— Мне, Арквейн, можно все. И особенно мне можно остаться здесь и проследить, чтобы тебя никто не обидел. А насчет тайны отца, — я обвел рукой сенник, подразумевая, что догадался, зачем его использует Кемменамендур: для контрабанды оружием, ясен перец, — не беспокойся... Не выдам.
— Ты что, все знаешь? — Арквейн помрачнела. — Все тогда... Отец ругаться будет... А как узнал?
— Иногда я понимаю, что солнце вовсе не крутится вокруг одного меня, — сказал я чуть резче, чем хотел, потому что голова у меня уже шла кругом, — и тогда до меня начинают доходить довольно очевидные вещи.
— Это какие? — спросила Арквейн с недоверием.
— Признавайся, кого ждешь? — ответил я вопросом на вопрос. Не люблю отвечать на вопросы — больше люблю задавать вопросы, любознательность называется.
— Сюда должны прийти восемь эльдаров из Полуденной пущи. — у Арквейн в уголках рта обозначились неожиданно резкие морщины, и я даже засомневался, что правильно определил ее возраст. С эльфийками это сделать вообще сложно, но Арквейн... Нет, не больше двадцати двух — двадцати пяти лет... А Полуденная пуща, это, если не ошибаюсь, на территории Астраханского княжества. — Эти идиоты решили помочь "братьям", которых сейчас тверичи убивают. Думают, что восемь стрелков могут переломить ход войны, которая проиграна заранее...
— Знаешь, Арквейн, что-то не так с этой войной. Не все так просто. А почему эти герои сюда придут?
Девушка скривилась.
— Однажды, уже довольно давно, к нам пришли два эльдара. Они шли воевать. И они знали, что отец не откажет им в ужине и ночлеге. Даже если не разделяет их убеждений... А потом пришел Тимохин и рассказал, что одного застрелили, а второго тверичи взяли в плен, и на допросе тот признался, что отец ему помогал... Не знаю, что он наплел там им, но были какие-то письма из Твери, приезжали чины из Ярославля. Тимохин ругался, а отцу пришлось пообещать ему, что обо всех эльдарах отец теперь будет рассказывать... Я Тимохина не виню. Я так понимаю, что он за отца поручился. Поэтому отец больше не принимает гостей из Пущи. Это делаю я... И в дом эльдарам хода нет, приходится здесь их принимать...
— Это, значит, сюда эльфы приходят, а дальше о их маршруте все службы извещены? Теперь понятно, за что звание Почетного гражданина Ярославля дают!
Дальше мне пришлось уворачиваться от разъяренной Арквейн. Вне себя от ярости, что-то подвывая, девчонка обрушила на меня лавину ударов. Первые два я пропустил, но потом, за счет благородного маневра, именуемого "отскок", мне удавалось довольно долго сохранять дистанцию между нами. Все это время я пытался убедить Арквейн, кто побить меня — дурная затея, я и так готов принадлежать ей душой и телом. Оба мы вопили, оба прыгали, оба были в какой-то травяной трухе — бедлам, да и только.
Арквейн устала. Я так уже давно запыхался и дышал, как паровоз.
Промелькнула идея подпустить ее на короткую дистанцию, подловить на какой-нибудь прием из борцовского арсенала и завалить на копну сена. Дальше, что называется, по обстоятельствам... Нет, не получится. И тому несколько причин. Во-первых, меня старательно отучивали от "страховок" при бросках. Так что, брось я Арквейн, она воткнулась бы в пол сенника под самым неудобным и травмоопасным углом. Мне этого не надо. И второе. Я привык, что в рукопашной схватке, в которые я, кстати сказать, без подручных средств вроде кистеня стараюсь не вступать, мой противник меня сильнее, выше, и что самое главное, массивнее. Гномы вообще как борцы не знают себе равных. И почти любого сделают, применяя свой любимый заход в ноги. Так что близкого контакта я избегал просто по привычке. Которая, кстати, свидетельствует не в мою пользу. Но тут, как говорится, себя не переделаешь. Или переделаешь — но большим трудом... А вот припугнуть этим — могу.
— Драться плохо, целоваться — хорошо! — с неоправданным оптимизмом заявил я во время паузы, пока Арквейн потирала отбитую о мою "подставку" ногу. Но не плакала от досады и бессилия, а хмурила брови и закусывала губу. Упорная... "Подставкой" же там, где меня учили, называли встречный удар ногой по бьющей ноге противника. Вполне себе танцевальное движение. — Давай продолжим целоваться!
— Шас поцелую, не беспокойся... — эльфийка собралась, видно было, что она продумала какой-то план атаки. А это плохо. Ее, похоже, тоже учили. Два-три финта, отвлекающих внимание, и она вполне может пробить меня, учитывая, что я работаю только на оборону. Изначальный проигрыш.
— Не будет поцелуев, спалю все добро на хрен! — я выудил из кармана коробок со спичками, вытащил сразу три, приложил серными головками к коричневому шероховатому боку коробка. Одно движение — и сухое сено вспыхнет, как порох. — Это шантаж! Подлый и беспринципный. Но если ты обещаешь меня не бить, я тоже буду хорошим! А будешь драться, переведу борьбу в партер, а там уж поцелуями дело не ограничится!
— Ха! Ты не знаешь еще, как я умею головой бить, Корнеев! — прекрасно, это уже диалог! — и спички убери, дурак, спалишь все, действительно, к бениной матери.
Спички я убрал, подумав про себя, что учили Арквейн все же неплохо — стиль и любимые выражения тренера-пришлого в ее речи узнать несложно. И перенять их "в своем праве" только любимый ученик. Считай, ученица...
— Давай серьезно поговорим, Арквейн! — диалог надо налаживать и побыстрее, — я вовсе не хотел обидеть твоего отца! Тяжелый день, столько переживаний, неожиданная страсть...
— Ври, ври, да не завирайся! — тон, которым это было сказано, однозначно указывал на потепление в межличностных отношениях.
— Так что там насчет Тимохина?
— Чего-то он мутит последнее время. — окончательно перешедшая на стиль общения пришлых Арквейн была все так же очаровательна. — Не знаю, что у него там за дела с отцом, но здесь сейчас в ящиках то, что никак не должны увидеть посторонние. Нащупал ящики? Я все видела! Я здесь, чтобы исключить случайности. И еще — я хочу отговорить элдаров идти воевать с тверичами...
— А что в ящиках?
— Мне не сказали, а тебе и подавно знать нельзя. И не надо. Для твоей же безопасности. — вот так и поговорили... — Мой отец дал тебе кров ночью, ты же не отплатишь ему неблагодарностью... И еще ты говорил, что меня любишь! А это, знаешь ли, обязывает! Или врал?
Вот так. Никогда не говорите женщинам, что вы их любите. Либо под эту песню они с вас семь шкур снимут, либо еще как пострадаете. А я говорил такое? Не припомню!
— Нельзя, так нельзя... но кое-какие вопросики ты мне проясни, уж пожалуйста... Например, такие: алху не мог промахнуться из винтовки с оптикой, даже раненый, — их там с детства натаскивают... Но и ты не убита. Амулет противопульный? Прямо в куртку вшит?
— Конечно! Куртка и есть амулет. "Броник" по-элдарски. И маскирует здорово. Если не двигаться, то в лесу в двух шагах пройдут, ничего не заметят... Отец умеет делать такие вещи. А "Зеленая стена" у него получается лучше всего...
— А почему ты пошла на алху одна? Он понял бы, что на тебе амулет, дождался бы твоего приближения и напал бы с холодным оружием. Или гранату бы рванул прямо на себе!
— Да не стала бы я подходить близко! С амулетом вполне безопасно! И понять это сложно — все привыкли, что заклинания на драгоценные камни сажают. Ну, или на кость с деревом, если друиды. А тут кожа и лен с коноплей. В лесу, кстати, магия "Зеленой стены" и не чувствуется почти. Под естественный фон маскируется.
Круто. Ай да курточка! А я, идиот, свитера с крестиками покупаю! И еще кое-какие догадки уточнить надо:
— Там "сигналка" стояла? Настроенная на всех, кроме эльфов? Точнее, когда эльф заходит, она как-то по-особому реагирует? И ты решила, что кто-то из своих во фланг алху заходит? И гурок "взяли", именно потому, что они "сигналку" сорвали, а вовсе не стадо манулов вам докладывать прибежало?
Тут и отвечать не надо, понятно все. Арквейн и не стала, только завлекательно посмотрела на меня своими изумрудными глазищами. Такая вот оригинальная.
— А с тобой никто не пошел, потому что все были заняты — оружие на склад затаскивали? — и я обвел руками окружающее пространство. Надо было, конечно, молчать, не подавать виду, но... что уж теперь!
Арквейн покраснела. Смешно чистокровные эльфийки краснеют — сначала на щеках появляются маленькие пятнышки, потом они разрастаются и захватывают все лицо. У особ эмоциональных краснеют даже уши, но всегда в последнюю очередь. Вот как у дочки Кемменамендура.
— Ничего ты, Корнеев, не понимаешь! Тут у нас Гуляйполе рядом. Если не договариваться, давно бы всех перестреляли!
Понятненько — здесь все на ярославских службах густо замешано. Коты, интересно, тоже на жаловании? А спрошу-ка я про котов:
— А с котами что? Я вроде видел одного... Как они тут? Они ж, я слышал, людей на дух не переносят!
— Так ты, Петя, не человек! — ха-ха, она думает, что сказала мне комплимент. Не уверен.
— Ври, ври, да не завирайся! — повторил я за своей собеседницей ее собственную фразу.— Что Кемменамендур с кошками сделал, что они еще у него не разбежались?
Арквейн рассмеялась.
— Да ничего он такого не делал. Просто пришлые легко поверили в то, что котов-баюнов можно называть манулами. Манулы такие милые, такие пушистые, ими так удобно прикрывать свои делишки!
— Что??? Котов-баюнов? Это же легенда! Их же не существует!
Я попытался быстро вспомнить, что я знаю о котах-баюнах — уникальных полуразумных хищниках, известных по древневилларским хроникам, которые были, якобы, наделены способностью создавать "волну" — направленное магическое воздействие на врагов. И пользовались этим своим свойством для охоты. Просто зачаровывали добычу — и все. Можно есть.
— А с чего бы это им не существовать? — обиженно спросила Арквейн. — Сам подумай! Толстые, мех густой, неповоротливые, охотиться практически не умеют, но выживают! Как ты это объясняешь?
— Так манулы такие же!
— Есть между баюнами и манулами что-то общее, — согласилась эльфийка после недолгого размышления. Наверное, раньше манулы и были баюнами. И еще, мне Тимохин, когда я маленькая была, из книжки читал и заучивать заставлял... Тут Арквейн откашлялась и продекламировала, только что разве на табуретку не встала — не было табуретки:
У Лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том.
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом.
— Ты понимаешь, почему цепь золотая? Да потому что мало таких котов осталось — это раз! И золото экранирует волну — это два! А ты понимаешь, почему его на цепь, как сторожевого пса, посадили? Да потому что баюн это — охранник с магическими свойствами. И охраняет он вход в Лукоморье! Так что у пришлых в их мире они тоже были!
Да-а! Такого толкования начала известной сказки Александра Сергеевича Пушкина я еще не слышал. И не объяснишь ведь, что это фантазия автора... И сразу возникает вопрос — заповедник не манулов уже — баюнов, да под присмотром бывшего полковника, любителя Пушкина, да при том, что в сарае Кемменамендура склад оружия... Это что же в результате? Пахнет дело большой политикой, то есть для нежелательного свидетеля, вроде меня, — петлей. И еще: магический фон как они прячут? Да просто, скорее всего. Нужно только понять, Кемменамендур прячет магический фон своих амулетов за "волнами" котов-баюнов, или он прячет самих котов за магическим фоном своих амулетов? От этого много зависит. И еще неплохо бы сообразить, насколько Тимохин "отставной" полковник. А то, говорят, в некоторых "войсках" отставных не бывает...
Но помочь Арквейн отговорить самоубийц засунуть ушастые головы в петлю — дело чести.
* * *
— Ты знаешь, кто я? — Виталя встал в горделивую позу, сложив на груди руки и задрав подбородок.
— А чего тут знать? — вот делать мне нечего, беседы с этим засранцем вести. И ведь каждый раз выделывается, паясничает, все добивается чего-то. А, насколько я помню, не был он таким. Ничего не строил из себя, глупо шутить не пытался, тихо страдал в уголку — теперь-то понятно почему. Чего ж так изменился? И ведь кого-то он мне напоминает... Кого вот только?
— Не знаешь? Конечно, не знаешь! Я ведь совесть твоя, Корнеев. Сам посуди — то уменьшаюсь, то увеличиваюсь.
— И причем тут совесть?
— А совесть твоя те же характеристики имеет: когда тебе надо, она в такую норку забьется, куда не каждый таракан заползет, а когда, опять же, надо — может в тура-ящера превратиться.
— Это ты о чем? — я был как-то озадачен.
— Смарагды спер, а совесть молчит! Серебряную пулю спер — опять молчит. Стрелял в белый свет, как в копеечку, человека застрелил — снова молчит!
— Стой, стой, это какого такого человека? Ты не себя ли, часом, имеешь в виду?
— Алху я имею в виду, — поморщился Виталя, — не соскакивай с темы, Корнеев! А бинокль дешевый у гнома подрезал — так хай чуть не до небес! Это при том, что смарагды спер именно у Глоина!
— Ничего не у Глоина, смарагды княжеству принадлежат!..
— Ага! Признаешь, что спер! Рыльце-то в пушку! А отвечать за камни кто будет? Глоин будет. Да ты не парься, все не без греха! Сейчас по-другому не проживешь! И не ты украл бы, так другой кто. Да неизвестно, как распорядился бы! Брось, о будущем думай! Опасности-то тебя подстерегают немалые! Я вот что думаю, Корнеев, тебе ведь терять нечего, унеси у эльфов котенка! И за гостеприимство Кемменамендура расплатишься. Узнают нелюди проклятые, как Петра Корнеева на конюшне селить. Вырастишь кота, он к тебе привыкнет! Представь, какая защита! Чуть что, ему только "мяу" сказать, и все окостенели. Хоть одного кого заколдует, хоть взвод! И не заподозрит никто, если ты, дурила, живых свидетелей оставлять не будешь! Да я тебя знаю, ты в нужные моменты практичнее гнома становишься!
Виталя внезапно замолк, как будто пораженный неожиданной и оригинальной мыслью. Еще чуть-чуть и "эврика" закричит.
— Слушай, Корнеев! — Виталя облизал внезапно увеличившиеся, "надувшиеся" губы, — Ты счастья своего не понимаешь! Найди кота, в мешок его, и ходу! Представь, ночью выходить сможешь! И вот что... — Виталя оглянулся, как будто боялся, что его подслушают, — представь, ты показываешь кота какой-нибудь женщине, покрасивее... Она смотрит — и хоп! замирает! Все! Она твоя! Пользуйся, не хочу! Ты ж всегда о таком мечтал! Да, в конце концов, и продать баюна не проблема! хорошую деньгу сшибешь! Продашь, покупателей зачаруешь, опять продашь, но уже дороже! Давай, Корнеев, не прогадаешь! Бери кота, кота бери, дурья башка!
* * *
Я открыл глаза и сразу сплюнул — от отвращения. Вот же достал! Огляделся. Тихонько посапывала Арквейн, рядом с ней, свернувшись клубочком, спал тот самый котенок, которого я видел еще вчера вечером, на подоконнике. Первой мыслью было погладить это милое животное, но вспомнился Виталя, и я опустил руку. Нет. Не буду я котокрадом... Даже гладить не буду — а то не удержусь, схвачу и не отдам... А Виталя-то каков! Что-то чем дальше, тем больше он мне не нравится. Вот чего он, спрашивается, свои подростковые комплексы на меня вываливает? С другой стороны, учитывая его дефицит общения с противоположным полом, даже сложно вообразить, что он себе напридумывал. Любой семиклассник обзавидуется. Интересно, он когда-нибудь угомонится, или мне и дальше этот его бред выслушивать? Есть, интересно, где-нибудь специалисты по снам? Лишь бы на мошенника не налететь...
