторение — не мать учения, а прямой путь на галеры. Так что, на каждое дело будем делать свой план. Всё, идите, не будите во мне зверя.
— Бывай здоров, Бугор, — чуть ли не хором сказали разбойники и развернули коней.
"Гвозди бы делать из этих людей", — ласково подумал Костя, — "им бы цены не было". Хоть оставшиеся три версты шли глухим лесом, здесь Костя подвохов не ждал. А светить свою настоящую базу было рано. Доверия нет пока к охламонам, надо бы проверить орлов на вшивость, как они среагируют на большие массы драгметаллов. И не такие люди ломались.
Его всегдашнее ожидание подвоха от любого, самого малого подарка судьбы, его вечная настороженность к бесплатному сыру и здесь взяла верх. Не бывает такого, мучительно соображал он, чтобы такие суммы выдавались по первому требованию просителя просто так. А золото — металл тяжёлый. Скольких на дно отправил — не счесть. Эти тяжкие мысли постепенно рассеялись. В конце концов, брать или не брать — поздняк метаться. Он уже взял. И теперь нечего заламывать руки и причитать, ожидая той разной степени паскудства череды неприятностей, которые идут вслед за такими сумасшедшими деньгами. Которые, как правило, совершенно непропорциональны полученным подаркам.
В конце концов, никаким самоедством люди со здоровой психикой долго заниматься не способны. Это удел неврастеников в пятом поколении, это у них хорошо получается есть себя поедом в течении дней и месяцев. Оттого у них желчный цвет лица и готовность сорваться в истерику при самом незначительном случае. Даже таком простом, как поездка на трамвае. Костино настроение вновь вернулось к праздничному, в конце концов, на улице хоть и мороз, зато солнце светит ярко, а по ветвям елей скачут снегири и клесты. Костя бы, конечно, успокоился бы сразу, если б догадался, что люди гибнут за металл оттого, что придают ему слишком много значения. А кто просто пропускает этот холодный блеск через себя, не прилипая к нему, как правило, и не несут никакой судебной ответственности. Судебной — от слова судьба. Теперь же просто предстояло всё своё богатство конвертировать в ходовую монету и материальные ресурсы.
Усадьба Романовых сразу, как прибыл Костя с обозом, превратилась в какой-то цыганский табор, во всей своей красе. Только Анна Ефимовна только ей ведомым образом в течении десяти минут навела порядок, и, что характерно, безо всякого рукоприкладства. Лес сгрузили, мужиков и лошадей определили на постой. Костя выгрузил в кладовые мёрзлую тушу сохатого, бочата с мёдом, ушата с маслом и корчаги с сыром, и особенно аккуратно перетащил в комнатёнку мешки с деньгами. Зашёл в дом, обнялся с ребятами, зашёл к деду персонально поздороваться.
Позже, уже сидя за вечерним столом со скудной постной трапезой, он пристально вглядывался в лица Славки и Сашки, пытаясь увидеть в них какие-нибудь следы изменений.
— Ты чё это, Кость?
— Так... смотрю вот на вас, насмотреться не могу. За собой последнее время никаких феноменов не замечали?
Слава пожал плечами:
— Да нет, вроде. Живём, как жили. Ты лучше расскажи, как ты там воевал, каким криминальным способом денег добыл?
— Экспроприировал экспроприаторов, как классики завещали, — ухмыльнулся Костя, — Мыш, а ну спать вали, хватит тут уши греть со взрослыми.
Мыш беспрекословно подчинился.
— Реализовал, так сказать, своё право меньшинства на реквизицию доли общественного богатства, узурпированного большинством. Ребята, ну ей-богу, не надо вам этого знать. Меньше знаете, крепче спите, я вам точно говорю. Деньги это чистые, не бойтесь. Насчёт того, что на них нет крови, божиться не буду, но я с кистенём по большой дороге не ходил. Честное пионерское.
— Ну уж нет, брателла, ты давай, выкладывай, банду сколотил уж наверное?
— Какие вы чёрствые, циничные люди.
При дрожащем свете воскового огарка Сашка никак не мог разобрать, то ли Костино лицо покраснело, то ли почернело. Обострившиеся скулы обтянуты обветренной кожей, щёки ввалились.
— Что-то ты отощал настолько, что совсем на татарина стал похож
— На калмыка, — пояснил Костя, — дед у меня калмык. Ну так вот, вместо мечты всей жизни у них — марш бросок на пятнадцать вёрст с полной выкладкой, потом какое-то непонятное рукомашество, и, главное, никак нельзя сачкануть. Гы-гы-гы.
Он торопливо ел, не разжёвывая, кашу, и продолжал свой рассказ:
— Я всё ждал, когда они меня убивать соберутся. Они же себе в голове придумали, что жисть будет у них малина, сходил, пограбил — и сразу кум королю. Бабы, выпивка и парчовые портянки. Кстати, почему у них, причём поголовно, мечта всей жизни парчовые, край — шёлковые, портянки? И обязательно, чтоб красные. Какой-то, видимо, древний архетип. М-да. Соразмерно возможностям должны быть потребности, а не так, увидел красивое и побежал хватать. Я им разъяснил их порочную логику.
Он уже бормотал, едва слышно, в полудрёме. Потом тихо всхрапнул и затих.
— Пошли, Саша, пусть человек отдохнёт.
Костя встрепенулся, покачиваясь, встал из-за стола и пробормотал:
— Спать, спать. Подарки завтра.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
