— С чего ты завёлся, иди повторно лезь теперь под воду, а то опоздаешь. Тебя точно за постоянные прогулы уволят. Будут тебе тогда икра и виноград...
Он, ответным походом нежности, чмокнув её в нос, хмыкнул:
— С твоей попы над мешком с мусором. Халатик твой в такой ситуации больше открывает, чем закрывает. Никогда не думал, что это так сексуально.
Лена на ощупь поискала халат. Пролепетала:
— Не смеши меня.
Он, прогладив её от шеи до колен, прошептал:
— Может быть, когда-нибудь мы повторим это.
— Никита, умоляю...
А он, повернув к ней голову, ухмыльнулся:
— На фригидную, какой считает тебя сын, ты мало похожа. Что ж с Долговым то не получилось из тебя бабы?
Лену прошила неприятная волна, она сделала попытку подняться.
— Тебе непременно надо об этом говорить... Поменьше любопытничай, глядишь, язык отдохнёт от трудов.
Он, не позволив ей, пригвоздил её к полу:
— Только кажется мне, что дело тут не в тебе. Спец он, возможно, и хороший. Голова у него, полагаю, работала превосходно, а мужик никакой. Угробил тебя. Сдаётся, секс был по случаю. Полагаю по пальцам, за совместную жизнь с ним, можно пересчитать. Поэтому и разницы не ощутила с ним ли без него. Всё едино не было мужика в доме. Краны, поди, и то сама крутила или слесарей нанимала. Видно ему не была известна прописная истина, что женственной можно быть только рядом с настоящим мужчиной.
Лена дёрнула плечом. Ей явно это не понравилось.
— В какие дебри тебя понесло. В жизни всё проще. Так многие живут. К тому же, может быть, виной всему жизненная суета, вечные заботы, возраст...
— Ну, да! Ну, да! прибавь ещё супружеский стаж.
— И с чего ты взял, что я желаю об этом говорить с тобой? Долгова уже нет, поэтому и разговора про него нет. Ну, пожалуйста!— вспылила она задетая его насмешками. Опять же вспомнилось, как молча плакала, лёжа рядом с похрапывающим Семёном и зябко передёрнула плечами.
— Ты права. О мёртвых либо ничего, либо хорошее.
Лена, решив на этом завершить неприятный разговор, объявила:
— Вот и славно, поднимайся.
Наверное, ему тоже надоел бесполезный разговор, потому что перечить не стал. Он, с лёгким смешком подкинув её к себе на грудь, помчал в душевую комнату. У дверей опустил на коврик и молчком потянул её за собой, запихнул в душевую кабину и встал рядом. Горячий огонь губ, затрепетавший на её щеке, не погасил даже водяной поток.
— Ты прекрасно и с аппетитом целуешься. Таких сладких губ, я ещё не встречал.
— Не вгоняй меня в краску и поторопись уже,— смутилась от похвалы она.
Первый раз она принимала душ не одна, а с мужчиной и в ней это всколыхнуло давно забытые желания и обиды. Ей всегда хотелось сделать это с Долговым или сходить с ним вместе в баню. По крайней мере, казалось очень романтичным. Но Долгову до её романтики было, как до лампочки и ничего подобного с Семёном сделать было нельзя. А оказывается, она не ошиблась и это так прелестно делать вдвоём. Вот она проводит пальчиком по бегущим по его телу струям. А он ловит жемчуг на её груди. "Жизнь моя прошла совсем без радости",— подняла она глаза на улыбающегося Никиту. Он растёр капельки широкой ладонью на её теле и прижал к себе.
— Прости, но, кажется, и это для тебя открытие. В баню, сауну ходила?
Лена покачала головой.
— Тогда не удивительно, что ты детективы стругаешь. Про любовь-то тебе не под силу писать, ты про неё ничего не знаешь.
Лена поняв, что растаяв раскрылась, захлопнула скорлупу:
— Разнежился. Опоздаешь.
Его губы прошлись по шейке и впились в плечо, а потом у самого ушка прошептали:
— Чем планируешь заняться? Мой тебе совет отдохни. Наберись сил... У нас впереди жаркая ночка.
Лена покладисто кивнула, звенящим шёпотом предложила:
— Хорошо. Приезжай, если выберешься на обед, я наварю борща. Но про ночку забудь.
Он понежил в кольце своих рук её спину и улыбнулся:
— Домашний борщ! Заманчиво, но сегодня не могу, завтра... Лен, про остальное, я не слышал.
Никита проходил вновь и вновь мочалкой по её телу, растирая по ней пахучие гели. Телу было приятно, душа ликовала, а голова страдала. Ещё бы ей не страдать, если она молила её одуматься и в тоже время хотела хлебать это свалившееся на неё счастье ковшом. А может правду говорят: чему суждено произойти, обязательно случиться. Так случилось и у неё.
Он не отпускал её до входной двери. Они долго целовались даже на пороге. Наконец, он ушёл, а она, уткнувшись лбом в дверь, улыбалась. Что это? Подарок? Ошибка? Даже если это миг, всё равно прекрасно. Справившись с собой, Лена села работать. Чему она раньше предавалась пылко и самозабвенно не желало лезть в голову. Опять же поймала себя на том, что улыбается, улыбку трудно стереть с лица, а счастье вымести из головы. А какой красивой она себе сейчас казалась. Правда боялась подойти к зеркалу. Захотелось безумно ощутить его запах. Вскочила, нашла его домашнюю футболку, прижала к груди. Всё-таки он потрясающий мужик, принимает жизнь такой, как она есть, это такая редкость. "Кажется, на ровном месте наклёвывается роман. Окстись, дурища, и научись считать годки",— одёрнула она себя, заставляя впрягаться в работу. Но что она могла с собой поделать, если рядом с ним, ей становилось так хорошо, что она забывала обо всём на свете. Обед варить было не для кого, а до ужина у неё есть время. Но работать не давал Кушнир, звонивший по мобильной связи через каждый час, пробалтывая на неё море денег. "Наверное, как работнику связи ему положена бесплатная связь",— подумала она. Часам к двум ожил и городской телефон. Лена постояла, не решаясь снять трубку, но потом подумала, что это Никита, наверняка проговоривший все мобильные деньги, и перешедший теперь на этот канал связи. Больше-то ведь некому. С её стороны здесь достать её никто не мог. Подумав-подумав, она и сняла трубку:
— Алло!
Хорошо поставленный, но прокуренный голос попросил подозвать к аппарату Никиту. Лена ответила, что его нет. Интересно, что другое она могла ответить. Тогда ей велено было передать Кушниру, чтоб как появится — позвонил Ларюсику, киска не может до него никак дозвониться— занято. Естественно, постоянно звонил ей. Лена передохнула, кажется, её приняли за домработницу. Бесцеремонная такая девица. Но та, пораскинув мозгами и вероятно вспомнив дни работы этой самой домработницы, решила поинтересоваться:
— Ты кто?
— А какое это для вас имеет значение?— решила бить Лена вопросом на вопрос.
Та за словом в карман не полезла:
— Сейчас я приеду и разрисую тебе морду, вот тогда узнаешь,— развопилась на том конце девица.
Лена бросила трубку. Номер звонившей мегеры был перед глазами. Сняла вновь послышались короткие гудки, звонить раздумала, положила на место и отошла. Больше не подходила к аппарату и на всякий случай к двери тоже. Первое чувство, несмотря на то что это её не очень-то и шокировало, было всё равно ужасным. Лирика, как осенняя листва с деревьев свалилась моментально, оставив её неприкрытой. Но, поразмыслив, она даже посмеялась над собой: "Раз и всё встало на свои места. С чего завелась и какое новое открытие я сделала? Всё ж знала с самого начала... Надо воспринять своё нахождение здесь как приключение и не более!" Вот теперь можно писать. Она с азартом окунулась в работу. Та была для неё главным, да ещё Данька. "Решение правильное,— убеждала она себя,— нельзя сомневаться в близком человеке. Осознанно ли, не осознанно ли нельзя. Это уже не отношения и не жизнь. А в нём не сомневаться нельзя. Он весь из сомнений. Надо работать, работать... до ужина ещё далеко". Увлёкшись, чуть не пропустила час подготовки к этому самому ужину. Схватившись, заторопилась с чисткой овощей, резкой салата и готовкой плова. Данька так его любит. Хотелось угодить. Никита позвонил, что едут и с сыном полный порядок, но она всё равно волновалась. Уловив щелчок ключа, рванулась к двери.
— Ну что, книжница, получай своё чадо в целости и сохранности.— Весело заявил он от порога.— Дань, ты хоть слезу накапай, мать тут извелась вся.
Данька высвобождаясь из объятий матери смущаясь объявил:
— Я уже щёчку ей облизал.
— И только?!— Никита помучил свою крепкую шею и заявил:— Вы тут поговорите пока, а я ужин соберу. Данька есть хочешь?
— Ещё бы!
— Согласен — вопрос был глуповатым... Я сейчас.
Лена отвела сына в хозяйский кабинет и, чтоб не жаловаться самой или отвечать на вопросы сына, принялась расспрашивать про Карпаты.
— Отпад!— заявил он.
— Надеюсь, тебе понравилось?— переспросила она, не поняв его "отпад".
Данька тут же поправился:
— Отлично. Приличные номера. Терпимый сервис. Почти домашняя кухня в любое время суток и умеренные цены. До подъёмника каждые полчаса ходит маршрутка.— Принялся он ей подробно излагать.— В общем, всё как ты любишь — нервотрёпки ноль, сплошное удовольствие.
Лена, прервав хвалебный поток, уточнила:
— Где же вы взяли снаряжение?
Данька удивлённо похлопал ресницами:
— Ма, не зависай. Сейчас проблем ни в чём нет. Его можно взять в пансионате или на базе, без разницы. Тоже мне нашла о чём болеть, лыжница.
— О, критик, ты сам-то никогда не вставал на лыжи.
— А тренер на что. И трассы там разные есть, даже детские. К тому же всегда мечтал, наконец-то, выбрался на лыжный спуск. Ребята каждый год катаются и ничего. Ноги, руки на месте, голова венчает туловище. Обошлось. И тебе советую, съезди, отдохни. Вашему величеству точно подойдёт. Правда, без брехни. Никита на что гурман в этом вопросе и ему там понравилось.
— Никита у тебя с языка не сходит. Расскажи, как жили?— перевела она стрелки разговора.
— Чего ты на него взъелась, нормальный парень. А жили в небольших, но симпатичных комнатках, по два человека.— Без особой охоты продолжал рассказ сын, но исключительно чтоб не обижать мать.— Довольно — таки светлая мебель и всё подобрано под тон, даже ковёр на полу и шторы на окне. И всё необходимое для удовольствия имеется: телефон, телевизор, душ и холодильник. Кажется, ничего не забыл. А самое главное настоящая зима вокруг со снегом. Представляешь, выглянул за окно: и белый снег! А у нас тут зима одно название. Снег грязнущий, ещё и дождём норовит тебя полить. Прокатись, ма, встряхнись. Недели, вот как нам, вполне достаточно. Я тебе всё обрисовал, а теперь твоя очередь. Как тебя угораздило в такое влететь. Мне Никита показал микроавтобусик, что приткнулся у соседнего дома, за кустиками и тебя поимел. Прикольно. Как ловко они квартиру нашу на прослушку поставили. Рано обрадовались. Главный концерт впереди. Ведь всё ещё стоят, слушают. Значит, не поняли, что тебя там нет. Мы тут фокус небольшой с Никитой придумали, давай сделаем.
Лена вскинула голову переводя взгляд с одного на другого.
— О чём речь?
Данька с восторгом сообщил:
— Сейчас мы наговорим несколько вариантов нашего с тобой разговора на магнитофон, и я буду крутить. Пусть слушают и радуются.
Лена не верила своим ушам. Осторожно уточнила:
— Сколько же вы собираетесь в это играть?
— До победного конца. Никита каждый вечер отправлял в квартиру человека, тот топал там часов до десяти, имитируя жизнь и паля в комнатах свет, чтоб окна просматривались издалека.
Лена задёргалась. Кушнир крутит за её спиной кино, а ей даже не намекнул.
— Что он себе позволяет?
Данька упреждающе выставил ладони вперёд:
— Мать, успокойся, не дрожи по поводу Никиты, там точно всё путём. Он ничего плохого не сделает. К тому же ты не хило здесь устроена. Выглядишь опять же потрясающе.— Заметив её не то смущение, не то недоверие добавил огонька:— Так и есть, ты просто замечательно выглядишь...
Она специально завела разговор. Ей захотелось услышать мнение Даньки о Кушнире, а тут повезло, в кои веки дождалась комплимента и в свой адрес. Проглотив удовольствие завела свою песню:
— Я здесь, как на иголках. Не известно кто хозяин этой жилплощади и как он на моё пребывание тут отреагирует. Так устроена, я не могу занимать, жить за чужой счёт и спать не на своей постели.
— Нормально отреагирует, на ум не бери. Раз Никита привёз тебя, он отвечает.
Лена замотала пальчиком возле его пошмыгивающего носа.
— Голову только на плаху забудь кого не ложи. Зачем он около нас крутится? Что ему от нас надо?
Данька откачнулся спасая нос и переполняемый уверенностью заверил:
— Уверяю тебя, кроме адреналина, ничего,— выкрутился он, никак не понимая, почему Никита до сих пор не скажет Лене всю правду. Тогда она не будет так дёргаться. Думает же себе, напрягая мозги не иначе, как аферист или бандит.
Никита заглянув, пригласил на ужин, подмигнув Лене, весело интересовался:
— Данька, какое твоё любимое блюдо?
— Плов. Что, мама плов приготовила?
— Так и есть. Тексты не забудьте наговорить на диктофон. Надеюсь сценарий ей по силам написать?
Лена отвернулась: "Без укусов не может".
— Теперь только после плова,— хихикнул Данька, поднимаясь.
Никита пропустил мимо себя паренька и собирался Лену, но она, прикрыв дверь, взяла его под руку:
— Тебе просили передать, что очень скучают и ждут,— не заинтересованным и отсутствующим голосом, проговорила она.— Очень, ну очень просили передать.
Конечно же, он почувствовал... заметил перемену в ней, хоть она и старалась. Нотки обиды звенящие в её голосе он тоже не упустил.
Никита смутился, но выгадывая во времени бестолковый вопрос задал:
— Кто?
Лена, изучая его из-под опущенных ресниц, сжала и разжала кулачки:
— Кажется Ларюсик... Не то киска, не то зайчик, не то топ-модель...— говорила, а сама боролась с мыслью поселившейся в её голове— почему она усомнилась в нём? Не из-за киски же. А то она не понимала. Именно сейчас ей хотелось осмыслить это "почему": молод, красив, упрям, эгоистичен, ненадёжен?... Хуже всего, если ненадёжен.
Никита выслушал её. Потом засунул руки в карманы брюк и уставясь на её поджатые губы отчеканил:
— Ну звонила и что?... Пусть ждёт дальше... Чего смотришь... Да, было. Что я буду врать?! А ты не смей больше снимать трубку, понятно?
Пожал плечами и пошёл себе. Но не ушёл, вернулся. Что-то решая потоптался.
Она, замерев после такой команды, всё же камнем была не долго, а отмерев, взялась за ручку шкафа собираясь открыть. Он, поняв и почувствовав сердцем, что она сейчас уйдёт навсегда и никакие его правильные доводы ему не помогут, остановил сам, обхватив её замком обеих рук за талию, прошептал:
— Лен, не заводись... Не будет больше никаких рыбок, кисок и попугайчиков... Обещаю!
Лена подняла глаза на его сопение и заверила, что ей на шлюх, именуемых себя топ-моделями, наплевать... и на него тоже самое.
Естественно, было всё наоборот... и он, понимая это, нервничал.
— Лен, я ж пообещал... А моё слово... это слово!
Лена подумала: значит, настораживает её в нём, мужская глупость и эгоизм. Ему помог Данька, вопивший с кухни парень, призывал их иметь совесть и поторопиться. Обойдя его, стоявшего на её пути столбом, она направилась на голодный рёв сынули первой.
