Сумерки богов (Мв-8)

— Справедливо. Могу даже добавить к вашим доводам, Бэзил, еще один. Вы знаете, сколько наших граждан на территории Британии погибли от рук американских солдат? Несколько сотен — в основном, конечно, происшествия с транспортом, но есть также и убийства, не говоря уже об грабежах и изнасилованиях. Но попробуйте найти о том хоть слово в наших газетах! А в Италии уже говорят о множестве итальянских мальчиков, убитых немцами — и это всего за две недели, прошедшие с того случая. Что показывает, как итальянцы относятся к своим "освободителям". И легко догадаться, кем они считают дуче, призвавшего эту "банду убийц, воинство ада" — Италия страна католическая, и там очень нервно отнеслись даже к слухам о черных мессах СС. И что тогда итальянцы должны думать о русских, ведущих с Гитлером беспощадную войну — и как этим пользуется Сталин, ну вы читали тот доклад МИ-6?

— Мрачный выходит прогноз, Уинстон. В северной Италии установится коммунистический режим, а на юге сядет мафиозный диктатор — "горилла", как в каком-нибудь Никарагуа. И мы просто не успеваем вмешаться — зато можем очень хорошо поделить итальянское наследство. Вся Африка. Суэц, Ливия. За Тунис, Алжир и Марокко не уверен — там окопались немцы и французы. Хотя если вы решили?..

— Да, Бэзил. Как говорят — ничего личного, но папа нам сейчас полезнее в роли мученика. Надеюсь, вы понимаете, что ни одно слово из сказанного здесь не должно увидеть свет не только сейчас, но и в будущем?

— Уинстон, интересы Британии превыше всего. К тому же я не католик. Но решатся ли немцы?

— А отчего они должны не решиться, Бэзил? Получив информацию, что именно Ватикан настоятельно рекомендовал Хорти, Франко и Виктору-Эммануилу сменить сторону? К тому же нам известно, что в определенных кругах Ватикана всерьез обсуждались последствия возможного покушения на Гитлера, примерно так же, как вы писали свой отчет — вот только если немцы узнают о том как о подготовке и поддержке заговора? Наконец, финансы рейха в еще более плачевном состоянии, чем наши — и вполне возможен соблазн поступить со Святым Престолом, как король Филипп с тамплиерами.

— Добавлю еще одно, Уинстон. Если Гитлер не дурак. Он ведь наверняка знает, что кое-кто из его же окружения посматривает в нашу сторону — или, по крайней мере, догадывается? И вряд ли доволен, когда кто-то думает уже лишь о том, как бы сбежать в Аргентину? Ну так сжечь мосты — чтобы все знали, отступления не будет! Заставить своих же — драться до конца.

— А если он не фанатик? А сам о том же помышлял?

— Насколько я знаком с его психологическим портретом, он слишком привык к роли вождя. И скорее умрет в осажденном Берлине под русскими бомбами, чем поспешит в изгнание.

— Надеюсь, что вы не ошиблись, Бэзил. И что не ошибся я. Осталось лишь малое — устроить "утечку информации" в Берлин о зловещих планах Ватикана. Ну а дальше — немцы все сделают сами.

Из приказа генерала М. Роатта, начальника Генерального штаба армии Италии, 9 января 1944

...запрещено собираться на улицах более чем в количестве трех человек и распространять какие-либо призывы. Всякие попытки организовывать демонстрации должны рассматриваться как начало восстания и немедленно пресекаться огнем на поражение. Любой беспорядок, каким бы незначительным он ни казался, должен быть подавлен беспощадно в самом зародыше.

Категорически приказываю отказаться от заградительных кордонов, звуковых сигналов, предупреждений и убеждений. Войска должны стрелять по нарушителям, не останавливаясь перед применением минометов и артиллерии, совершенно так же, как если бы они действовали против неприятеля. Ни в коем случае не следует стрелять в воздух, но прямо по цели, как в боевых условиях. В тех же случаях, когда военнослужащие проявят малейшее намерение солидаризироваться с бунтовщиками, виновные должны быть расстреляны на месте военно-полевым судом как государственные изменники.

Кравченко Федор Иосифович, Герой Советского Союза, командир Третьей Гарибальдийской бригады. Северная Италия, 8 февраля 1944

— Я, гражданин Свободной Италии, вступая в ряды Итальянской Народной Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь....

Вот они, наши будущие бойцы. Разномастно одетые, и городские, и крестьяне, и дезертиры из королевской армии (этих можно узнать по щегольским шляпам с петушиными перьями — как сохранили?). Годами от совсем мальчишек (сколько из них отсеются, узнав, что война — это не романтика, а тяжелый труд!) до мужиков в возрасте, обстоятельных и степенных (а эти, пожалуй, самые надежные — уж если выбрали сторону, то идут до конца). Уже прошедшие у нас первичный "курс молодого бойца" — физподготовка, уход за оружием, обустройство лагеря, внутренний распорядок. Хорошо еще, здесь нет снега, хотя зима — но еще не горы, а лишь предгорья. А то бы учились спать в шалаше, на пучке соломы поверх льда.

Вооружены все. Немецкими винтовками и пулеметами МГ-42 по одному на отделение — этого трофейного добра навезли столько, что каждый доброволец получает оружие в первый же день и еще на складе осталось много. В отличие от нас в сорок первом — когда, чтобы добыть оружие, нередко приходилось самому придушить немца или полицая. Зато у нас было самое важное на войне — желание воевать. У тех, кто в окружении не поднимал руки, а пробирался на восток по лесам, к своим. У коммунистов, комсомольцев, да просто сознательных советских людей, кто не видел своей жизни "под немцем". А когда есть желание драться насмерть — придет и умение, и опыт, найдется и оружие. У каждого из нас, кто начинал тогда, в лесах под Черниговом, зимой сорок первого, уже был огромный счет к немцам — которого простить нельзя.

— ...быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную тайну...

Здесь в Италии тоже было подполье. Правда, если сравнивать с нами, то больше похоже не на эту войну, а на борьбу с царизмом — забастовки, нелегальные газеты и листовки. Партизаны здесь появились совсем недавно, когда пришли мы. Еще до немцев, с чисто диверсионными целями. Затем, 8 января, в ответ на ультиматум товарища Сталина (совместно с союзниками) стали выпускать арестованных коммунистов. А уже 9 января (ну, как у нас царь!) солдаты начали расстреливать народ на улицах, а полиция втихую хватать кое-кого из отпущенных. Но наши тоже не лаптем щи хлебали — товарищи пробирались на север, и как из встречи отрядов Ковпака и Руднева в Брянских лесах возникло знаменитое партизанское соединение, так и наша Третья Гарибальдийская ведет свою историю от объединения одной из групп осназ с отрядом товарища Пьетро Секкьи, он теперь наш "руднев" — наш комиссар.

Двенадцатого января в Италию вошли немцы. В этот же день, как нам сообщили, в Загребе был организован Комитет Национального освобождении Италии во главе с товарищем Тольятти. А по всей Италии едва не началось восстание — все были наслышаны, что творится по ту сторону Альп, во Франции, когда озверевшие гитлеровцы под конец вели себя совсем как у нас, расстреливали сотнями, сжигали целыми деревнями. Входя сюда, эсэсовцы также не церемонились с населением — хотя Италия вроде как союзник Германии, но такова суть германского фашизма, если все они сверхчеловеки, то значит, имеют право: встав на постой, вели себя как хозяева, грабили, насиловали, расстреливали за любое сопротивление. Во Франции у эсэсовцев Достлера было правило, входя в деревню, где до того или возле которой было совершено что-то "антинемецкое", немедленно расстреливали мэра, священника, учителя — наиболее уважаемых людей, чтобы показать остальным, что их ждет. Здесь тоже было так — знаю случай, когда в деревне, километров за полста отсюда, кто-то влепил в эсэсовского солдата заряд картечи — немцы так и не сумели найти виновного, и тогда расстреляли мэра, попа и еще десять жителей на выбор, а приехавших итальянских жандармов избили и выгнали, отняв оружие. Но в большинстве, тогда, в самом начале, в свой же народ стреляли итальянские солдаты, по приказу своих фашистских офицеров. И восстание было подавлено, как часто бывает со стихийными и неподготовленными выступлениями — но угли остались тлеть. А главное, народ понял, что их вождь Муссолини отныне сидит на немецких штыках. И здесь, на севере, где горы и леса, начали возникать партизанские отряды. "Бригады", как они сами себя называли. Здесь бригадой называют полсотни человек, разбитую на "звенья", по десятку каждое. У советских же партизан бригада, по образу и подобию армейской, от трех до семи отрядов-батальонов, каждый в три роты по сотне бойцов, еще отдельно роты разведки, пулеметная, артиллерийско-минометная, штаб с тыловыми службами — всего до полутора-двух тысяч человек. И конечно же, диверсионная рота — в настоящий момент, единственное подразделение Третьей Гарибальдийской, укомплектованное полностью.

— ...беспрекословно выполнять все приказы командиров и комиссаров...

Вспоминаю, сколько у нас в ту, первую зиму намучились с "партизанщиной": хочу воюю, хочу — нет, никого не слушаю, и ты вообще кто такой, командир? Как правило, такие отряды погибали при первой же карательной экспедиции или разбегались после первого же настоящего боя. Или, что самое худшее, превращались в банды — забившись в глубину леса и совершая вылазки лишь за продовольствием, грабя население. Настоящим партизанам такие банды были лютыми врагами, поскольку вбивали клин между партизанами и народом — а потому после давили их беспощадно, как полицаев; но в самом начале это крови попортило немало. А в сорок третьем уже все большие партизанские соединения имели военную организацию и дисциплину, по приказу Большой земли совершали рейды в сотни километров по немецким тылам в заданный район — и все сражавшиеся там усвоили: без дисциплины не может быть войны! И эта дисциплина должна быть сознательной, а не бездумной! Вот, наверное, отчего было решено, что гарибальдийские бригады будут создаваться изначально как коммунистические, без всякой демократии. В каждой есть бригадный комиссар, и в каждом из четырех батальонов бригады есть батальонные комиссары, и в каждой из трех рот каждого батальона есть ротные политруки. Интересно, у нас большие партизанские соединения, имеющие регулярную связь с Большой землей, официально считались воинскими частями РККА, имели даже свой номер полевой почты, а все бойцы и командиры числились военнослужащими, с присвоением воинских званий, сроками выслуги и денежным содержанием (по заявлению, переводилось на сберкнижку или пересылалось родным в нашем тылу) — а кем будем считаться мы здесь?

— ...клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь доверенное мне военное и иное имущество...

Когда до нас дошел фронт, летом сорок третьего, то мы ждали, что соединение будет расформировано, а личный состав — кто на фронт, кто на работу в тылу. Однако же нас, ковпаковцев, сабуровцев и еще кого-то перевели в штат НКВД. А до того еще был "диверситет", как мы называли курсы, где мы и учились, и учили, сами передавали опыт и усваивали чужой, полученный на этой войне. Затем большинство ушло на фронт — не с немцами, а с бандеровской и польской нечистью, уж этот враг хорошо нам знаком! — а мы, подрывники-диверсанты, остались. Чтобы разлететься уже персонально кто куда — много позже я узнал, что Всеволод Клоков, Володька Павлов, Митя Резуто попали аж в Ирак, к курдским товарищам, рвать немецкие нефтепроводы. Ну а мне припомнили опыт Испании и как я на Волыни сделал диверсионный отряд из сотни необученных деревенских парней. И вот — Италия. В тридцать седьмом убивал этих берсальеров под Теруэлем, теперь учу их соотечественников, как самое справедливое общество построить.

Нам все же в чем-то было легче. Ну не было такой спешки — чтобы подготовить даже батальон за пару недель! В РККА, несмотря на военное время, гоняли бы до фронта не меньше двух-трех месяцев, а то и полгода! Впихнуть в этих, пусть даже горящих энтузиазмом, помимо одиночной подготовки, основы тактики малых групп, бой в лесу, в горах, в населенном пункте! Слаживание в составе отделения, взвода, роты. Батальон в партизанской войне — это высшая тактическая единица, а вся бригада, уже оперативно-тактическая, обычно же батальоны сражаются вместе, если противник очень серьезный, и то, у каждого своя частная задача и свой маршрут выдвижения и отхода. Нам приходилось учиться собственной кровью — здесь же и расскажут, и покажут, и научат, как надо — но командирам, они же инструктора, не позавидуешь! Время, время — а сколько его у нас?

В партизанской войне очень важен начальный этап. Когда собственно боев мало и враг в благодушии — но формируются основы: организуются сами отряды, закладываются базы, собирается оружие, налаживается связь, изучается обстановка. У нас сейчас, по большому счету, это и происходит — но ведь план диверсий, прежде всего на железных дорогах, никто с нас не снимал! Вот отчего наша диверсионная рота, это по сути, самая воюющая: ходили мы уже на железку, что идет через Тренто от австрийской границы, закладывали "минные поля", серии МЗД-5. Ой, что там было — немцы ведь непуганые, войска тут они, правда, в основном с запада вводили, и морем, но и здесь тыловое снабжение шло, и маршевое пополнение личным составом. И прервали мы движение напрочь — когда мины уже под рельсами, и приборы срочность отрабатывают, на боевой взвод через сутки, через двое, через неделю, бесполезно уже этот участок охранять, хоть ты там укрепрайон вдоль дороги сооружай!

Но вот внимание немцев к себе мы привлекли, это минус. И значит, следует ожидать от них активных действий. От карательной экспедиции, если они найдут незанятую дивизию, до самого опасного для нас — посылки егерей. Ведь кто для мышей опаснее — десяток котов или один горностай, такой маленький, что в любую норку пролезет? И на месте самого главного немца, не найдя лишней дивизии, я бы послал свой "осназ" персонально против нас, русских товарищей, как цементирующей и организующей силы. Есть у нас конечно и свои "егеря", разведрота, изначально был наш осназ, но так как часть товарищей пришлось поставить на должности командиров рот и взводов, да и было наших все ж не рота, пополнили, конечно, рядовым составом из местных, наиболее толковых, отчаянных и надежных. Но все равно, специально натасканные егеря — это страшно, встречались мы с такими в Полесье в самом конце! Причем опасны могут быть и малыми группами, и ночью, и в глубине нашей территории — в отличие от армейцев, которые за пределы гарнизонов вылезали даже днем в числе не меньше, чем ротой. А прибытие крупных сил, чтобы прочесать весь лес, это процесс небыстрый и хорошо разведкой обнаруживаемый — а вот о появлении взвода егерей, ведущих против партизан по сути партизанскую же войну, можно узнать, лишь когда в самом сердце партизанского края начинают бесследно пропадать люди и целые группы, идущие на задание или в соседний отряд. И хорошо, если в отряде находились охотники-лесовики, кто могли играть с таким врагом на равных — иногда же единственным выходом было срочно просить Большую землю прислать группу осназа. Летом сорок третьего уже можно такое было позволить.