Завидев прокуратора, голые солдаты попытались было встать со стола, однако Мартин жестом приказал им оставаться на своих местах и захлопнул перед ними дверь. Затем он повернулся к дочери, склонился над ней.
— Ты это заслужила сама, — вместо приветствия сказал Мартин.
Мора часто-часто закивала. Она принялась тыльными сторонами ладоней убирать сперму с лица. От этого отец скривился, достал из наплечного кармана красный платок и протянул дочери. Однако Мора отказалась от его подарка. Когда охранники старика не насиловали её, она представляла, как дверь распахнется, появится папа и освободит дочку. Она не сразу поняла, что старик не отдал бы её своим людям, если бы не заручился поддержкой сына.
— Мора, я никогда тебя не понимал, — сказал Мартин. — Ты же прекрасно знаешь, какими возможностями обладала! Дочь самой богатой и влиятельной семьи во всем Мезармоуте. Сам Безымянный Король брал у нас деньги. Ты могла стать консулом, прокуратором или же посвятить жизнь семье. Прокол смог бы тебя обеспечить, если бы внезапно я умер. Единственное условие, которое тебе поставили — выйти замуж за Корвина или Кирвина. Но ведь никто не заставлял тебя заниматься с ними сексом! Простая формальность.
— Я не буду женой братьев.
— Дура! — Лицо Мартина испугало Мору. Это был не тот любящий отец, который делал ей подарки. — Марциалы существуют вот уже много каганамов! И ты прекрасно понимаешь, что закон для семьи превыше всего. А он гласит, что женщины в нашем роду обязаны рожать от братьев, отцов или дедов. И не тебе этот закон рушить, девочка!
Мартин вытер потный лоб платком.
— И зачем ты пошла на пир к Ноксам? — не унимался он. — Ты в своем уме? Мало того, что поставила на кон собственную жизнь, так еще испоганила честь семьи! Почему ты выбрала именно Ноксов? Наших самых клятых врагов, дагулы их дери! Почему нельзя было поговорить с Акифом Дахма, например?
— Дуа обижена только на тебя, — прошептала Мора.
Звонкая пощечина Мартина оборвала её речь. Мора с достоинством взглянула в глаза отца.
— Ты можешь бить меня сколько хочешь, — сказала она. — Я не боюсь смерти.
— Я всегда разрешал тебе находиться в библиотеке. Разрешал выбирать любую книгу и читать её. Мне казалось, ты поймешь, что все эти дагулы, боги, полубоги и духи — всего лишь плод чей-то фантазии. Мора, оглянись! Никаких высших сил нет. Смогут ли боги заставить солдат, находящихся за этой дверью, перестать тебя трахать? После смерти ничего не будет. Чернота. Прах!
Мора замолчала. Ей казалось, что сейчас весь мир тяжелой ношей лежал у неё на плечах. И она молилась о том, чтобы поскорее хребет сломался от нагрузки.
— Твоя мать не находит себе покоя. Плачет целыми днями и просит, чтобы тебя отпустили. Вчера сама порывалась спуститься сюда. Но я запретил. Сегодня важное мероприятие — в Юменту приходит Безымянный Король. Все члены семьи Марциал покинут особняк со своей армией и...
— Зачем ты мне это говоришь? — перебила Мора.
— Я пытаюсь дать тебе понять, что своим необдуманным поступком ты лишилась матери, отца, деда, братьев и сестру. Ради чего? Чтобы оказаться здесь? Сколько мужчин уже побывали в тебе? Заставляли ли они тебя глотать свое семя?
— Прекрати.
— Мне вчера доложили, что ты ела экскременты одного из солдат. До чего же ты опустилась, дочка!
— Прекрати! — крикнула Мора, собрав всю волю в кулак.
В спертом воздухе повисла звенящая тишина. Затем дверь, за которой пировали охранники, отворилась, показалась голова солдата. Мартин поднялся, подозвал воина к себе. Он какое-то время стоял над Морой, изучая её, словно хотел запомнить именно такой — сломленной и отчаявшейся.
— Когда наиграетесь с ней, — сказал он солдату, — убейте её. Только сделайте это медленно. Хочу, чтобы она мучилась.
С этими словами Мартин Марциал вышел из комнаты, гремя панцирными доспехами.
Глава шестнадцатая. Безымянный Король
Юмента, подземная колонна перехода
В тесном пространстве колонны каждый звук казался оглушительно громким. Доспехи палангаев позвякивали в такт шагам, скрипели сотни сапог, звенели маленькие цепи на панцирях. Солдаты шли молча, изредка оглядываясь на меня. Я чувствовал, что они гордились тем, как близко находились к своему правителю. Порой мисмары подходили ко мне и как бы невзначай касались пальцами моего доспеха. Я же делал вид, что ничего не замечаю. Старейшина Димир еще в Венерандуме предложил мне паланкин, дабы я мог отдохнуть перед выступлением в Юменте. Однако я отказался. Хотелось побыть в окружении простых солдат.
Широкая лестница круто уходила вниз. Казалось, ноги сами несли со ступеньки на ступеньку. Порой, чтобы справиться со скукой, я разглядывал рисунки на стенах. Древние мастера постарались на славу: каждая сцена была искусно вырезана в черном граните. Герои древности, мускулистые и высокие, боролись с монстрами из-за стены; циклопичные чудовища, по сравнению с которыми обычные люди казались маленькими хунфусе, вылезали из шахт подземного города и нападали на мирных жителей; в конце каждой сцены появлялись добрые боги, контуры которых обводили желтой краской, и прекрасные в своей идеальной красоте девушки-спутницы.
— Рисунки прекрасны, — сказал идущий рядом со мной мастер Гуфран.
В отличие от большинства мисмаров и кудбирионов он был в легком золотом панцирном доспехе. Оставалось загадкой, как он в таком одеянии не окоченел от морозов в Верхнем Городе. Хотя, скорее всего, мастер успел сменить доспех уже в подземной колонне, ожидая моего прибытия. Я оглядел себя. Со стороны черный шипастый панцирь выглядел впечатляюще: его сделали лучшие кузнецы, когда мне исполнилось двадцать пять лет. Однако в нем я себя чувствовал, словно лепешка в печи. От жары спина взмокла, мутные капли пота скатывались с бровей. Приходилось постоянно подзывать служек старейшин, чтобы те платками протирали лицо. Доспех я сменю лишь в Юменте.
— Да, рисунки хороши, — сказал я и вымучил жалкую улыбку.
Мастер обвел рукой стены:
— Это опасное место, Владыка, если вдуматься. Бесспорно прекрасное, но крайне грозное. Еще в работах Валента Грациана говорилось о том, что колонна является главным стратегическим местом в любой городской войне. Вы не подумайте, Ваше Высочество, что я поучаю вас. Вовсе нет. Просто когда я спускаюсь по этим гранитным ступеням, то чувствую себя некомфортно.
Я оглядел идущих рядом со мной солдат, но ни один из них не смотрел ни на меня, ни на мастера, предпочитая делать вид, что они ничего не слышат и не понимают.
— Тебе не о чем беспокоиться, Гуфран. Именно потому, что знатные прокураторы могут попытаться захватить власть в Нижнем Городе, я держу большую часть солдат возле колонны. Знаешь, пора с ней что-то делать. Я обсуждал с инженерами возможность построить еще переход в Юменту, однако ни чем дельным наши разговоры не закончились. После того, как Тиберий вернется из ледяной пустыни, я попробую переделать колонну.
Брови Гуфрана поползли вверх.
— Переделать? — тупо повторил он.
Я кивнул.
— Хочу попробовать на нижних ярусах сделать дыру в гранитной стене и отстроить новый проход. Все-таки в Юменте сейчас неспокойно...
— Вы не доверяете своим людям? — прошептал мастер Гуфран. На этот раз некоторые из палангаев взглянули с опаской на нас.
— Разумеется, доверяю. Однако я не глупец. Уже сейчас колонна не вмещает всю мою армию, а что будет потом? К тому же, если предположить, что врагу каким-то неведомым образом удастся занять вход в колонну, то мои солдаты окажутся в ловушке. Нельзя полагаться на удачу.
— Мудрые слова, Владыка, — сказал Гуфран и чуть склонил голову.
Я лишь хмыкнул. Внутри колонны царил полумрак, так как металлические светильники с жар-камнями стояли лишь через тридцать ступенек друг от друга. Надо не забыть напомнить Димиру, чтобы в подземном переходе демортиуусы полностью избавились от тьмы. Во-первых, сумрак давил на нервы и не позволял сосредоточиться. Во-вторых, из-за него воздух был сырой.
— Как думаешь, мастер: нам удастся поймать всех вероотступников? — спросил я.
Гуфран нахмурился, пожевал губами.
— Если ересь, словно зловоние, исходит от знатных юментских прокураторов, то вам придется повозиться, Ваше Высочество, — сказал он. — Все-таки у них есть небольшая армия, которая...
— Которая сдастся, если уничтожить Марциалов, Дуа и Дахма одновременно, — перебил я.
Один из палангаев поскользнулся на сырых ступеньках, но братья ему сразу же помогли. Я сделал вид, что ничего не заметил. А вот мастер Гуфран покачал головой.
— Владыка, вы позволите дать совет? — спросил он.
Я махнул рукой.
— Говори.
— Вы щадите солдат. Их необходимо заставлять больше тренироваться. А еще лучше раз в год устраивать бои до смерти между группами. Они забывают вкус крови. Становятся слишком слабыми.
— Предлагаешь сделать из палангаев новых демортиуусов?
Мастер Гуфран содрогнулся, словно по спине провели холодным лезвием, взгляд опустился на гранитные ступени.
— Нет. Я не это имел в виду, — сказал он.
Я засмеялся и похлопал его по спине:
— Я понял, мастер. Твой совет очень ценен для меня.
Гуфран кивнул, но глаза его оставались задумчивыми. Он словно хотел сказать что-то еще. Я снял тяжелый шлем, прикрепил к цепочке панциря. Из-за проклятой духоты ноющая боль запульсировала в затылке. Один из служек протянул мне флягу с холодной водой. Я жадно принялся пить.
Гуфран, быстро бросив взгляд на меня, сказал:
— Если потребуется, я незамедлительно отдам жизнь за вас, Владыка.
Я продолжал смотреть на него, слегка прищурив глаза.
— Ни разу не сомневался в тебе, мастер. Однако твоя жизнь еще пригодится мне в Верхнем Городе.
Гуфран смущенно откашлялся.
— Уверен, что Тиберий вернет дагула Сира в небеса, а вы убьете вероотступников. И мы вновь каждый вечер будем тренироваться на гладиусах. Честно говоря, мне практически нечему уже вас учить. Вы станете великим воином.
— Будем надеяться, мастер. Будем надеяться...
Слуги помогли стащить с меня панцирный доспех. Линумная одежда, находившаяся под ним, насквозь пропиталась потом. Я с облегчением стянул с себя рубашку и надел новую. Хвала дагулам, что в шатре гулял сквозняк и легкий ветерок остужал разгоряченную после спуска кожу. Потягивая из стеклянного бокала холодную воду, я сел на костяной стул.
В центре шатра стоял массивный серебряный треножник с жар-камнем, горящим мягким светом и освещающим черные портьеры. Двое мускулистых слуг в легких белых тогах стояли возле входа, склонив головы. Пожелав остаться на несколько часов в одиночестве, я пытался собрать мысли в кучу после всех сегодняшних событий. Хотелось верить, что моя речь в Юменте зажжет сердца простых людей так же ярко, как зажгла министров, консулов и прокураторов в Венерандуме. Однако беспокойные мысли продолжали роиться в голове, не давая расслабиться. А что если жители Нижнего Города больше не верят в дагулов и в мою божественность? Что если лжепророкам удалось все-таки убедить, например, простых витамов поверить в единого бога?
— Хватит мучить себя, — приказал я себе.
Надо расслабиться. Но вот как это сделать?
Шатер поставили напротив площади собраний. Людей с каждым часом становилось всё больше и больше. Пришлось приказать пяти кудбам встать кольцом вокруг моего временного жилища. Стоит только открыть портьеру, как перед глазами встанут тысячи горожан, ожидающие моего появления. Бедные и богатые, больные и здоровые, молодые и старые — все они жаждали услышать, как Безымянный Король наставит их на путь истинный. И мне было что им сказать. В последний раз я спускался в Юменту, когда мне исполнилось двадцать пять. Вот уже шесть лет жители Нижнего Города не видели воочию своего владыку.
Я залпом выпил воду, поставил стакан на каменный столик и закрыл глаза. После выступления люди будут ожидать от меня активных действий. Необходимо нанести удар по логову лжепророков. Но где его искать? Демортиуус Секст так и не смог расколоть вероотступника. Хотя с помощью пыток удалось узнать, что глава предателей вот-вот должен появиться. И я практически уверен, что сегодня на меня попытаются напасть во время выступления. Надо быть начеку. Если же атаки лжепророков не будет, то... То что? Рискнуть напасть на знатных прокураторов?
Я попросил старейшину Димира еще раз проверить Марциалов, Ноксов и Дахма. Большие опасения вызывали Марциалы. Поговаривали, что глава семейства Мартин собирается увеличить количество солдат в своем особняке. Для чего он это делает? Собирается напасть на меня? Он и есть главарь лжепророков? Можно гадать до бесконечности.
Я с силой сжал виски. Думай, думай, тупая голова!
До сих пор не удалось найти убийц четырнадцати демортиуусов. До сих пор! Страшно представить, какие силы накопили вероотступники, если смогли с легкостью избавиться от черных плащей. Именно поэтому на сегодняшнем выступлении помимо всех солдат в охране будут участвовать демортиуусы. Никогда раньше в Юменте не собиралось столько бойцов. Однако мне все равно неуютно и... страшно. Причина этого страха находилась в глубине меня. Я боялся не битвы, а того, что лжепророки ударят ножом в спину. Что если один из моих приближенных вероотступник?
Полог распахнулся, и в шатре появился старейшина Димир в фиолетовом табарде. Я лениво наполнил бокал водой из графина и спросил:
— Что-то случилось?
Старик заозирался, словно надеясь увидеть кого-то еще, кроме меня, затем подошел ко мне и плюхнулся за соседнее кресло, не переставая оглядываться.
— Акиф Дахма и Дуа Нокс ожидают, когда вы впустите их в шатер. У них очень важные вести, Владыка.
Я нахмурился.
— Какие?
— Пусть они сами скажут. Я... я не могу.
— Это касается моего выступления?
Слабый кивок.
— Тогда зови их, — приказал я.
Димир вскочил с кресла и скрылся за пологом. Подленький внутренний голосок принялся нашептывать, что старейшина предатель, что сейчас он вместе с знатными прокураторами зарежет меня словно алахама. Я лишь улыбнулся. Ничего бредовее нельзя придумать.
Послышалось шуршание одежд. Затем полог распахнулся, в шатер зашли трое — Дуа, Акиф и Димир. От количества драгоценностей на знатных прокураторах зарябило в глазах. Хозяйка дома Ноксов была одета в пышное бирюзовое платье с искусной вышивкой. При каждом её движении ярко переливалось всеми оттенками синего колье. На голове Дуа красовался золотой обруч, на его поверхности змеилась сложная гравировка. Акиф же решил предстать в обычной линумной одежде: черные сапоги, черные брюки, рубашка с длинными рукавами и плащ. Лишь серебряный перстень на пальце выдавал в нем знать.
Димир подошел ко мне и сел рядом в кресло, потирая дрожащие руки. Я нахмурился. Старейшина всегда умел контролировать эмоции... О чем же ему сообщили Акиф и Дуа, если он дрожит словно болен белой смертью? Я жестом показал гостям на обычные стулья, подвинул поближе к ним стеклянные бокалы и графин с водой.
