Но Кириллов "опель" они продали, еще как только сын улетел в Америку... Когда он теперь вернется? А вернется при деньгах — купит себе сам что-либо более приличное. Пусто было на их полянке перед крыльцом. Не видать было и Настиной красной "пежо". Он звонил ей еще выезжая из офиса, Настя обещала что не станет задерживаться, только заскочит по дороге в супермаркет — купить чего-нибудь вкусненького.

Она не соблюдала никаких диет и была стройной, как в годы своей учебы в Вагановском.

Не глуша мотор, Геннадий вышел из машины, неторопливо открыл старомодный висячий замок, размотал звонкую цепь...

— Пора бы уж инфракрасный замочек, да автоматические воротца поставить, Гена, — послышался сзади добродушный басок соседа Николая Михайловича — коммерсанта, заработавшего свои миллионы в стародавние времена позднего Горбачева и раннего Ельцина, разбогатевшего на первых поставках водки Распутин из Германии, и чудом оставшегося тогда в живых... С той поры, видать, и был у Николая Михайловича непреходящий запас оптимизма и жизнерадостности — подельников то всех своих давно схоронил, а сам вот — живой.

— Не заработал я еще, Коля, на инфракрасные ворота, — в тон соседу отвечал Геннадий, — заработаю, тогда и телекамеры по периметру поставлю, и электропастуха из Англии выпишу, чтоб твою собаку гонять, чтоб она к нам на участок гадить не бегала...

— Да ладно тебе, если один раз и забежала...

Михалыч отстал, отвязался, побрел к себе, подметая дачную пыль задниками своих пляжных шлепанцев. Побрел, смешно ковыляя кривыми ногами, точащими из совершенно несерьезных шортов...

— Ни тебе здрасте, ни тебе до свиданья, — думал Геннадий про соседа, — загоняя машину на полянку, — вот воспитание! И откуда это он? Из магазина? С утра за поллитровкой...

Загнав машину, снова набрал Настин номер...

— Номер абонента выключен или находится вне зоны приема, — голосом голубоглазой блондинки ответил робот на связи...

Странно, она что, в метро зарулила что ли?

Геннадию хотелось есть, но он решил дождаться Настю.

У них так было заведено.

Ужинать вместе.

Вместе ложиться спать.

Вместе завтракать.

Включил было телевизор, но показывали какую-то несусветную муру, какое то шоу с подставными актерами, которые неумело, и даже не стараясь выглядеть натурально, разыгрывали подобие семейной драмы. Актриса, изображавшая обманутую жену, в блеске немыслимого бесстыдства, являла камере какое-то замысловатое аутодафе, ведая зрителям и ведущему тайны семейства, по которым муж изменял ей и с родной теткой, и с тещей, и с падчерицей...

— Триумф пошлости, — пробормотал Гена сквозь зубы, щелкая выключателем.

Можно было бы поставить кассету с фильмом, у Геннадия как раз лежала в машине одна новинка, он еще по дороге прикупил на сегодняшний вечер. Но смотреть без Насти было не интересно.

Сварил себе кофе.

Еще раз набрал номер ее мобильного.

Робот был неумолим:

— Номер абонента выключен или находится вне зоны приема ...

Да где ж это она? — вслух воскликнул Геннадий, хлопая себя по задним карманам дачных джинсов.

Он снова вышел на полянку перед крыльцом.

Постоял, поглядывая на небо.

— Будет дождь?

Или нет, не будет дождя?

Лучше бы не было — Настя так гоняет на своей новенькой "пежо", а дороги у нас не подметают, и пыль, когда смешивается с первыми каплями, сразу превращается во что-то вроде мыла...

Михалыч, вероятно уже успев приложиться к бутылочке, теперь прогуливался вдоль условной границы их участков, обозначенной кустами малины и крыжовника. Настя не занималась садом-огородом. И ягодные кусты были хозяйством Михалыча, вернее его жены Лёли.

— Че, Генка футбол не смотришь? — крикнул Михалыч, срывая с куста очередную неспелую ягоду.

— А ты че не смотришь? — вопросом на вопрос ответил Геннадий.

— А я сейчас пойду...

Гена все понимал. Михалыч — спрятал от Лёли бутылку где то под кустом и теперь выходит, вроде как подышать кислородом и прикладывается по глоточку...

— Ну-ну, давай иди смотри свой футбол, потом расскажешь, — неслышно для Михалыча пробормотал Геннадий, снова набирая номер Настиного мобильного.

— Да что же это? Почему она его отключила?

А Настя не отключала телефона.

Просто — этот модный мужнин подарок, что Гена сделал ей на прошлую их годовщину, разбился вдребезги, когда новенькая красная "двести шестая" "пежо" Насти была лоб в лоб снесена с дороги тяжелым грузовиком...

Но об этом Гена узнал через два часа, когда ему позвонили из милиции.

А пока.

А пока он ждал.

Ждал свою жену.

Как живую, ждал ее в последний в их жизни раз.

..........................................................................................

— А если у нас ничего не получится? — задал себе вопрос Кирилл, — а если у нас ничего не получится, что мы будем делать?

У Кирилла еще хватило ума не задавать подобного вопроса Боссу или бригадиру его горилл, приставленного к конспиративной квартире...

Кирилл понимал, что неудача в их деле означает самую скорую ликвидацию всех посвященных. И в этом фьючерсном мартирологе — его Кирилла имя стояло самым первым.

— А если ничего не получится? — еще раз спросил себя Кирилл.

И он тут же ответил себе, что при любом раскладе, как бы ни легла в его игре карта, Инна должна получить достаточно денег на то, чтобы вырваться из под опеки своего менеджера.

— Если не получится с банком Чейз Манхэттен, то придется взять денег у Босса, — решил Кирилл, — придется взять у него без отдачи, потому как отдавай — не отдавай, а игра идет в одни ворота, и при любых рамсах, напротив его Кирилла имени — в бухгалтерской книге личных должников Босса — уже записана смерть. Поэтому, никаких сомнений — Босса надо грабить. Вор у вора дубинку спер!

Кирилл уже сам себя отпел.

Как тех монахов, Пересвета и Ослябю, что шли биться с Челубеем.

Кирилл видел впереди только одну задачу — освободить Инну.

А сохранение своей жизни при этом, уже не имело большого значения.

.........................................................................................

Часть третья

Хаген благородный

Сын, жена и теща

Геннадия беспокоило то обстоятельство, что никак не удавалось связаться с сыном.

Он полагал, что Кириллу непременно надлежало успеть к Настиным похоронам.

Что там из Америки? Рейсы прямые, без пересадок, причем на Москву и на Питер из Нью-Йорка по два по три в день.

Но даже опытной и исполнительной секретарше Геннадия, уже сутки как все никак не удавалось отыскать Кирюшу.

Геннадий поговорил по телефону со своим старым институтским приятелем Гришей Розенбаумом, с тем, у кого по контракту в нью-йоркской лаборатории моделирования грунтов и оснований должен был работать Кирюша, но Григорий ничего не знал о том, где сейчас находится Кирилл.

— Да он три недели как смылся куда то, — кричал в трубку Григорий

— Как? Куда смылся? — недоумевал Геннадий

— А я знаю? И адрес сменил, с квартиры съехал, и более того, сроки мне по договорам срывает, работу забросил, не знаю что и делать, — жаловался американский приятель, -подвел меня твой сынок.

— У меня Настя погибла, жена моя, Кирилла мать, — сказал Геннадий, — надо в любом случае Кириллу передать чтобы он успел к похоронам...

— Я передам, если найду, но я не уверен, что найду, — упавшим голосом ответил Григорий, — я сочувствую, извини...

Хлопоты, связанные с похоронами настроили Геннадия на то, чтобы погрузившись в дела он не оставил бы себе времени на эмоции. На горе.

Внешне Геннадий даже изумлял своих коллег — оставался все таким же подтянутым, вежливым, приветливым.

Подчиненные, узнав о горе, постигшем их шефа, боялись входить к нему в кабинет, но неотложные дела заставляли делать это, и люди были удивлены... Взяв ту или иную бумажку, отчет, смету или платежную ведомость, Геннадий Сайнов живо включался в работу, делал замечания, звонил, накладывал резолюции...

— Жена в автокатастрофе у него погибла, слышали?

— Да, горе то какое!

— Красавица она у него была, балерина, только-только юбилей сорок лет как справили...

— Да, горе! Говорят, любил он ее очень сильно!

— Двадцать лет вместе прожили...

— А дети у них есть?

— Сынок у них, Кирюша, в прошлом году институт закончил, сейчас говорят в Америке работает...

— В Америке? Успеет ли на похороны?

— Сын должен к матери на похороны, обязательно должен...

Лешка Коровин теперь не отходил от Геннадия ни на минуту.

Взял на себя организацию и контроль всех печальных дел.

Место на приличном кладбище, отпевание в хорошей церкви, поминки...

Конечно, и как само собой разумеющееся, Лешка организовал для этого что то вроде штаба, вроде комиссии по организации похорон, куда вошли зам Гены Сайнова по хозчасти, его секретарша и шофер. Но все равно, хлопот было — хоть отбавляй!

В Байкальск тестю с тещей Геннадий звонил сам.

Разговаривал с Марианной Евгеньевной, у Николая Александровича сердце...

Геннадий сперва хотел телеграмму послать. Но набрался мужества, и даже не перепоручая секретарше, сам набрал длинный одиннадцатизначный номер.

— Настя погибла, — сказал Геннадий, едва услышав тещино "але", — вот такое горе у нас...

Марианна Евгеньевна сперва долго молчала, а потом спросила дрогнувшим голосом, — как погибла, когда?

— Разбилась в машине вчера вечером, когда из города на дачу ехала...

Тут теща не удержалась, заплакала...

— Прилетите на похороны? — спросил Геннадий.

— Я перезвоню, — сквозь рыдания ответила Марианна Евгеньевна.

......................................................................................

Потом звонил Николай Александрович, он выспрашивал подробности, как, где, каким образом разбилась?

Сказал, что вылетят завтра.

Успеют как раз к похоронам.

— А Кирюша? — спросил Николай Александрович, — а Кирюша знает? Ему сообщили? Кирюша прилетит?

..........................................................................................

— Я продам дачу, — сказал Геннадий, ложась спать.

Алексей ночевал в доме Сайновых.

Более того, он постелил себе на диване в гостиной, а Геннадию постелил тут же на раскладном кресле-кровати... Спать в спальной комнате, в Настиной спаленке, Геннадий и боялся, и не хотел.

— Продавай! — согласился Алексей, тоже натягивая к подбородку свое одеяло, — только я у тебя покупать не стану, а нетто тыж ко мне тогда приезжать не будешь...

— Это верно ты говоришь, — вздохнул Геннадий, — туда я уже ни к кому не приеду.

— Мы ее тебе хорошо продадим, — успокоил друга Алексей.

— Я за Кирюшку волнуюсь, — переменил тему Геннадий, — куда он пропал?

— Ну, парень молодой, может влюбился? — промычал Алексей, — а вообще, может и другой контракт себе нашел, тыж понимаешь, что Гришка там его грабит?

— Я чего боюсь, Лешка, Америка то дикая страна, ты погляди их кино, там сплошной криминал, уж и не случилось ли чего?

— Ага! Ты, Генка, как глупая жертва советской пропаганды! — отозвался из под своего одеяла Коровин, — ты судишь о стране по кинофильмам, а ты погляди, что им про нас показывают! Один лишь криминал да глупые комедии, из которых у американского обывателя создается впечатление, что у нас тут кроме бандитов и проституток никакого иного населения не водится...

— Ну а куда он тогда там пропал? — спросил Геннадий, — это же не полярная экспедиция, он же в цивилизацию уехал, там и телефоны и Интернет, а тем не менее, связаться не можем, в чем секрет?

Алексей как мог успокаивал друга, но сам не мог ответить себе на вопрос, как можно исчезнуть в насыщенном средствами связи городе, если только сам не пожелаешь оборвать все ниточки коммуникаций!

— Значит, значит не хочет ни с кем контачить, значит ситуация у него такая...

— Нет, ну ты погляди эти американские кино, там что ни кадр, так похищение, а что если Кирюшку похитили? — почмокав губами, промычал Геннадий со своей кресла-кровати.

— Так прям и похитили! Да кому он нужен кроме родителей? — возмутился Алексей, — ты Генка бабу мне начинаешь напоминать своими фантазиями, ей богу!

— Вот-вот, правильно, что кроме родителей он никому не нужен, а вдруг его русская бандитская шайка из русских мафиози похитила, и теперь за выкупом скоро гонца пришлют? — пробурчал Геннадий

— Ты параноик, Гена, и кабы не горе у тебя, не реальное горе, я бы тебе в морду сейчас проплюнул до чего ты на мужика не похож, сын — взрослый парень ему две недели не звонит! Эка невидаль! Да он там загулял на вольных хлебах, бабу себе красивую американочку нашел и загулял... Пропьется-прогуляется, и позвонит — денег на обратную дорогу попросит...

— Эх, да кабы так! — вздохнул Геннадий, — а что до того, что я по-бабски, говоришь, рассуждать начал, так это потому что теперь я Кирюшке и за мать буду...

Помолчали.

Поворочались каждый на своем ложе.

Повздыхали.

Первым не выдержал Алексей.

— Ну, не обижайся на меня, Ген, а? Не прав я! Ей бо, не прав! Хочешь, я сразу после похорон в Америку слетаю, причем на мой счет, тем более я давно собирался куда-нибудь съездить! Я и сгоняю типа как в отпуск до Нью-Йорка и Кирюшку обратно с собой притащу.

Геннадий не спал.

Он с минуту еще помолчал, а потом заговорил:

— Я все вспоминаю заново, как с Настей познакомился.

Ты же знаешь ту историю трагическую с ее сестрой, с Анечкой?...

И не дождавшись утвердительного ответа с диван-кровати, Геннадий продолжал:

— Мне Настина смерть наказанием за мой грех, за грех того, что я впервые за всю нашу более чем двадцатилетнюю совместную жизнь солгал ей... Вернее не солгал, а утаил. Что, собственно говоря, одно и тоже. Ты помнишь, как ты на ее на Насти сорокалетие свою историю рассказывал? Так вот мне тогда как раз после того, как ты историю свою рассказал, Алла Давыдович позвонила... Представляешь? В три часа ночи... У нее от американских сдвигов во времени полная потеря ориентации — когда поздно и когда не поздно... Вот и позвонила. А Настя меня спросила, мол кто это в такой час, а я ей ничего не ответил, мол ерунда. И это еще ведь не все. Я ведь еще потом встречался с Алкой. Представляешь!

Но я по-честному хотел Насте все рассказать, тем более, что и рассказывать то не о чем — так сходили в ресторан, посидели, поболтали ни о чем, два совершенно чужих друг другу человека... и только я хотел в этом грехе своем Насте повиниться, ждал ее на даче к ужину, как...

Ну да сам знаешь.

Так что, за грех этот мне.

— Идеалист ты хренов, тебе за твой грех! А ей, а Настьке за что? А Кирюхе? — не удержался Алексей.

— Ну-ну, и ничего твои антитезисы не доказывают, в том то и дело, что за грехи одного, страдают близкие ему люди...

— Не был бы ты моим другом, Генка, да не были бы мы в канун похорон, набил бы я тебе морду за твой идеализм и за бабскую расслабленность, ей бо! Я вообще удивляюсь, как ты с такими идеалистическими воззрениями умудрился на ноги встать в смысле бизнеса!