Мир в подарок - общий файл

— Для начала — о простом. Ты сумеешь объяснить, как они погибли и куда исчезли рабыни?

— Да, это просто. Скажу — заметили на подходе, расстреляли издали. Сестра не удивится. В этом году покушение уже третье, — он пытливо глянул на меня. — Однако многое мне самому непонятно. Прежде снави не побеждали в прямом конфликте, ваша сила, говорят, не для удара.

— Потому и не побеждали. В лоб если, я ничего не смогу им противопоставить. В той войне, как я понимаю, Говорящие были бессильны против вполне еще неплохих людей, обманутых и запутанных злом. Таких сжечь рука не поднимется, и дар откажет. К тому же — сам говоришь, издали стрелами. Или из засады. Так и гибли. А эти не зря прозваны обугленными, души у обеих были совсем без света, без доброты. Сами выгорели. К тому же нынешние окаянные лишь слабое подобие прежних: на подпитке от видящих сны сила не та, это вовсе не говорящие с миром. Дар исходно — всего лишь возможность для ребенка при определенных условиях стать снавью. Из трех девочек, поверь мне, две — точно не снави.

— Но они...

— Да, видят сны. Играть куклами и растить живых детей — тоже совсем разные дела. Не каждый возьмет на себя бремя ответственности за очень трудные решения. Приходят фантазерки молодые на другой берег, смотрят в мир и поворачивают назад. Чувствовать чужие боль, смерть, горе, отчаяние очень трудно, и добавлю — не все можно изменить. А к тому же для всех хорошо не сделаешь.

— Если там возьмет верх страх, они станут просто людьми и утратят дар?

— Не обязательно страх. Еще важно верить в добро, не бояться быть преданной, не утратить способности удивляться. Да мало ли что! Потому снавей всегда было немного, хотя одаренные дети — дело почти обычное, считай, в каждом крупном селе найдутся.

— Ты одна такая? Кто же провел тебя?

— Сама я вообще не местная, — припомнилась дурная присказка. — Миру, видно, очень нужны были Говорящие. Длинный рассказ, не ко времени. И пользы не принесет никакой. Пока нас двое. Сегодня станет трое, одна из них проснется снавью, а две — обычными женщинами.

— Знаешь, кто? Обычно ведь это не угадать... Ох, не простая же ты, Тиннара.

— Не то чтобы знаю, но надеюсь. Чувствую, что двое не хотят такой судьбы сами. Они устали и ищут покоя и защиты. Для Говорящих нет ни того, ни другого. А третья... Надеюсь, хотя это поистине удивительно.

— Только не говори, что маленькая бруса, изуродованная моим братцем, верит в добро и готова к борьбе.

— Очень славная девочка. Я на неё надеюсь. Мой дар открылся случайно и выбор был не совсем осознанным. Най прошел второе посвящение вообще не по правилам, он слишком хороший воин. Сколько еще будет привыкать говорить с миром, а не требовать, добиваться, прорубаться с мечом. Мы — первые, подвернувшиеся под руку судьбе. А вот она — она будет выбирать по-настоящему. Мы проводники, она — снавь. Если все сбудется.

Я устало пошарила взглядом по вещам охотников, князь догадливо выудил из вьюка кружку и плеснул в неё из темной пузатой бутыли.

Вино! Белое, сухое, очень в стиле немецкого рислинга покинутого мира. Пожалуй, последнее, чего мне не хватало на Релате. На несколько минут я выключилась из разговора, дегустируя. Риннарх усмехался в усы и подливал. Потом сходил к ручью за новой бутылкой, разжился сыром, придвинул себе вторую кружку. Попробовали. Мускат, и очень достойный.

— Дочь Кормчего Индуза, прекрасная Силье, предпочитает красное, лучше всего домов Тэлия, как это, или Римас, — вздохнул князь, прерывая затянувшуюся паузу. — У неё дар. И думаю, капитанша не испугается мира. Верить в хорошее она тоже умеет.

— Хочешь, чтобы я её провела? Нет, мои пути кривые. Лучше бы девочка. Повторю, мы проводники. Мне думается, мы призваны вернуть мир к порядку. Я вот, оказывается, способна испепелить двух тварей и пить вино без комплекса вины. Не смейся, и правда занятная вышла фраза.

— А она?

— Наверное, тоже. Но ей и так досталось. Хочется найти брусе мирное местечко. Эдакий пансион для благородных девиц, — я усмехнулась, используя слова из другого мира. Здесь они ничего не значат. — Теперь представление о говорящих очень смутное, я и сама разбираюсь в даре постепенно. Мой наставник говорил как-то, что прежде прошедших первое посвящение звали 'озаренными', потому что они поклонились солнцу и признаны им. Прошедших второе — 'ясными' снавями. Некоторые из ясных говорят с миром, то есть не только слышат и чувствуют его, но и могут спрашивать. Я — ясная по этой иерархии.

— Что я могу для тебя сделать?

— Расскажи мне про Карн. Я тут совсем ничего не знаю и не понимаю. Прямо от правления Атирас-жи.

Он кивнул, откинулся на спину и заговорил.

Карн не так уж велик. Жил он прежде торговлей. С севера сюда везли пушнину, мед, самоцветы из-за Тучегона. С юга и востока — пряности, шелк, коней, заморские диковины. А флот всегда ходил под охраной конвоев Архипелага. Кормчий Индуза — правитель островов, его владения огромны и прекрасны, а власть в океане неоспорима. От материка Индуз получает часть съестных припасов, лучший корабельный лес, оружие — да мало ли, что еще.

Мы не знали войн. Снави умели решать споры миром, а зарвавшихся наказывали. Когда в незапамятные времена горные жители изобрели порошок, способный взрывать скалы, и создали оружие, бьющее издали смертью, снави запретили это оружие под угрозой полного иссушенная земель ослушников. Секрет был захоронен. Знала бы ты, как искал его Атирас-жи! По счастью, безрезультатно.

Но войны все рано разразились, когда их пожар некому стало гасить. Умирающая степь год за годом стремилась отвоевать воду.

Индуз уничтожил в один день весь флот Карна, окаянные не успели даже попасть в порты.

Ирнасстэа отказала в праве прохода караванам рабов и была сожжена. Виноградники так пострадали, что многие лучшие сорта навсегда утрачены.

Первые лет пятьдесят, пока жив был Атирас, мир заливала кровь. Потом все утихло, занявший престол внучатый племянник этого демона оказался, по счастью, существом слабым и неспособным на новые походы, бездарным. Случилось так, что сам Адепт принадлежал к роду Карн, именно поэтому наш род сохранил верховную власть. Ему не пришло в голову передать её окаянным, княжеская кровь взыграла. Именно по его слову никто не стоит выше князя, а убийство принадлежащего к роду Карн уничтожит исполнителя и больно ударит по заказчику, таково веление, подкрепленное силой. Хоть раз указание мерзавца Атираса пришлось кстати! Потому я князь, а Катан-жи не получит полной власти.

Но и мне приходится не легко. Катан — самая юная из принявших звание Адепта, её дар сравним лишь с её жаждой власти, поистине безмерной. Но и без того уничтожить Адепта почти невозможно: его сила во много крат превосходит возможности любого жреца. И приходит после смерти прежнего носителя звания. Обычные средства в борьбе со жрецами против неё бесполезны. Она угадывает намерения, читает ложь, распознает заговоры. Она способна создать защиту, непроницаемую для оружия. А для прочего есть Эрх, но о нем — позже. Теперь ты понимаешь, как мы живем. Она не может убрать меня своими руками или по прямому приказу под угрозой неотвратимой кары проклятия первого Адепта. Я пока не нашел способ хотя бы сменить её кем-то, поскольку эта змея слишком изворотлива.

Итак, вернемся к истории. Постепенно влияние в Карне неизбежно разделилось между князьями и Адептами. Первые управляли страной, вторые искали одаренных, обращали окаянных, следили за огненными рвами, держали в повиновении степь. Они со временем назвались видьями и попытались лечить и судить, пользуясь памятью о Говорящих с миром. Потом снова захотелось большего, возникли храмы и жрецы, собирающие пожертвования. У Адепта появились свои земли и рабы, своя гвардия — храмовники. Суд по делам веры — браки, опека, даже порой наследование прав — фактически отошел к ним. Храмы теперь творят чудеса по праздникам. Власть моей сестры сравнима с княжеской, особенно учитывая её происхождение. Многим не нравится сила окаянных, не несущая блага. Земля скудеет, погода сходит с ума, люди болеют.

Амит, княжество севернее Карна, отделенное от нас узким горным перешейком, восстало после смерти очередного Адепта, не признавая правды в делах назвавшихся видьями. Скалы плавились от гнева окаянных, но перевала они не миновали. Как это случилось — непонятно. Но так или иначе, Амит и свободный жил очень трудно: он оказался замурован в горах. Их земли окончательно превратились в болота и топи, столица скрылась под водой, как и все пахотные угодья. Жизнь севера нам оставалась неведома многие десятилетия, пока Амит не пришел просить руки Карна над собой. Это уже мое время.

Пятнадцать лет назад юная княгиня Милада прибыла ко двору и пала мне в ноги. Голод косил её подданных и девушка забыла гордость и надежду для себя ради них. У неё был дар. Новый Адепт, принявшая плащ у недолго жившей преемницы убийцы моей семьи, выслушала формулу покорности вместе со мной. Я думал, как спасти людей — год был тяжелый и для нас, увы, я чуть промедлил с ответом. Катан-жи воспользовалась паузой. Этой хитрой твари тогда было всего семнадцать, она погодок Милады.

Амит славен родом Гродов, наследными телохранителями своих правителей. Им нет равных в бою и охране. Сестра сказала: 'Ты имеешь дар и будешь нести клеймо, как велит закон. Сгниешь в клетке, уродливая и вонючая, хуже нищей дурочки. Или одичаешь, ожидая смерти, которая придет, когда мне потребуется выпить силу. Но я могу решением Адепта вернуть тебе право жить дома и даже позволю по слову брата быть наместницей Карна в Амите. Пусть твой Грод станет рабом за тебя.' Милада промолчала. Так сестра получила Эрха. А я, увы, не обрел союзника на севере. О чем можно говорить с испуганной девочкой?

Итак... Амит больше не голодает, наладили там хозяйство. В Ирнасстэа теперь живут снова богато и сыто. Запас зерна готов на голодные времена. У нас мир с югом и морем. Знать поддерживает меня. Есть гвардия и достойное войско, не подчиненное окаянным. Рабов запрещено публично казнить и уродовать. Это было очень трудно. И всего сделанного мало, ничего всерьез не изменилось.

Еще я сумел отослать своего единственного сына и наследника в Индуз, где он недосягаем для сестры. По чести, мне казалось, что такое положение дел сделает мою смерть для Катан-жи бессмысленной, но зря.

Он смолк. За рассказом мы незаметно угодили в поздний вечер. Зябкий, пробуждающий мысли о скорой осени. Князь очнулся, торопливо набросал в кострище свежих дров, подготовленных заранее. Я разожгла. Сразу стало уютнее. В неровном свете пламени наша тихая беседа особенно напоминала тайную встречу заговорщиков. Думал ли Годей, как разрастется несуществующий заговор за один месяц! Вот и князь в его рядах.

— Кто такой Эрх? Чем он так важен?

— Он непобедим, — усмехнулся Риннарх. — Думай обо мне что хочешь, но я без колебаний убрал прежнего Адепта. Растянул выборы нового на три года, уничтожил еще одну тварь... Потом приложил немало усилий, чтобы и сестра на этом месте не засиделась. Эрх — стена, которую не пробить. И Катан-жи неуязвима благодаря ему. Самое грустное, он достойный воин и хороший человек. Но в его роду не нарушают клятв, принесенных единожды. А к тому наверное, Адепт умеет заставить хранить верность слову, произнесенному раз.

— Много ли окаянных?

— Немногим больше сотни. Десятка два во дворце, по паре постоянно в каждом крупном городе. Еще по десятку на огненных рвах и несколько приглядывают за покорными Карну провинциями, Амитом и Ирнасстэа. Наконец, остальные в храмах, посольствах, при караванах и в отрядах смотрителей в степи. При них больше двух сотен имеющих дар — в том жалком виде, какой был у этих рабынь и даже хуже. Я думал, все они снави. Только разбудить...

— Нет, далеко не все. Единицы. Но ты сделал очень много, зачем себя обижать. А одолеть этих тварей в бою я не вижу ни силы, ни смысла. Ты ведь и сам знаешь, что будет потом. В моем прошлом мире это называлось гражданской войной.

— Именно так. К тому добавь, рабов вернуть в свободную жизнь не всегда возможно. Степь голодает и вымирает, она своих не может прокормить. Я устроил так, что в безводье гонят отбракованный и больной скот. А под это дело отсылаю и вполне годный. Но воду в бурдюках не привезешь, — он махнул рукой безнадежно. — Есть рабы, вполне довольные своей жизнью. Они говорят: ошейник — нормальная плата за сытость. Таких много. Что же нам делать?

— Мне — собирать информацию и слушать мир. Тебе — выжить. Наю — отыскать воду для северных болот. Не спеши, все уже меняется, только видно перемены будет не сразу. Давай решать малые задачи и не рисковать напрасно. Мир добр. Все наладится, вот хотя бы погода.

— Она обнадеживает. Что делать с девочками?

— Они все уже были там, на другом берегу. Их проводили. Уже точно могу сказать, одна прошла, двое вернулись. Я отправлю их в спокойное место. Только жаль времени. Хотя... — я усмехнулась, — Хочешь, попробую провести в сон и тебя? К любительнице красных вин, у тебя так много мыслей о ней, что нить хорошо заметна и доведет куда надо, не оборвется. Поговорить с ней сможешь, если она захочет тебя выслушать. Я не пробовала так делать, но почему-то уверена: получится. Может, просто ночь удачная.

Он вскинул удивленно брови. И чуть смутившись, кивнул. Оказывается, наш строгий сухой князь может нервничать и даже краснеть. Думает небось, мне не видно в темноте. Пусть думает. Приятно ощущать такое трепетное тепло в его душе. Повезло Карну с князем, а князю — с пираткой. Им есть о чем поговорить до утра. А мне есть чем заняться без лишних глаз. Придержав запястье Риннарха, я уложила его тяжелую сонную голову на плащ.

И улыбнулась, повторно уловив чутьем интересное движение, пока вдалеке от нашей поляны. Значит, пора будить брусу.

Девушка легко открыла глаза в ответ на прикосновение моих мыслей. Улыбнулась доверчиво, села, кутаясь в плащ. Провела своей прозрачной рукой по голове, с удивлением ощущая отросшие волосы. Сейчас она плохо осознает, когда этот добрый сон начался и где заканчивается. Обернулась, пристально посмотрела на меня.

— Я Лиаса, — она зажмурилась, лицо дрогнуло. — Скажи сразу, я больше не принадлежу Адепту?

— Ты Говорящая с миром и ты свободна. Можешь вернуться в степь, если хочешь этого. Кстати, я Тиннара, коротко — Тин.

— Нет, — она открыла глаза, ясные, пробудившиеся ото сна. — Ушедшие с караванами Карна не возвращаются. Нас отпевают, как умерших. Мой жених надел траур до осени, затем он выберет себе другую жену. Там знают, что красивых брус в Карне ждет только позор. Он сразу сказал, что готов убить меня, и это было бы лучше. Но тогда взяли бы мою сестру.

— Лис, послушай меня. И прости, я говорю то, что причиняет боль. Если твой жених любит тебя, не забудет и не оттолкнет. Позор — это согласиться быть окаянной и предать степь. Ты так не поступала. — Я подняла руку, прерывая её возражения. — Вопрос в другом. Любишь ли ты его и нужен ли тебе этот брак.

— Мне? — она пожала плечами. — Да меня об этом даже старейшины не спрашивали. Таков выбор рода.