Я всю жизнь был очень способным учеником, не всегда усидчивым, не каждый раз исполнительным, но таким понятливым, что все вокруг только диву давались. Мне никогда не надо было разъяснять по два раза то, что другим не давалось и за десять, вот и сейчас, я так хорошо, а главное так быстро всё понял, что теперь иду и глаза от земли не отрываю. Ноги ставлю аккуратно, первый шаг на подозрительное место делаю без нажима, второй наоборот давлю так сильно, на сколько сил хватает и постоянно пускаю впереди себя проверенного товарища, копьё, прошедшее со мной пускай только воду, но зато, как зарекомендовавшее в ней себя.
Бесследно такая затяжка в движении пройти не могла, времени на то, чтобы добраться к нашему входу в этот мир потратил почти столько же, сколько и в тот злополучный, первый день своего, такого долгого, похода. А сейчас я совсем не похож на мальчика из магазина, и силы во мне раза в два больше и веса, килограмм на двадцать меньше. А где результат, спрашиваю я вас? Нет его. Вот, что с нами делает страх, перешедший в кошмар, а затем и в леденящий душу ужас.
Место узнал сразу. Оно, и всё, что росло на нём, почти не изменились с момента нашего с ними расставания, но остальное выглядело по другому, совсем по другому. Ни Степана, ни его чудо автомобиля, ни даже следов от колёс, выворотивших комья жирной земли наружу, на месте этом не оказалось. Не было их и рядом, и за кустами, проверенными мной в первую очередь. Не нашлось следов от деятельности моего приятеля и его техники, и в ближайшем обозримом пространстве, содержащем в себе много чего кроме того, что могло бы напоминать о них. Кроме одной вещи, конечно, не заметить которую, даже при огромном желании, не удалось бы. Её я увидел сразу, но подходить близко к ней, окружённой с трёх сторон плотными кустами и редкими деревьями, не решался пока не осмотрел все окрестности и всё, что творилось вокруг этого заповедника.
Выглядела она одиноко и эксцентрично, среди зелёного хаоса названного кем то очень рассудительным природой, и от этого смотрелась ещё симпатичнее, чем это было бы в паре с каким нибудь другим неодушевлённым предметом из той же обоймы. Не портила её совсем не много завышенная высота. И небольшие рыжие вкрапления, образовавшиеся там, где их не должно было быть и в помине, не шли ей во вред. И самое удивительное, что хуже она не становилась даже при отсутствии совсем крохотной детали, предназначенной не только для улучшения конструктивных особенностей, но и для придания изделию определённого шарма и эстетичности. Вот уже, что то около часа, глаза мне мозолит самая обыкновенная коса, которой у меня дома косят обычную, такую же, как и здесь, зелёную траву, и о которой в этих местах мало кто знает, что не способствует ни производительности труда, ни, в конечном итоге, благосостоянию местных фермеров. Но это всё мелочи, по сравнению с тем ребусом, который загадал мне человек оставивший этот инструмент там, где мы с ним были бодры, в меру веселы и не ведали того, что уже относительно не молоды.
Чего он своей странной выходкой хотел мне сказать? Мол ходи и оглядывайся? Или: "Жди, не долго и тебе осталось, скоро и за тобой придут". Вариантов в голове, пока собирал ветки для костра и даже в то время, когда забивал пробегавшего мимо кота-кролика, и вешал на просушку одежду, прокрутилось довольно много. Но ни один из них не давал прямого ответа, на такой же ровный вопрос: "Для чего?" Для чего он это сделал? Я бы ещё понял оставь мне на память живший здесь человек очередную банку, не удивился если бы обнаружил её и с компотом внутри. Но косу то на кой чёрт выставил на всеобщее обозрение? Зачем надо было всё так усложнять? Ну не дождался ты меня и смылся в неизвестном направлении или того хуже, домой переметнулся, так поступи, как мужчина, как простой интеллигент в конце то концов. Оставь записку, так мол и так Владик, уезжаю, прости, не держи зла и не поминай лихом. Я бы всё понял и смело потопал обратно, перестал бы тратить время на твои поиски, и не подвергал бы свою юную жизнь опасностям, вырастающим здесь прямо из под земли. Так нет, надо было железяку с подтекстом оставить. Вот тебе, вспоминай и не кашляй, и думай всё, что заблагорассудится, а самое то главное поступай так, как тебе совесть позволит. Можешь прекратить поиски старого, больного человека, годящегося тебе в отцы, единственного, кто остался у тебя от прошлой жизни, если ты такой гад.
— А сам то ты кто, после этого?! — выкрикнул я в темнеющую пустоту, доведя себя до полного отчаяния.
Ночь провёл среди трёх костров, маясь от жары, но зато забыв об атаках комаров, так и продолжавших процветать на земле обетованной. Проклятущая палка с острой железкой на конце заставила заночевать в огненном кругу. Её магическая сила проникла в меня так основательно, что не смог от неё отделаться даже после сытного ужина. Что то же это послание обозначает, не мог же старик и в самом то деле от нечего делать или из-за вредности, воткнуть её в землю?
Поиски прекращать я не собирался. Степан хотя и старый козёл, но мне его жалко, да и автомобиль, марки "Москвич", в наших с ним взаимоотношениях не при чём. Поэтому на спиралевидную тропу вышел сразу же после завтрака, с огромной осторожностью прокрался в западном направлении, километра на три и начал оттуда наматывать круги, постепенно сужая их радиус. С первых же шагов стало ясно, что родился я в рубашке. В этом районе было столько трясин, всевозможных луж и просто провалов, что окажись в прошлый раз менее удачливым, быть мне погребенным в одной из этих смертоносных ловушек, так и не узнав, куда занесла меня судьба. Участок, если выражаться словами геологов, был очень перспективным и я, возможно, прямо сегодня попытал бы счастье в одной, наиболее заманчивой грязюке, но отсутствие страховки и свежие воспоминания от пережитого, останавливали меня, хотя глаз прямо таки цеплялся за что то стеклянное.
Ближе к полудню сделал отметку пройденного пути, разжился провизией и отправился готовить обед. По дороге наорался столько, что будь кто нибудь рядом давно бы услышал меня. Пообедаю, перекурю, а вдруг за это время и Степан объявится, а нет так отмотаю оставшиеся километры и завтра расширю зону поисков, дня два у меня в запасе имеется, воды ещё достаточно.
Послеобеденный променад принёс мне неожиданную, но очень радостную находку, отобравшую у моего бестолкового хождения примерно часа два. Я обнаружил, не знаю случайно ли или вполне закономерно, целую поляну лесной земляники, своим красным цветом перебившей все другие оттенки и расцветки. Её оказалось так много, что будь в моём распоряжении ведро, его, за это время, наполнил бы полностью. Но, ведра не было, зато был внутренний резервуар, утрамбовавшийся за время хождения больше, чем на половину и вот его то я, и ублажал все два часа без перерыва. Есть всё таки в местных лесах, что есть, было бы воды вдоволь остался бы жить здесь до тех пор, пока не отыскал своего приятеля.
Наступил момент, когда состояние моего желудка стало таковым, что я был не в силах запихать в себя хотя бы ещё одну сочную и неимоверно сладкую ягоду, тем не менее покидать это славное место, сразу после этого, мне не хотелось. Какое то время, стоя на коленях, разглядывал узоры, сотканные ими же на цветастом, земляничном ковре. Сколько то десятков минут потратил на синее, местами с проседью перистых облаков, высокое небо, любуясь им лёжа на спине и положив руки под голову. Пять или семь из них, отдал борьбе с дрёмой, навалившейся внезапно и всепоглощающие, и только после того, как победил её, устало поднялся на ноги, оглядел свои художества, сладко потянулся и сожалея о невозможности ещё немного подкрепиться, пошагал дальше.
Сытость и, как её следствие, полная расслабленность, порой могут сыграть злую шутку с кем угодно, даже с таким осторожным человеком, каким в последнее время стал я. А если к ней добавить лирическое настроение, вызванное общением с прекрасным, то можно считать, что неприятности тебе обеспечены почти наверняка.
Мышечная память, несмотря на всё выше перечисленное, у меня так и продолжала работать без изменений. Ноги самостоятельно, осторожно, двигались в нужном направлении, руки, как и раньше, проверяли дорогу впереди, копьём, на время перехода ставшим шестом и палкой для замера глубины. А вот голова была забита чем угодно: розово-голубыми мечтами о прекрасном будущем, далёком и близком, воспоминаниями о не кстати всплывших, почти из неоткуда, близких подругах, словами из популярных, но ставшими уже забываться, песен, а ей надо было бы думать совсем о другом. И ничто, находящееся на ней, и по долгу своей службы имеющее определённые обязательства перед остальными частями тела, не смогло уловить опасность, надвигавшуюся на меня с быстротой моего перемещения по недружелюбной поверхности. Уши слушали чужие голоса, но не те, что надо, глаза ловили бабочек и любовались растениями, над которыми они летали, ну а нос... А чего с него взять? После такого количества переделок, в которых он оказался за всё то время, что работает со мной, предъявлять претензии к нему было бы великой наглостью, с моей стороны.
Сработали все поздно, почти одновременно и настолько нерешительно, что догадаться об опасности я сумел лишь в то самое мгновение, когда между мной и ей, материализовавшейся во что то лохматое, рычащее и передвигающееся с бешеной скоростью, оставалось метров тридцать или что то возле того. Первыми вышли из охватившего всё тело оцепенения руки, правая согнулась в локте и яростно швырнула вперёд моего лучшего друга, снова ставшего смертоносным оружием. Затем пришли в сознание ноги, они повернули корпус в нужном направлении и мощными толчками понесли его прочь, как можно дальше от опасности. Последней в работу включилась голова, как всегда с опозданием, но, что для неё тоже характерно, с готовым решением и точным маршрутом дальнейшего движения, который тут же был передан по инстанциям.
Мне доподлинно не известно, каким образом организм человека, за такие мизерные промежутки времени, умудряется так мобилизоваться и превращаться из бесформенной желейной массы в металлическую пулю, способную на своём пути пробивать любую преграду. Но о том, что это возможно я знаю определённо и наверняка. Брешь, проделанная мной в, ещё вчера непроходимой, стене из растений, свидетельствует об этом. А шестиметровый прыжок в длину, в конце спринтерского забега, призом в котором была моя собственная жизнь, доказывает наличие безграничных возможностей у любого индивидуума, имеющего такое же, как и у меня, желание его заполучить.
Прыжок гнавшегося за мной охотника был не менее длинным и возможно даже более мощным, но чувство голода не способно подмять под себя чувство самосохранения, ни при каких обстоятельствах. Во время полёта я ещё успел выдернуть торчащую из земли косу, перевернуться на бок, замахнуться ей и со всей, образовавшейся за время моего преследования чудовищем, злостью, нанести ему смертельный удар в бок. Оно же только лязгнуло разок другой зубами, в попытке ублажить свою внутреннюю потребность, а этого несомненно мало, чтобы одержать победу в такой схватке, как эта.
Огромная голова собаки с высунутым из полу раскрытой пасти языком, лежала у меня на коленях. Часть черенка от косы я так и продолжал держать в правой руке, вторая его часть, вкупе с той, что прошила брюхо лохматого на вылет, какое то время ещё дергалась, а затем замерла на траве, окрашенной ярко вишнёвыми струйками крови.
— Вот значит для чего ты мне её оставил, Степан Сергеевич — пытаясь освободится от мёртвого тела, с дрожью в голосе, проговорил я.
Да, не рассчитаться мне со стариком до конца жизни, второй раз достал он меня, можно сказать, с того света, а я всё никак отыскать его не могу.
— Ты хотя бы направление показал, куда укатил. Мне что же, всё так вокруг и прочёсывать? — снимая фляжку с ремня, снова передал я привет своему самому дорогому другу.
Действительно, дядя Стёпа, ну что трудно было стрелку прибить на дерево. Топор у тебя имелся и гвозди я видел в бардачке. Косу же не забыл оставить.
Глоток воды, оказал на меня успокаивающее действие. Рассмотрев во всех подробностях трофей пришёл к выводу, что сожрать меня пыталась обыкновенная собака, невиданных мной ранее размеров. Отчего она стала кидаться на людей? Да, наверное, от жизни такой. Проживи я здесь, столько же, сколько эта псина, возможно тоже стал бы кидаться на всех подряд. Хотя, по большому счёту, тебе чего, мелочи мало было? Ну на хрена я тебе сдался, посмотри сколько живности вокруг бегает? Жрал бы её спокойно, не трогал злых дядек и жил бы себе сейчас припеваючи. Не стоит добра, от добра искать. Сколько было сказано по этому поводу, а вам всё неймётся. Эх ты, волкодав.
Выдернув косу из животного, к которому, после всего пережитого, отчего то проснулось сочувствие, внимательно посмотрел на острое лезвие.
— А в какую сторону оно торчало, когда я впервые с ним повстречался? — спросил я себя, пытаясь выстроить логическую цепочку. — Точно, в сторону гор оно было повёрнуто! Ну и хитёр же ты, Степан Сергеевич!
А чему я удивляюсь, столько лет гнать самогон, можно сказать у всех на виду и не попасться, это же суметь надо.
Глава 12
Последняя ночь, довела меня до полного расстройства. Половину её я доказывал себе, что нужно продолжать поиски товарища в новом направлении прямо с завтрашнего утра, а вторую успешно опровергал доказанное. Плюсов и минусов было достаточно и в том, и в другом случае, их сложение и вычитание результата не дало, и в очередной раз, надо было принимать решение полагаясь лишь на интуицию, без использования цифр и доказательной базы, которая упорно молчала в темноте, скорее всего, продолжая восстанавливаться после пережитого вечером стресса.
Всё решил бешеный взгляд, который, как оказалось, зафиксировала моя память и о котором я, до определённого момента, не вспоминал. Вновь появился он внезапно, перед рассветом, после очередной, неудачной попытки на чём нибудь остановиться и поначалу я не придал значения всплывшей в голове картинке с красными, глубоко посаженными глазами, принадлежавшими громадной, собачьей морде. Но потом они снова и снова, эти два злобных и расчётливых зрачка донимали меня на протяжении нескольких часов, и это стало раздражать, и где то даже настораживать.
Что послужило причиной выхода негатива из периферийных участков мозга на первый план, для меня такая же тайна, как и вопрос о моём перемещении во времени, да и не это самое важное в это зарождающееся утро, сейчас принципиально другое, какого чёрта они хотят мне сказать, эти глаза напротив? Неспроста же взгляд хищника, в последнем прыжке пытающегося достать свою жертву, моя память раз за разом прокручивает мне, словно заезженную пластинку, что то же она хочет мне сказать таким своим поведением?
Состояние при пробуждении от так и несостоявшегося сна, было, как у той побитой собаки. Всё тело моё ныло, стонало и скрипело, чего до этого с ним почти никогда не происходило, разве, что во время простудных заболеваний при очень высокой температуре, ещё в далёком детстве, были у меня похожие ощущения. Но сейчас то я абсолютно здоров и градус моего тела в норме. Однако предметы валились из рук беспричинно, ноги цеплялись за всё, что попадалось им на пути, охота завершилась ничем и повторять её не было никакого желания. Даже вода, выданная организму в больших количествах, чем могу себе позволить и та не помогла прийти в чувство, и это стало последней каплей в принятии решения о возвращении на базу, к ручью. Прости меня, дядя Стёпа, но нашей долгожданной встрече и в этот раз не суждено состояться, какая то непреодолимая преграда, неестественного характера встаёт между нами из раза в раз и справиться с ней я не в силах, как бы не хотелось мне этого сделать.
