Замена. Последнее.

Маршал Бродерик, ехавший чуть впереди, часто оглядывался на Гровеля и его няньку, и в такие моменты под седой бородой угадывалась зарождающаяся улыбка.

Хорст, возглавлявший колонну, уже выехал за пределы города и, вдохнув полной грудью дрожащий маревом теплый воздух, съехал на обочину и остановился, показав рукой замешкавшемуся виконту Сардо продолжать движение.

С согласия короля Бродерик взял с собой полсотни оруженосцев из числа молодых дворян, ещё не получивших шпор, но уже готовых к этому. Во главе их встал Хорст, к которому за неделю пребывания в Мериде — пока готовилась скороспелая свадьба — привыкли и горожане и обретавшаяся в столице знать.

Вернувшийся из Вороньего замка Рональдо занял привычное место по левую руку маршала. А справа, на обычном месте второго телохранителя — Эмиля, сейчас гарцевал на вороном перигорце сьер Мерзен. Известный вертопрах и бретер, и при этом отчаянной смелости и великого искусства воин, неведомо какими путями прознавший о том, что Бродерик собирается навестить приграничные области, где у Мерзена нашлось какое-то неотложное дело. То ли он кого-то должен был вызвать на поединок, то ли его кто-то — из путаного рассказа было понятно лишь, что решение этого дела — вопрос родовой чести. Но, поскольку просил за него коннетабль, а отказать свату Бродерик не счел возможным — забияка временно занял место Эмиля.

Постепенно весь отряд выехал за ворота. Эльза, державшаяся за стремя Гровеля, проводила своего воспитанника за поросший бурьяном ров и здесь остановилась, неловко благословив купца на предстоящее путешествие. Хорст, наблюдавший со стороны за этой душещипательной сценой, едва не прослезился, впечатленный такой верностью и любовью. Чтобы сбросить наваждение, он вновь посмотрел в голову отряда.

Вид у колонны был внушительный. И даже замыкавший её Гровель, понукающий пятками упрямого мула, не особенно портил общее впечатление, изображая собой обязательный маленький обоз при небольшой армии.

Если бы Хорст задержался на своем месте еще на несколько мгновений, он бы, конечно, увидел, как из тех же городских ворот неспешно выехали два человека на вороных жеребцах. В одном из них бывший военачальник непременно узнал бы "третью руку" короля Хильдерика — Ле Комба, с которым его много раз сводила судьба в прежней жизни — и как союзников и как соперников. А вторым был молодой сьер, имени которого Хорст не знал, но непременно бы вспомнил, что такие длинные и тонкие носы, вынюхивающие все вокруг — наследственная черта тьенских Сорзонов, младшей ветви старой, но не очень влиятельной семьи графов Амбуаз.

Всадники остановились на дороге вне городских стен, недолго о чем-то переговаривались, а потом, дружно развернув коней, снова въехали в тень ворот.

Пропустив мимо себя основную часть отряда, Хорст присоединился к Бродерику. Он пристроился справа и сьерру Мерзену пришлось уступить ему свое место, тем более, что сам маршал, безмолвно посмотрев на новоявленного телохранителя, коротким жестом отправил сьера в голову кавалькады. Следующим жестом он определил место Рональдо в арьергарде — позади Гровеля.

Когда маршал и его "сын" остались вдвоем, Бродерик заявил:

— С этого момента принимай командование. Военным отрядом должен командовать воин, а не купец. Я скажусь больным.

— Добро, — согласился с "папашей" Хорст.

Все детали предстоящего путешествия были уже давно обсуждены и согласованы, но как это часто бывает — когда пришло время выполнять намеченный план, возникло множество обстоятельств, не учтенных никак, мешающих его исполнению. Взять хотя бы этого самого сьерра Мерзена! Был ли он "глазами" Борне при отряде? Или же в самом деле ехал на границу бросать кому-то вызов? В первом случае следовало держаться с ним осторожнее, а во втором о нем можно было забыть. А Бродерик вообще считал, что за спиной этого дворянина виднеются уши Ротсворда. В общем, сьер мешался. И с этим тоже что-то нужно было делать.

— Как молодая жена? — Спросил Бродерик. — Сильно расстроилась, узнав о твоем отъезде?

— Не знаю, — хохотнул Хорст. — Я написал ей записку. Когда вернемся, полагаю, наш друг, — он показал большим пальцем за спину, туда, где боролся с упрямым животным Гровель, — сумеет найти нужные слова, чтобы объяснить внезапное исчезновение молодожена. Не повезло девочке. Вместо череды балов и приемов, вместо бессонных ночей, полных страсти и неги, вместо красивых слов, ахов и вздохов, вместо песен менестрелей — полуразвалившееся хозяйство, одиночество, неизвестность... Не повезло. Но кобылка хороша-а-а-а! Если наше путешествие не удастся, то, можно считать, что подженился я удачно.

Бродерик понимающе хмыкнул:

— Ну-ну, сынок. Начало карьеры складывается как нужно.

— Сегодня мы должны добраться до Золле, — Хорсту надоел этот разговор, и поддерживать его он не стал. — Немножко в сторону от основной цели, но заехать нужно. Очень хочется поговорить с Намюром-старшим. Он ведь в тамошнем монастыре обитает. Места здесь спокойные, так что я возьму с собой несколько человек, попробуем поохотиться. Хильдерик, помнится, давал герцогу Лану позволение развлекаться в своих лесах. На любую дичь, за исключением серебристых лисиц, и не более четырех раз за год. Так что, если вдруг наткнемся на лесников, то это ты охотишься на землях короля.

— Давай, дело молодое, нужное и полезное. А я с... Гровелем немного поговорю.

Вскоре, когда справа по дороге, далеко за полями, наметились кроны деревьев королевского леса, от отряда отделилась группа в шесть человек, возглавляемая Хорстом. Съехав с дороги и подняв клубы пыли над землей, Хорст и подручные, коих он выбрал для этого развлечения, совершенно скрылись из вида. А когда пыль осела, охотники уже исчезли в темном лесу и ничто не напоминал.

Глава 24. Третья рука короля.

За два дня до отъезда Бродерика и его попутчиков в левом крыле королевского дворца кипела работа.

Барон Ги Ле Комб многое повидал в своей жизни. Особенно занятными были последние двадцать лет, которые пришлось прожить, возглавляя тайную службу Их Величеств. И прежний король, и нынешний — Хильдерик, ценили время и умения Ле Комба, и поэтому ему и его людям поручали только ту работу, которая требовала непростого подхода. Проверить достоверность слухов или правдивость донесения, узнать тайные связи столичных интриганов, выяснить истинные интересы посланников сопредельных королевств, а по возможности привлечь их на свою сторону — все это приходилось делать неоднократно. Но когда король поручил присмотреться к Бродерику Лану — Ги был удивлен. Ему всегда казалось, что уж кто-кто, а бессменный королевский маршал лоялен королю настолько, насколько это вообще возможно! Но удивление — удивлением, а дело — делом! И барон взялся за работу с той основательностью и дотошностью, что когда-то давно позволила ему заявить о себе как о человеке, от которого не скроется ничто.

Ле Комб никогда не позволял себе иметь такой штат помощников, который бы не смог контролировать лично, и теперь этот принцип играл против своего создателя: рук — вернее ног и ушей — катастрофически не хватало. Времени было отпущено не много, а король прямо-таки загорелся желанием выяснить всю подноготную правду последних дней жизни маршала — приходилось крутиться как зеленой ящерице на сковородке у рыбака.

Но не зря в число его помощников входили самые умелые и расторопные люди королевства — недостаток количества они восполняли качеством добываемых сведений. А сведенья были такие, что у самого Ле Комба стали закрадываться сомнения в своем здравом рассудке.

Во-первых, выяснилось довольно быстро, что, собственно, Самозванца видели очень немногие. А те, кто видел наверняка — либо сгинули на языческом алтаре вместе с Намюром, либо бесследно пропали неизвестно где. Но то, что по крупицам удалось собрать — радости не вызывало. Большинство добытых описаний оказались из разряда "я сам слышал, как однажды в углу таверны один солдат рассказывал, что лично знал того человека, который как-то раз здоровался с тем, о ком идет речь...". И если им верить, то Самозванец был высок, силен и даже мог разорвать пополам живого волка, что якобы и проделывал неоднократно, шляясь по лесам вокруг своего лагеря. Зачем ему понадобилось разрывать пополам волков — источник умалчивал, а вот другой дополнял эту историю рассказом о том, что на завтрак Самозванец съедал целого барана. Словом, был это человек исполинской силы и гигантского сложения. Однако, в отличие от "внебрачного сына маршала", был он ярким брюнетом, что подтверждали все опрошенные. Конечно, для умелого человека стать сегодня брюнетом, чтобы завтра оказаться блондином — не бог весть какая сложная задача, но зачем такой фокус мог понадобиться Самозванцу? Ле Комб благоразумно решил, что потребуются дополнительные сведения, чобы вынести правильное суждение о тождественности Самозванца и Хорста, а их нужно было ждать.

Во-вторых, свидетелей Хорстова мятежа оказалось так много, что опросить хотя бы половину — для представления четкой картины событий — оказалось невозможно. А те, кто все-таки был опрошен, врали "как очевидцы". Почти каждый всячески преувеличивал свои заслуги (некоторые дошли до того, что стали утверждать, что это они практически в одиночку подняли мятеж) и старался получить под эти сказки немного деньжат от короны. И только уличенные во лжи и припугнутые возможностью "пристрастного допроса" люди начинали говорить что-то связное. И по всему выходило, что до определенного момента этот Хорст был ровно таким же как все остальные — еще один представитель туповатого народца, что испокон веков обрабатывал землю королевства. А потом вдруг все переменилось и из ничем не выдающегося (кроме, пожалуй что размеров) юноши он в одночасье превратился в грозного победителя войск Самозванца. И по пять врагов на копье нанизывал, и проявил выдающиеся способности фехтовальщика, и на полном скаку разрубал до седла баронов Намюра, словом — о нем уже начали слагать легенды. Но Ле Комб, наученный долгим опытом, знал, что не бывает так. А вот что действительно было — так это мгновенное перерождение землекопа в вельможу: походка, интонации, словесные обороты — и это подтверждали все опрошенные. И особенно много точной информации удалось получить от де Сирра и лейтенантов, оставшихся в войсках. Они ближе всех остальных оказались к Хорсту и были в полной уверенности, что если этот человек и не являлся внебрачным сыном герцога, то уж наверняка был его человеком, специально засланным в банду Самозванца для ее разложения. Правда, никогда прежде Бродерик не использовал подобного приема и это тоже говорило за то, что история с этим Хорстом — темная. И чтобы ее "просветлить" — требовалось приложить все имеющиеся силы.

Но не только Хорст занимал мысли барона. Сам Бродерик тоже вдруг сделался не таким, каким привыкли его видеть окружающие. А лейтенант Монтро прямо заявил, что если закрыть глаза и не обращать внимание на голос, то он готов поклястся, что устами Хорста говорит сам маршал, а вот кто говорит устами маршала — бравый лейтенант терялся в догадках. Но, как говорится — "ощущения к делу не пришьешь" и Ле Комб был вынужден ждать новых фактов.

Герцог Лан во время памятного сражения на самом деле был практически из него выключен. Он только и успел подать знак о начале атаки! Стоит признать, что знак был подан именно в тот момент, когда это было нужно — не раньше и не позже. Но этим и исчерпывались заслуги маршала. Дальше все вроде бы случилось само собой! И это тоже было необычно.

А потом он самоустранился от всего, предоставив право распоряжаться в войсках барону Сирру и лейтенантам — а сам будто бы уединился с Хорстом, а наутро, даже не дожидаясь докладов от командиров летучих отрядов, высланных на поимку разбредшихся по округе мятежников, покинул лагерь. Такого за славным маршалом тоже никогда не водилось.

Недоумение вызывала и якобы случайная находка вырезанного отряда Намюра. Что делал мятежный герцог на враждебных ему землях? Почему искал спасения в противоположной от своих владений стороне королевства? Никто не мог ответить Ле Комбу. И приходилось отрывать людей от других дел, чтобы бросить на выяснение этих странностей.

Но, как бы там ни было, герцог и его "внебрачный сын" добрались до Мерида. И вот тут — новая неожиданность! Вместо того чтобы отправиться в свой замок, или на доклад к королю, эти двое во главе своего отряда едут к какому-то купцу! Пусть и очень богатому, достаточно известному, важному и нужному. Но почему? Почему к нему? Мало того, они устраивают в его доме потасовку, выкидывают со двора охрану, любезно предоставленную менялами из трех уважаемых семейств, и вроде как берут Гровеля под свою опеку. Им понадобились деньги? На что? И опять вопросы-вопросы-вопросы. А ответы неизвестны.

Про Гровеля же известно, что он торговал лошадьми. Имел кое-какие дела с коннетаблем Борне, периодически предоставлял вельможе деньги и имел на этом знакомстве неплохие доходы. Но накануне известных событий он был на грани разорения — это показали многие из купеческого сословия. По их словам выходило, что все свои немалые средства, да и не только свои, а еще и занятые у тех же менял, Гровель вложил в одну единственную операцию, в которой очень рассчитывал на помощь коннетабля. Но Борне предпочел использовать алчность купца в своих интересах и элементарно обманул беднягу, посулив то, что не могло свершиться ни при каких обстоятельствах. Но это знал Борне и этого не знал Гровель. И потому поверил своему старому компаньону. Цены на лошадей взлетели до небес! В результате Борне должен был обогатиться, а Гровель пойти по миру, но...

Дальнейшее опять вызывало оторопь. Купец каким-то образом убедил Ротсвордов, Сальвиари и Езефа предоставить новый займ, да так убедил, что менялы вытрясли деньги из всех, кто им был должен — только бы угодить Гровелю. А на следующий день и появились в Мериде Бродерик и Хорст. И направились не куда-нибудь, а прямехонько к обладателю самых больших капиталов в стране. Что это? Очередное совпадение или чей-то далекоидущий план? Еще через день они вытрясли из Борне все, что он смог заработать на сделке с Гровелем, но этого им показалось мало и дочь Борне дала согласие выйти замуж за Хорста. Другой бы, менее сведущий, сказал бы, что здесь наверняка замешаны любовные чары, но Ле Комб заподозрил заговорщиков (да-да, именно заговорщиков, ибо в том, что зреет какой-то заговор, он уже не сомневался — странности вокруг этих трех людей громоздились одна на другую) в том, что им просто понадобился заложник. В знак того, что Борне не нарушит их планов. Значит, следовало приглядеться к коннетаблю пристальней.

А потом они убедили короля отказаться от невесты — дочки Борне. Было ли правдой ее бесплодие — конечно, следовало разобраться, только вот король как-то уж легко согласился уступить свою невесту другому. В дела короля соваться не следовало, и Ле Комб остановил дальнейшее расследование в этом направлении.

И теперь вся эта компания собралась в некое непонятное путешествие на восточную границу? Зачем?? Этот вопрос сопровождал любое действие троицы, ведь система в их действиях отсутствовала совершенно, и непонятно было, что они выкинут на следующий день?