В поисках равновесия.

Я обречённо вздохнула и спросила:

— Прямо сейчас?

— Чем раньше начнёшь, тем раньше закончишь, — жрец довольно улыбался. — Не забудь встать на колени и положить руку на сердце.

— Это ещё зачем? — нахмурилась я.

— Ближайшие десять лет тебе придётся говорить со мной почтительно, как и подобает слуге. — Я скрипнула зубами и уже подумала, а не послать ли жреца к чёрту и всё-таки попытаться удавиться на цепи. Впрочем, он выиграл. Надо уметь признавать поражение.

Я опустилась на одно колено, прижала ладонь к груди и произнесла слова клятвы с необходимыми уточнениями.

— Конечно, я не так хорошо знаю твой язык, чтобы быть уверенным в отсутствии подвоха, но вроде бы всё нормально, — сказав это, жрец снял с руки верёвочку с болтающимся на ней ключом и отомкнул замок.

Обруч со звоном упал на каменный пол, а я горько усмехнулась. Теперь на мне цепь куда прочнее.

— Иди за мной, — бросил через плечо тхаомец и зашагал куда-то по коридорам. — Ты теперь будешь моим личным телохранителем, магические способности вернутся часа через два.

— Неужели мало среди твоего народа людей, способных занимать эту должность?

— Да, с ними проблема... шаманы вражеских племён пару раз похищали их и читали мысли, таким способом узнавая мои планы. А ты, я полагаю, думаешь на непонятном для них языке. Да и если бы не та жестокая шутка, всё ещё была бы свободна.

— И всё?

— Как сказать... некоторые очень влиятельные тхаомцы берут белых в жёны, но те своенравны и непослушны. А у меня будет телохранительница-имперка. Кое-кто, недовольный моим статусом, будет очень расстроен этим.

Очень смешно. Теперь я — экзотическое животное. Но одна только мысль о том, чтобы прирезать этого паршивого жреца, заставляла болезненно морщиться. Безнадёжная ситуация.

Интересно, могу ли я связаться с Лоинартом, чтобы он меня спас или хотя бы убил? Служить врагу... лучше умереть.

— Но как тебе удалось похитить Кэйлин?

— Сколько любопытства... так и быть, расскажу. Вы, белые, слишком много готовы сделать за кусок жёлтого металла, поэтому я подкупил одного из служащих форта, и он подмешал в еду траву, ослабляющие магические способности, но не до конца — так, чтобы никто ничего не заподозрил. А потом взять принцессу наёмники сумели почти голыми руками. Служащего потом убили, чтобы он ничего не рассказал, а мага, взявшегося за выполнение столь отвратительной работы, за меня наказали вы сами. Но кровь почему-то даже не попытались смыть. Мне осталось всего-то собрать её в пузырёк. Правда, она всё равно скоро совсем испортится, так что можешь не беспокоиться: я не нарушу условия.

— Почему? — удивилась я.

— Я хоть и немолод, но всё ещё хочу жить, — ответил жрец. Интересно, а сколько ему лет? — Знаю, о чём ты подумала. Чуть больше сотни.

— Хорошо сохранился, — пробормотала я. Эттеа рассмеялся и вошёл в свои покои. На стенах висели потрясающе красивые ковры, на полу лежало несколько шкур диких животных, по углам примостились золотые статуи, а в центре стоял фонтан. Вода искрилась и переливалась всеми цветами радуги в солнечных лучах. Повсюду валялись подушечки, широкий письменный стол был застелен подробнейшей картой. Рядом стояло двое рабов с опахалами. В общем-то, довольно уютно, если отрешиться от мысли, что это комната врага.

— Что ещё ты хочешь узнать? — жрец брызнул на меня водой из фонтана. Да, помыться не помешало бы.

— Когда мне придётся уговаривать королеву оставить твои земли в покое?

— Не сейчас. Для начала тебе следует убедиться, какое это бесперспективное дело — завоёвывать Тхаомир. Посмотреть на местные эпидемии, или увидеть, что может случиться с неосторожным путником, не обратившим внимания на какой-нибудь скромный смертельно-ядовитый цветочек. И вообще, неужели Империя в том положении, чтобы терять тысячи людей в никому не нужных землях, когда у вас по всем фронтам войны? В конце концов, тхаомцы не собираются нападать.

— Это не навсегда, — заметила я.

— Нет, если Империя Солнца захватит все остальные страны, не думаю, что будет разумно объявлять ей войну. А так... никто никого не трогает, и все довольны. Сама подумай, ваша культура не предназначена для здешних людей.

— Зачем нам насаждать свою культуру? Но приносить людей в жертву — это дикость. Королева не сможет смириться с тем, что её страна соседствует с той, где это — норма.

Вдруг жрец разозлился:

— Думаешь, мне нравится убивать людей для ритуалов? Но вы не оставили нам выбора.

— Выбор всегда есть, — возразила я, посмотрев ему в глаза.

— Тогда скажи, был ли он у тебя? — жрец вдруг успокоился, даже усмехнулся. — У тебя час, чтобы привести себя в порядок. Тебе поможет Кахха, — он хлопнул в ладоши, из-за ширмы тут же выбежала молоденькая девушка в вызывающем наряде из шёлковых ленточек. Она затравленно поклонилась жрецу.

Пятясь, она засеменила к выходу, жестами намекая мне, чтобы я следовала за ней.

Мы прошлись по коридорам (и кто строит такие лабиринты?) и выбрели к здоровенной комнате с бассейном. Хорошо устроился этот жрец, даже в моём мэддорнском особняке нет такого великолепия.

Одна из служанок принесла поднос со сладостями. И почему мне уже не кажется таким ужасным служить Эттеа?

Я оборвала себя. Вот так и предают родину. И белокурый принц отошёл на задний план, стоило только поставить перед моим носом тарелку с едой. Конечно, после длительной голодовки и не так можно обрадоваться.

Хотя кого я обманываю? Марнел мне никакая не родина, я же ненастоящая Илайла. Так почему бы и не сменить лагерь на тот, где вкуснее кормят? Ням-ням.

Тем временем Кахха заботливо вымыла мои волосы, болтая что-то о том, как мне повезло, ведь я теперь так близко к самому, нет, к Самому Верховному Жрецу. То, с каким благоговением она говорила об Эттеа, заставляло тихонько посмеиваться.

Затем она нарядила меня по местному обычаю во что-то совершенно неприличное. Собственно, костюм представлял собой переплетённые цепочки и колечки, хитрым образом облегающие тело. Глянув на своё отражение в отполированной золотой пластине, я ужаснулась. Такое я бы даже на земле не рискнула надеть.

— Нужно хорошо выглядеть, если стоишь рядом с... — ага, великим и могучим. В конце концов, он всего лишь человек, пусть и крутой. Я же с ним дралась почти на равных уже в человеческом обличье. Или он специально меня отпустил, чтобы в итоге вот так поймать?

Обидно. Наконец, издевательства над моим внешним видом закончились. Я печально посмотрела на сладости. Надо это прекратить, а то толстой стану. И вообще, чревоугодие — грех вроде бы.

Мы вернулись в покои Эттеа. Он даже присвистнул, увидев меня. Я нервозно покусала губы — вот только не хватало, чтобы он стал воспринимать меня как женщину. А судя по взгляду, которым меня одарил верховный жрец...

Я мельком глянула на служанку — она завистливо насупилась. Нашла чему, хотя ей ведь не понять, что значит быть свободной.

Жрец жестом отправил её прочь, закинул ногу на ногу и поманил меня к себе:

— Нам следует заняться одним неприятным, но обязательным делом. Всё-таки я должен выполнять свои обязанности жреца. Придётся лететь в столицу, проводить очередной ритуал.

— А тебе разве это не нравится? — удивилась я.

— Это отвратительно, — жрец сжал кулаки. — Но я ничего не могу сделать с мерзавцами-жрецами, жаждущими кровавых зрелищ. Даже будучи верховным жрецом, я не могу противопоставить своё решение желанию большинства. К тому же меня во время этих ритуалов нередко пытаются убить. Постоянно нападают родители тех, кого приносят в жертву, а мои коллеги, если можно так сказать, никак этому не препятствуют. В общем, мало кому нравится моя мирная политика, наоборот, многие жаждут войн. Неужели им самим хочется увидеть сожжённые деревни, растерзанных детей, опозоренных женщин? — Эттеа швырнул попавшуюся под руку вазочку. — Ты даже не представляешь, как мне это надоело. А когда ещё и ты явилась, устроив спектакль шаману, все вообще как взбесились. Увидев в тебе демона, я решил, что убью тебя, как только представится такая возможность, но потом ты нагло явилась в мой храм, а твои люди освободили будущих жертв! Я был в таком изумлении, что не смог даже помешать, хотя, если быть откровенным, и не хотел. И тогда мне пришла в голову мысль, что убив тебя, я ничего не добьюсь.

Я слушала его монолог внимательно, больше надеясь понять, чего же хочет добиться этот странный человек. Вдруг он замолчал и встал:

— Пошли. И мне, и тебе сегодня предстоит много работы.

Жрец вышел на балкон и дважды свистнул, но по-разному. Тут же послышалось хлопанье крыльев, и на перила приземлились две огромные птицы. Эттеа легко взобрался на одну из них и указал мне на другую. Я недоверчиво посмотрела на птаху.

— Не бойся. Это всё равно что лошадь, только их всего десятка два в мире. Кусаться не будут, а переворачиваться в воздухе они и сами не умеют.

Пришлось залезть на птаху и обхватить шею. Седла, естественно, не предусматривалось.

Птичка взяла резкий старт и взвилась в воздух. Сердце ушло в пятки, дух захватило. Всё-таки летать на ком-то — совсем не то же самое, что летать самой. Оказавшись в воздухе впервые, я думала о чём угодно, но не о появившихся возможностях.

Поэтому теперь, рядом с тонкой гранью между управляемым животным и свободным падением, я сумела в полной мере насладиться полётом.

Приземлились мы на знакомую мне площадь в центре столицы. Заходящее солнце красноватыми бликами плясало на золотых украшениях жрецов, окрашивало в ярко-оранжевый огромные колонны, кругом стоявшие вокруг столицы.

Эттеа воздел руки к небу, приветствуя свой народ. Люди ответили ему воплями и топотом. Словно кожей почувствовав угрозу, я расширила восприятие и попыталась сфокусироваться на тех, кто стоял в отдалении от толпы.

На всякий случай я окружила нас магическим щитом, затем повернулась к двум людям, притаившимся в одной из ниш. Словно заметив меня и осознав, что их обнаружили, они выстрелили в верховного жреца из тяжёлых боевых луков. Я с легкостью отклонила стрелы, коротко звякнувшие о камень, и послала в нападавших заклинание, при этом не пошевелив даже пальцем. Эттеа читал традиционную речь, воздавая хвалу богам.

Ещё четверых лучников я убрала примерно таким же образом, прежде чем начались магические атаки. Не знаю, на что надеялись нападавшие, но у них не было ни одного шанса добиться цели. Какое-то топорное испепеляющее заклинание, затем что-то из чёрной магии — моя любимая техника, разрушить его не составила труда; и напоследок — изощрённое плетение, явно созданное профессионалом. Я поймала его с помощью щупа и поднесла поближе, рассматривая узор. Вот так, сходу, я не могла даже предположить, что именно оно должно сделать с жертвой.

Всё действо сводилось к мольбам о милости. Услышав его, боги должны отвратить от тхаомира беды в виде наводнений, сметающих поселения, "сухих" гроз и пожаров, ураганов и прочих стихийных бедствий. Зимние дожди уже лили в восточной части материка, но до столицы ещё не добрались. Впрочем, начало зимы здесь ожидалось со дня на день. Весь мир словно притих в ожидании бури.

Закончив речь, Эттеа отдал сигнал, чтобы выводили людей. Девушки и юноши, приготовленные к жертвоприношению, покорно поднимались по ступенькам в сопровождении нескольких жрецов. Мне пришлось убрать щит, поскольку Эттеа собирался плести заклинание призыва сущностей, как он сказал — безобидных духов погоды. Зачем "безобидным" существам нужна была человеческая кровь, он объяснить не мог, но традиция есть традиция.

Одну жертву вручили ему в руки, остальные расположились ниже по лестнице. Ещё ниже, почти на уровне толпы, расположились шаманы с пойманными животными.

Закончив плести заклинание (к этому моменту я отразила ещё две атаки), верховный жрец полоснул жертву по горлу и наклонил её над ритуальной чашей. Народ вопил так, что закладывало уши. Среди толпы я заметила и мать жертвы — она стояла с закрытым ртом и не шевелилась. Но магичкой она не была, поэтому опасения её проклятие не вызывало. Но вот она достала нож, видимо, решив совершить самоубийство и направить энергию своей души против жреца.

Я усилила своё зрение магией и вгляделась во всполохи энергии вокруг неё. Столь яркие эмоции не могут не привлекать соответствующие сущности. Подумав, что проще всего её вырубить, я запустила в неё простеньким заклинанием. Женщина, потеряв сознание, упала.

Не знаю, как отбивались остальные жрецы, впрочем, они не участвовали в создании заклинания призыва, поэтому могли потратить часть сил на собственную защиту. Рядом с некоторыми из них стояли слуги, наверняка помогавшие отражать атаки. Один раз я даже заметила, как смуглый парень отбил клинком стрелу.

Удивительный всё же народец. Сами придумали столь кровавую забаву, и сами же пытаются как-то ей помешать, когда дело доходит до их детей, а не чьих-то чужих.

Обескровленное тело покатилось вниз по ступенькам. Толпа билась в экстазе, страшно подумать, скольких в процессе этого действия затоптали там.

Солнце окончательно село. И тут Эттеа запел; загремели барабаны по периметру площади. Люди, слившиеся в единое целое, извивались в такт музыке. Даже я не удержалась, начав притоптывать, но, поймав себя, перестала.

Сложно сохранять самообладание, наблюдая за подобным. В ушах словно звучали слова жреца о том, что он делает это не по собственной воле. Только можно ли оправдать такое?

Я вспомнила, что испытала удовольствие, когда увидела жертвоприношение в столице впервые. Тогда меня переполняла эйфория, но сейчас... тошнота подступила к горлу, и я смотрела по сторонам, выглядывая новых врагов. Почему-то больше никто не стремился нападать; может быть, всё-таки поняли, что это абсолютно бесполезно?

Песню подхватили другие жрецы, а Эттеа тихо ушёл со своей позиции. Прикрывая его спину, да и свою тоже, я последовала за ним к взлётной площадке.

Мы забрались на птах и помчались прочь от столицы. Полёт больше не радовал меня — перед глазами всё ещё стояли кровавые сцены.

Когда мы приземлились на балкон, я, слезая с птицы, пошатнулась и едва не упала вниз, но жрец поймал меня за косу.

— Спасибо, — перевалившись через перила, сказала я. Жрец расхохотался.

— Знаешь, ты столько раз спасла мою шкуру за сегодняшний вечер, что всего один раз с моей стороны и не считается.

— Ты бы и сам справился, — пытаясь скрыть недоумение, ответила я.

— Находясь в состоянии транса — вряд ли. У тебя была отличная возможность позволить мне умереть, оставшись невиновной.

— Я не могу об этом даже думать, поэтому не вижу причин меня благодарить.

— Ты такая милая, малышка, — промурлыкал жрец. — А какое выражение лица у тебя было, когда мы уходили — я такого ещё не видел. Так приятно хоть у кого-то заметить подобное.

Я нахмурилась, теперь уже точно ничего не понимая. Жрец казался слегка пьяным, впрочем, в том, что на площади зажгли что-то наркотическое, я не сомневалась. Но мне почему-то оно отдалось только лёгкой тошнотой.