И стали они...-1: Как спасти царевну

— Агафон!!! — воскликнул он, разглядев, наконец, лицо того, кто возвращался. — Как я рад, что это ты!

— А уж я-то... — прошамкал разбитыми губами чародей и поднял меч. — Смотри, похоже, это твой!

— Я уже разглядел! — горячо подтвердил царевич. — Руби скорее цепи — ключ не нужен!

— Точно!..

Несколько осторожных взмахов, оставивших Иванушку лишь с несколькими новыми прорехами в костюме — и пленник был на свободе.

— Молодец, Агафон! — Иван хотел хлопнуть мага по плечу, но подумал о только что завершившейся схватке, заключавшейся главным образом в избиении мага, и воздержался. — Куда теперь?

— Вниз, — кивнул он на зияющий тусклым светом квадрат в полу.

И друзья — Иван с мечом наголо в авангарде — бросились к нему.

Заглянув в люк, первое, что увидел царевич, была беда, гигантскими скачками поднимающаяся по отчаянно раскачивающейся и вопиющей на разные деревянные голоса от такого обращения древней, как сама башня, лестнице.

Не задумываясь, он моментально перерубил бревна-крепления в радиусе досягаемости руки с мечом, вместе со ступенями, и с угрюмым удовлетворением пронаблюдал, как вся деревянная конструкция, облегченно проскрипев, медленно обрушилась вниз, унося с собой умрунов.

Потом лукоморец поднялся на ноги и посмотрел на Агафона.

Под размазанными по всему лицу крови и грязи он, наверное, стал еще бледнее.

— Все, — виновато пожал Иван плечами. — Лестницы больше нет. Что у тебя по плану на этот случай?

Чародей стал похож на сорванный с клумбы цветок.

Не меньше недели назад, мысленно уточнил Иванушка.

Ссутулившийся, с потухшим, как огонек свечи на ветру, взглядом, он бессильно опустился на холодный каменный пол.

— Что-что... Сидеть и ждать, пока не прилетит беда и не снимет нас... меня, по крайней мере, отсюда...

— Кхм... — Иванушка чувствовал, что не может осуждать чародея за так скоротечно завершившуюся операцию по их спасению — частично потому, что осуждение изначально было чуждой для него территорией, частично — потому, что дельные мысли обходили и его собственную голову стороной.

— Извини.

— Да ладно... Ты попытался. И у тебя почти получилось. Когда они прилетят — мы... я буду сражаться до последней капли крови.

— И я!

— Кстати, ты не спрашивал у деда, что ему от меня надо?

— Нет. Зато я узнал, что ему надо от меня.

— И что же?

— Тоже потом объясню... Если живы будем...

— Послушай, Агафон... — подозрительно покосился на него Иванушка. — Ничего личного, конечно, но чем это так пахнет?

— Пах... Кабуча! Я же нес тебе колбасу! А это проклятый капитан так меня пнул под самые огурцы, что у меня, наверное, весь сыр в лепешку!..

— Здорово! Значит, будем есть сырные лепешки!

— На, держи... — чародей сгрузил перед царевичем содержимое своих карманов и спасшее ему жизнь колбасное ожерелье. — Это все тебе. Я уже обожрался, и у меня аппетита нет.

— Думаешь, у меня он ешть... — прошамкал Иван набитым ртом. — Агафон, пошмотри... По-моему, шветлее штало... Шкоро рашшnbsp;вет, што ли?

— Рашш... рассвет? Да рано, вроде...

Маг приподнялся и осторожно подкрался к лишившемуся парапета краю башни.

— Это пожар! — весело обернулся он к Ивану. — Смотри! Замок горит! На пятом этаже! Я узнал! Я оставил светильник на кипе бумаги, а сквозняк от разбитого окна его, наверное, перевернул!..

— Что там? Тюрьма?

— Библиотека!

— Библиотека... — в голосе царевича прозвучала такая боль, как будто в огне оказалась его рука. — Какая жалость...

— М-да... Жалко, вообще-то, — передумал радоваться после короткого раздумья и Агафон. — Но, с другой стороны, стало светлее, и у них появилось, чем заняться, кроме нас.

— Светлее, — подтвердил угрюмо Иван. — И нас лучше видно...

— Т-с-с-!.. Слышишь? — Агафон подскочил и впился в плечо друга. — Летят! Ну, сейчас они у меня получат сюрпризик-другой!

— Что ты сделаешь? — занял выжидательную стойку с мечом наготове царевич.

— Сам не знаю. Но хоть что-то ведь все равно получится!.. — и с этими словами маг поднял руки, скрючил пальцы, сжал губы и прищурился — то ли целясь, то ли вспоминая слова.

— Они должны быть где-то здесь!..

— Они не могут быть здесь!..

— Я ворсом чувствую! Они должны быть на крыше!..

— Пленных не держат на крышах!..

— Много ты знаешь о пленных!..

— Много ты знаешь о крышах!..

— СТАРИК!!!

— МАСДАЙ!!!

— Они здесь!

— Я же говорил!

— Нет, это я говорил!

— Сюда!!!

— Скорей!!!

Как свалившись с неба, чуть не накрыв не верящих своим глазам и ушам Агафона и Ивана, на крышу хлопнулся, шмякнув мстительно о камень дедом Зимарем ("Нет, это Я говорил!") старый верный Масдай.

Не говоря ни слова, друзья заскочили на него и, не сговариваясь, в один голос крикнули:

— Вперед!

— Назад!

— Вверх!

— Куда-куда? — ковер завис в полуметре от крыши.

— СКОРЕЙ!!! — проревели беглецы, ибо на темном небе появились, остались и стали расти два черных пятна.

— Куда летим? — на это раз и в голосе ковра засквозила паника.

— Вперед!!!

Масдай сорвался с места, опрокинув, но, к счастью, не потеряв пассажиров...

Взмыть в небо ему не позволили два ковра со светящимися даже в темноте матовой белизной костями. Они пристроились и пошли параллельными курсами с Масдаем — один справа, второй сверху.

— Садитесь! Вы окружены! — рявкнул с правого гнусавый голос.

— ............!!! — дед Зимарь обнаружил знание еще одного пласта народного фольклора.

— Ах, так!!! — опешил голос. — Шестой!

— Я!

— Сближаемся!!!

Маневр был прост и проверен временем. Два ковра налетают на третий, сажая его, или сметая с него пассажиров, если их жертва окажется несговорчива или неповоротлива.

Вся четверка была обречена.

Но Масдай увидел выход.

Хотя это был, скорее, вход.

Или, еще точнее, окно.

Окно одной из восьми внешних угловых башен замка, той, которую боярин Парадоксов и его наследник назвали бы замысловато, вроде "Центр управления полетами и операциями", или "Диспетчерская", или "Оперативный штаб", а хозяева замка всегда называли просто "Паук".

Крыша-конус Паука держалась на восьми тонких простенках — остальное пространство занимали громадные окна, позволяющие видеть на много километров вокруг. На еще больше количество километров вокруг позволяли видеть магические предметы, собранные в ней.

— Держитесь, не вставайте!!! — прогудел Масдай прямо в уши и без того лежащих пластом пассажиров и взял курс на Паука.

Увидев стремительно приближающиеся к нему вражеские ковры, он сделал обманный маневр вверх, ковры — за ним... Но за мгновение перед тем, как они сомкнулись бы над ним, он резко ушел в пике, нырнув, брызнув стеклами, прямо в огромную, от стены до стены, самую верхнюю комнату колдовской башни.

Ковры умрунов со всего маху встретились с крышей.

А через пару секунд — с землей.

А в это время Масдай метался по начинавшей казаться бесконечной комнате-лаборатории, круша, роняя и переворачивая все вокруг.

— Свет! Дайте свет!!! — не выдержал, наконец, он. — Я не вижу выход!

Не задумываясь о том, что он делает, Агафон, не вставая с ковра, поднял руку и щелкнул пальцами.

Взвился ослепительный фонтан желтых искр, моментально осветивший всю мерзость свежепричиненного разрушения, и Масдай, вопя: "Уберите огонь!!! Уберите, кому говорят!!!", выбил еще одно окно и вырвался в ночь.

Оставляя за спиной еще один пожар.

Отлетев на безопасное расстояние — то есть, расстояние, с которого были не слышны взрывы в Пауке и почти не видно вырывающееся как струя из пожарной кишки пламя, ковер снизил скорость, люди сели и смогли перевести дух и оглядеться.

— Ох, хвост-чешуя! — только и смог выговорить дед Зимарь, вытряхивая из длинных седых волос и бороды осколки стекла.

— Масдай, ты — чудо! — от всей души чмокнул Иванушка ковер в пыльную спину.

— Я жив?.. Скажите мне, я точно жив?.. — слабым голосом проговорил Агафон и провел по лицу, стирая стекавший со лба в глаза пот.

Левой рукой.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!.. О-о-о-о-о-о-о!!!!!.. У-у-у-у-у-у-у!!!!!..

Окрестности огласились нечеловеческими воплями чародея.

— Агафон, ты что?

— Что с тобой, милок?

— Глаза-а-а-а-а!!!.. Ой, не могу-у-у-у-у!!!. Глаза дерет!!!

— Да что произошло?!..

— Перец!!!

— Какой перец?

— Красный!!!

— Да какой красный?..

— И это потом объясню!!!.. О-о-о-о-о!!!.. Воды-ы-ы-ы-ы!!!.. Помираю-у-у-у-у!!!..

Доложить царю о происшедшем ночью решился бы только Чернослов, но его не было.

Утром Костей, узнав о беглецах, разрушениях и потерях в живой и неживой силе и потерянном времени, пришел в ярость.

Стали жертвами царской истерики и полегли под его нелегкой дланью генерал Кукуй и советник Зюгма — протеже Чернослова, стражники, стоявшие в ту ночь на часах у библиотеки, начальник дворцового караула и — неизвестно зачем — шеф-повар.

Воспринимая гнев хозяина, самоцвет на его груди горел, переливаясь, тяжелым рубиновым огнем.

— А выследить при помощи всевидящего блюда вы не...— первый раз за день робко решился внести предложение свежепроизведенный генерал Кирдык, и тут же втянул голову в плечи, вспомнив некстати о печальной судьбе своего предшественника.

— Ты думаешь, ты один тут такой умный? — злобно оборвал его Костей. — Все погибло в башне! Все! Все! Все!!!..

— А, может, послать в погоню лихо?.. — генерал был не из тех, кто так легко отказывается от умной идеи, нечаянно попавшей в его голову, раз уж после первой попытки она все еще оставалась на своем месте.

Царь взорвался проклятиями:

— Идиоты!!! Трусы!!! Предатели!!! В Пауке сгорели все наши запасы!!! Сейчас каждый умрун на счету, каждая паршивая собака!!! И каждый драный ковер!!! Всех изничтожу!!!.. Всех! Всех! Всех!!!..

— Так точно! Есть! Будет исполнено! — перепуганный вусмерть генерал вытянулся по струнке и стал есть глазами начальство. — Слушаюсь! Беспрекословно! Всенепременно! Повину!..

— Замолчи, дурак! — Костей раздраженно махнул рукой в сторону Кирдыка, Камень вспыхнул, и генерал остался стоять с выпученными глазами, открывая беззвучно рот.

— Стоп, — Костей, уже не обращая внимания на Кирдыка, продолжил разговор с самим собой. Где еще в его царстве возьмешь умного человека? — А, может, послать за ними... Хотя, нет... Она тоже нужна здесь.

И он вперился буравящим насквозь безумным взглядом в генерала:

— Будь настороже двадцать четыре... нет, сорок восемь часов в сутки, Кирдык, если не хочешь последовать за своим бывшим командиром. Не спускай глаз. У них нет другого выхода. Им нужен я. И они вернутся.

Не известно, как насчет деда Зимаря и Иванушки, но Агафону царь Костей был не нужен.

Ему было не нужно никого и ничего, кроме большого количества холодной воды.

Но и его не было, и пришлось бедному магу прострадать до утра, а потом еще несколько часов, пока Масдай не заметил тоненький ручеек среди камней и не объявил привал.

И когда чародей привел, наконец, в порядок свои многострадальные очи, а дед Зимарь набрал последних в сезоне, по его словам, грибов и насадил их на прутики жарить на разведенном Иванушкой костре, смогли они с ковром приступить с чувством, с толком, с расстановкой к объяснению своего необъяснимого с первого взгляда появление в ночи.

Все было предельно просто.

Двое гвардейцев из самой первой виденной Иваном и Агафоном беды получили приказ найти большой ковер своих жертв и выполнили его.

К своим они присоединились только в пещере, где на следующий день после сражения в горах готовились отбыть в столицу царства Костей умруны с пленниками. Тут же, не дав сойти с трофейного ковра, лейтенант Орел дал им еще одного умруна и приказал вернуться в ту деревню, где был оставлен на попечение крестьянина дед Зимарь, чтобы забрать его и передать и ковер, и старика лично ему, Орлу.

В полубессознательном состоянии хозяин вытащил старика во двор и передал с рук на руки умрунам.

Но случилось непредвиденное — или ожидаемое, для кого как: дед, только почуяв ненавистный запах, сразу выздоровел.

Разметав клочки умрунов по двору, Зимарь (правда, приняв человеческий облик) накинулся на хозяина и стал спрашивать, где чародей и лукоморский царевич.

И тут в разговор вступил висевший рядом на заборе Масдай.

Как ни торопились, к замку Костея они смогли долететь только глубоко за полночь. Остальное оказалось делом техники: волшебный ковер с возрастом и опытом Масдая мог чувствовать присутствие хозяина в радиусе ста метров, если провел с ним до этого хотя бы месяц.

Окончание этой истории приятели знали.

— Кушать-угощаться подано, баре-бояре, — как раз признал и готовность своего лесного блюда дед Зимарь.

— А ты точно знаешь, что эти грибы съедобные? — уже истекая слюной от одного запаха, облизнулся волшебник, радостно потер руки и выбрал прут с грибами покрупнее.

— Ты ешь, ешь, — ласково улыбнулся ему старик. — Заодно и проверим.

Агафон скроил кислую мину, но потом усмехнулся и принялся за еду:

— После замка Костея мне уже ничего не страшно. Даже мухоморы.

— Кстати, ты нам хотел объяснить три вещи, — к слову вспомнил Иванушка.

— Хотел — объясню, — безрадостно вздохнув, не стал отпираться маг. — Если после ваших грибов жив останусь...

История Агафона проливала свет на многое, но отнюдь не на все. Иванушку же она возмутила до глубины его бездонной лукоморской души, и если бы не поиски его дражайшей супруги, он бы, не задумываясь, повернул и бросился обратно — наводить порядок и восстанавливать справедливость в царстве Костей. Но печальная своей неизвестностью судьба Серафимы ранила его больше, чем угрюмое зло Костея, и он, стиснув зубы и пообещав себе непременно вернуться к этой проблеме позже, с огнем и мечом, дал команду трогаться в путь.

Друзья затоптали костер, погрузились на Масдая и тронулись в путь, к своей цели — Красной Горной стране, малонаселенной и еще меньше изученной иностранцами стране рудокопов.

Велика ли была территория этой страны или мала, не знал никто, и в первую очередь сами ее обитатели — атланы. Города их, выросшие вокруг шахт, были разбросаны в основном в предгорьях. Там добывалась железная и медная руда, туда вели караванные пути — посуху и по реке, приносившие в страну продукты, ткани и прочие товары, бывшие редкостью в стране, и уносившие прекрасные изделия из металлов и просто болванки. Вся жизнь кипела и развивалась только там. Горы для шахтеров были загадкой, тайной, легендой, покрытой не столько мраком, сколько редкой растительностью, горными козами и орлиными гнездами и рассказанной на ночь неудачниками, которым не нашлось места в шахте по возрасту или инвалидности — охотниками.

Но даже охотники, которых им удавалось разыскать и расспросить о логове Змея, смотрели на них как на больных.

Или на покойников.

Или даже на больных покойников — со страхом, жалостью и желанием отойти подальше как можно скорее.