Слишком много привидений

— Роман! — свистящим шёпотом сказала она. — Ты что здесь делаешь? А ну, выйди!

— Что делаю, что делаю... — с напускной строгостью сказал я, плотно закрыл дверь и стащил с себя плавки. — Помыться собираюсь.

Шагнув через бортик ванны, я взял её за руки, отвёл их в стороны и привлёк Люсю к себе.

— Роман... — обмякнув, прошептала она.

Она податливо таяла в моих руках, и я вдруг почувствовал, что за нами вновь наблюдают. Как и весь вчерашний вечер, и всю ночь. Но мне на это было наплевать. Чувство, что Люся безраздельно принадлежит мне и только мне, хочет только меня и других мужчин для неё в мире не существует, привносило в секс что-то необычное, которое словами не выскажешь. И откуда только она взялась со своей старомодной любовью, когда в наше время даже малолетки владеют техникой секса, как прожжённые проститутки, однако совокупляются с прагматичностью технологического процесса? Люся же со мной теряла голову, бормотала что-то бессвязное, вскрикивала и отдавалась полностью, исступлённо, до потери сознания.

Обмякшую, обессиленную, я вынес её из ванной комнаты и уложил на постель.

— Кушать подано! — проорал краб из кухни.

— Успеем, — ответил я.

— Остынет всё. — Кухонная дверь приоткрылась, и в проём боком протиснулся краб. — А вам скоро ехать.

Я схватил кроссовку и запустил её в краба. Но не попал, краб стремглав юркнул назад, и кроссовка врезалась в стену.

— Всегда так, — обиженно забормотал он из кухни. — Стараешься для них, стараешься... Хочешь, как лучше, а в тебя обувью швыряют...

Люся томно потянулась, открыла затуманенные глаза.

— Голова кружится...

Я присел на постель, ладонью коснулся её бедра и медленно провёл вверх до талии. Тело под рукой дрогнуло.

— Завтракать будем?

— Не знаю... Не хочется. Я такая слабая сейчас...

— Тогда продолжим?

Двумя пальцами, едва касаясь кожи, я "зашагал" по её животу от пупка вниз. Люся дёрнулась, перехватила мои пальцы.

— Роман... Мне кажется, он смотрит.

Она кивнула в сторону кухни. И я вновь ощутил на себе холодный, внимательный взгляд. Словно некто со стороны изучал нас с беспристрастностью зоолога, анализируя повадки приматов в период брачных игр.

— Краб с кухни не выйдет, — твёрдо сказал я, стряхивая с себя наваждение, будто мы находимся в роли подопытных кроликов. — Больно нужно ему подглядывать.

В неподвижных расширенных зрачках Люси читались и желание, и стыд. Я освободил свои пальцы и прижал её руку к постели.

— Не делай ничего, — тихо сказал. — Просто лежи.

В этот раз я действовал медленно, нежно, приучая её тело к мужским ласкам. Люся вздрагивала, охала, стонала, порываясь оттолкнуть меня, но тут же спохватывалась и отводила руки.

— Не смотри... не смотри на меня... — задыхалась она, но я не отвечал.

Её реакция на ласки напоминала движение створок устрицы, которая пытается судорожно схлопнуться, но почему-то не может и тут же медленно, как бы вопреки своему желанию, распахивает створки ещё шире. И когда на вершине пароксизма она приняла меня, это произошло настолько бурно и неистово, словно она хотела поглотить меня всего и навсегда захлопнуть створки.

Кажется, Люся потеряла сознание. Лежала измученная, неподвижная, еле слышно дышала, и только сердце всё ещё бешено колотилось.

— Люся, — тихо позвал я и поцеловал её в мягкие, истерзанные губы. — Лю-ся...

Она чуть слышно простонала, ресницы дрогнули.

— Что ты со мной делаешь... — Из закрытых глаз вдруг покатились слёзы. — Рома, я тебя так люблю... Не бросай меня, пожалуйста...

— Что ты, глупая, — делано рассмеялся я, но от безмерной искренности её слов мороз пробежал по коже.

— Эй, вы, там! — заорал краб из кухни трубным гласом. — В больницу опоздаете!

— Ой, и правда! — Люся подхватилась с постели и нетвёрдой походкой направилась в ванную комнату. — Надо поторапливаться...

— Зачем? — глупо спросил я, садясь на диване.

Люся плотно притворила за собой дверь и не услышала. Вместо неё ответила Рыжая Харя, дымом из лампы Алладина сконденсировавшаяся посреди комнаты.

— Владика сегодня выписывают.

— Почему? — удивился я. — А как же реабилитационный период?

Рыжая Харя загадочно хмыкнула, и я понял, что столь быстрое выздоровление Владика не обошлось без её магии.

— Твоя работа?

— Ну, как тебе сказать... — опять заюлила она.

Я махнул рукой. Устал от её туманных объяснений.

— Хоть бы постыдилась. Видишь, голый сижу. Выйди.

— Подумаешь, — фыркнула Рыжая Харя. — Что я, голых мужиков не видела?

Но всё же послушно ретировалась на кухню.

Когда мы с Люсей оделись и вошли на кухню, краб уже места себе не находил. Сидел на холодильнике и нервно пощёлкивал клешнями.

— Явились наконец-то! — забрюзжал он. — Кофе остыл, новый готовить надо...

— Не надо, — успокоила его Люся. — Мы по-быстрому перехватим и побежим. А то не успеем.

— Успеете, — сказала Рыжая Харя, вставая с подоконника. — Без вас Владика не выпишут.

— Правда?

— Правда, — заверил я. — Если Рыж... гм... моя домоправительница сказала, значит, так и будет. Садись.

Мы сели за стол.

— А вы? — обратилась Люся к "мелким бесам", увидев, что на столе всего два прибора.

— А мы уже, — быстро ответила Рыжая Харя и дёрнула краба за клешню, уже собиравшегося обрадовано сигануть с холодильника прямо на стол.

— М-да, — прогундосил краб, переминаясь на лапах и со щелчком вправляя вывернутую клешню на место. — То-есть, ага. Мы сыты.

— Шампанского? — предложила Рыжая Харя, заминая неловкость.

— Да! — не сговариваясь, в унисон сказали мы с Люсей, переглянулись и рассмеялись.

— Вот это дело! — обрадовалась Рыжая Харя. — Люблю, когда у людей хорошее настроение.

Она открыла холодильник, извлекла бутылку, с грацией вышколенного гарсона сорвала пробку и наполнила бокалы.

— За нас! — сказал я, поднимая бокал.

Люся посмотрела мне в глаза, улыбка сошла с её лица. Видимо, многое значил для неё этот тост. Не зря говорят, что мужчины любят глазами, а женщины — ушами.

— За нас... — тихим эхом отозвалась она.

Мы сдвинули бокалы и выпили. Я положил на тарелку немного салата, взял с блюда бутерброд с сырокопчёной колбасой, ломтиком лимона, тёртым сыром и зеленью. Разнообразных бутербродов (по-моему, ни один из них не повторялся) краб наготовил целую гору — и пятерым не съесть.

— А ты "грызуна" кормил? — спросила Люся краба.

— Ещё чего! — сварливо отозвался тот с холодильника. — Знать его не желаю. Он мне половину клешни откусил!

— Не половину, а только кончик, — поправил я.

— Всё равно красоту попортил! — не согласился краб, демонстрируя нам надкушенную клешню.

Люся положила на блюдце три бутерброда и поставила под стол. Оттуда сразу же донеслось голодное чавканье.

Я чуть отстранился от стола и посмотрел под ноги. Невидимый "грызун" рос, как на дрожжах. Он уже откусывал сразу по половине бутерброда. Интересно, до каких размеров вырастают "грызуны"? Не хотелось содержать в доме вечно голодного невидимого тираннозавра.

— Проглот, — недовольно пробурчал краб с высоты холодильника в адрес "грызуна".

Люся, похоже, не очень поверила Рыжей Харе и ела торопливо. Пришлось и мне поспешать.

— Кофе приготовить? — предложил краб.

— Нет-нет, спасибо, — поблагодарила Люся, вытирая салфеткой рот и отодвигая тарелку. — А ты будешь? — спросила она у меня.

Я отрицательно помотал головой, дожёвывая бутерброд.

— Тогда — шампанского! — торжественно провозгласила Рыжая Харя, поднося бутылку к бокалам.

— Нет-нет, не надо, — поспешно отказалась Люся. — Мы побежим. Ещё такси поймать надо... Спасибо за завтрак.

Она отодвинула табуретку и встала.

— А тебе? — спросила Рыжая Харя, смотря на меня.

Я сокрушённо развёл руками и тоже поднялся.

— Эх, жалко такой продукт выливать... — разочарованно вздохнула Рыжая Харя и вдруг бесшабашно махнула лапой. — Где наша не пропадала!

Она заткнула бутылку пробкой, взболтала, а затем, открыв пасть, запрокинула бутылку. Пробка выстрелила, в горло ударила пенная струя, и бутылка за пару секунд опустела. Ни капли шампанского ни упало на пол — всё содержимое бутылки вместе с пробкой кануло в безразмерную утробу Рыжей Хари.

— Ха-ороший напиток, — удовлетворённо констатировала Рыжая Харя, конфузливо прикрыла пасть лапой и громогласно отрыгнула углекислым газом.

— Да-а... — раздумчиво сказал я. — Теперь верю, что среди своих ты не раз на подиуме первые места занимала.

— Это что! — хвастливо заявила Рыжая Харя. — Мы и не такое могём!

Она ещё шире распахнула пасть, швырнула в неё пустую бутылку, лязгнула челюстями и сглотнула. И все услышали, как бутылка, проскользнув горло, мягко шлёпнулась где-то внутри.

Меня передёрнуло, я сокрушённо покачал головой и резюмировал:

— Но целоваться бы с тобой не стал.

— Ишь, размечтался! — оскорблённо фыркнула Рыжая Харя.

В это время "грызун" покончил с угощением, перебрался на стол и приступил к поглощению бутербродов с блюда.

— Пошёл вон, проглот! — замахал клешнями краб, зорко наблюдавший за порядком. Однако на стол на всякий случай не спрыгнул.

— Идём, — задёргала меня за руку Люся.

— Вызови такси, — сказал я Рыжей Харе.

Вместо ответа она протянула знакомый ключ от тёмно-синей "тойоты" киллеров и отвернулась. Оскорбил я её в лучших чувствах до глубины души.

— Машина во дворе стоит? — догадался я.

Не оборачиваясь, Рыжая Харя кивнула.

— Вот спасибо!

Подхватив под локоть Люсю, я увлёк её из кухни.

— Как за машину — так спасибо, а как за завтрак — так фигушки! — крикнул краб в спину.

— За завтрак — особая благодарность! — отозвался я уже с лестничной площадки.

На нашу беду на крыльце мы столкнулись с Серёгой Митюковым. Был он изрядно навеселе, к тому же шёл из магазина с полной авоськой спиртного. Веселье-новоселье у соседей продолжалось.

— Роман! — заорал Серёга на весь двор и облапил меня, как медведь. — Ну, спасибо! Ты такой нам ремонт отгрохал, что моя половина чуть не окочурилась от избытка чувств. Идём к нам, обмоем это дело!

Вокруг Митюкова висела настолько плотная "аура" перегара, что становилось дурно.

— Извини, Серёга, но мы спешим.

Я попытался высвободится из его душных объятий. Где там! Не отпуская меня, Митюков перевёл взгляд на Люсю.

— А ты и её... это... тоже бери. К нам, так сказать, на новоселье.

— Мы в больницу торопимся, — попыталась выручить меня Люся.

— Успеете! — безапелляционно решил за нас Митюков. — По рюмочке выпьете и поедете. А то как бы потолок у меня снова не обвалился.

— Не могу по рюмочке — за рулём, — продолжая урезонивать соседа, я указал на стоящую у подъезда "тойоту".

— Ну что тебе после рюмочки будет? — не соглашался Серёга. — Ни один инспектор такую дозу не учует.

— Давай так, — пошёл я на компромисс. — Мы через час вернёмся и обязательно зайдём.

— Через час? — Митюков с сомнением покосился на авоську. — Через час этого уже не будет...

— Я со своим приеду.

— Да? — Митюков смерил меня взглядом и, наконец, отпустил. — Ладно. Верю. Ждём.

— Садись быстрее в машину, — шепнул я на ухо Люсе, и мы поспешили к "тойоте", пока Серёга не передумал.

Мы сели, я включил зажигание и тронул машину со двора. В боковое зеркальце было видно, как Митюков стал на крыльце в патетическую позу то ли Демиса Руссоса, то ли Плачидо Доминго (по комплекции он их даже превосходил) и пропел нам вслед неожиданно высоким голосом:

— Заходите к нам на огонё-о-ок!..

Стёкла в окнах домов отозвались мелодичным звоном.

— Рома, а это ничего, что ты шампанское пил, а теперь за руль сел? — озабоченно спросила Люся.

Почувствовав носом, что прихватил с собой в салон изрядную порцию перегарной "ауры" Митюкова, я приспустил стекло.

— Разве это доза? — Я поймал на себе встревоженный взгляд Люси и не нашёл ничего лучшего, как ответить Серёгиными словами: — Пустяк. Не один инспектор не учует.

Добираясь до больницы, я немного поколесил по городу. Странно, но тревожное ощущение постороннего взгляда, сопровождавшего меня во время вчерашней поездки в кафе "Баюн", а затем всю ночь и сегодняшнее утро, исчезло. И наблюдения за собой "ксенологов" я тоже не обнаружил. Впрочем, последнее ни о чём не говорило. Куда мне, дилетанту, тягаться с профессионалами.

Подъезжая к больнице, я увидел на тротуаре достопамятного переулка, где нас ночью встретили ночные грабители, большую свежевырытую яму, огороженную по периметру бечёвкой с красными флажками. Мы с Люсей переглянулись, но ничего друг другу не сказали. Не упокоились с миром останки Сучка, исследуются где-то в лабораториях "ксенологов".

Владика уже перевели из реанимационного отделения в нейрохирургическое, так что взбираться на девятый этаж нам не пришлось. Всего лишь на четвёртый. Поместили его в небольшую палату на одного человека, и когда мы с Люсей вошли, здесь сразу стало тесно.

Владик сидел на койке, прислонившись к спинке и подложив под плечи подушку. На нём был спортивный костюм, на голове — джинсовая бейсбольная кепочка, низко надвинутая на лоб. Рядом, на стуле сидела худенькая невысокая девушка, в лёгком голубом платье. Смуглая, с короткой стрижкой иссиня-чёрных волос, вздёрнутым носиком, она ничем не походила на свою рослую сестру.

— Привет! — сказал я и протянул Владику руку. — Говорят, сегодня выписываемся?

Я вежливо кивнул девушке, она ответила, посмотрев на меня большими, зеленовато-карими лучистыми глазами. Только теперь я убедился, что она родная сестра Люси. Такие глаза, как и крупные бриллианты, бывают только фамильными.

— Здравствуй, — кисло улыбнулся Владик, пожимая руку. — Знакомься, Светлана.

— Очень приятно, — ещё раз кивнул я. — Роман.

— Здравствуй, Влад, — сказала Люся. — Как здоровье?

— Нормально, — ответила за Владика Светлана. Она подхватилась со стула, взяла сестру за руку и повела в коридор. — Вы здесь, ребята, поговорите, а мы сейчас, — сказала она, плотно прикрывая дверь.

— Что-то радости на лице не вижу, — бодрым голосом сказал я.

— А чему радоваться? — Владик поморщился. — Выписывать не хотят.

Я пытался разглядеть в нём какие-то изменения, но ничего не находил. Передо мной сидел прежний Владик — спокойный, уравновешенный, рассудительный.

— Врачам виднее, — осторожно сказал я. — Ещё недели не прошло, ранение серьёзное...

— Ну и что с того? Смотри.

Владик снял кепочку. Левая сторона головы была обрита, заросла недельной щетиной, и под ней с трудом угадывалось полукружье белого тонкого шрама. Не знай я, когда произошло ранение, точно бы решил, что не менее года назад. Целители из моих "мелких бесов" были хоть куда.