Тем временем Тхай на правах моего друга взял на себя тяжкую обязанность обнести подарками всех присутствующих. Лишь ему мне пришлось вручить золотой ключик:
— В моих апартаментах после моего отбытия осанется сундук. Это ваше, и сундук, и то, что в нем. Кроме того, я исполнил вашу просьбу и оставляю сделанный с меня местным художником портрет в полный рост и натуральную величину.
— Я обрамлю его золотом и повешу в холле!
— На здоровье, — Я повернулся к Асите, — Честно говоря, я бы хотел встретиться с вами еще, но в более уединенной и располагающей к откровенности обстановке. А скажите, каков ваш личный Цивилизационный Уровень?
— Ну... — замялся дедуля, — А, ладно, скажу. Шестой. У Тунга — четвертый, он только фигурка на шахматной доске со стороны противника. Как и ты, как и я — для кого-то с еще более высоким ЦУ.
— А каков мой личный ЦУ? — не удержался я. Асита рассмеялся:
— Двойка. На единицу больше, чем у твоей планеты.
— А мы одного цвета, если использовать шахматные ассоциации?
— Только это будут многомерные шахматы с примерно двенадцатью цветами фигур, игроки временами создают коалиции против третьего, и тут же воюют между собой. Хм! Интересный вопрос. Да, пожалуй, до тех пор, пока ты не сменишь свой ЦУ, ты являешься моей фигурой, — проговорился он и тут же поправился, — То есть я хотел сказать, что у нас один цвет. И Тунг нам враждебен. Ты хотел это узнать?
— Да. А сколько всего уровней?
Асита расхохотался, взял сигарету из моей пачки и закурил:
— Ребенок! Кто же задает такие вопросы? Кто может дать ответ? Тот, кто наверху, не снизойдет до ответа, как минимум по двум причинам: во-первых, ты для него пыль под ногами, а во-вторых, чтобы у тебя не возникло соблазна пролезть на самый верх. На верху всегда очень тесно, понимаешь? И если я сообщил тебе свой ЦУ, то только потому, что после модернизации нам с тобой придется работать. Работать в очень непростое время и в очень сложных хитросплетениях межгалактической политики. И не ищи меня, я сам тебя найду, когда ты будешь мне нужен.
— Окей, босс, — хмыкнул я. Асита, вставая, хохотнул:
— Точное определение. Пока что я для тебя — старшой. А там — кто знает? — пожал плечами Асита, неожиданно предложил:
— Хочешь, я сыграю для всех Песню Тростника, а Сяо споет?
— Да!!! — кивнул я, откидываясь в кресле и затягиваясь прохладным дымком "SALEM", — Да, очень хочу!
И они спели. Тхерране плакали под Песню Тростника, покачиваясь в такт мелодии. Даже Тхонг. Даже Верховный Судья Чжудэ.
Потом Сяо спела под флейту несколько не психотропных, просто красивых старинных баллад, которые пелись на стилизованную форму мелодии, но из-за вариаций флейты музыка никогда не повторялась, и в самый разгар веселья гонг пробил полночь. Я поднялся, сунул мечи под алый кушак, подумав, что совсем ояпонился и осамураился, поднял руку:
— Желаю остающимся и далее проводить ночь столь же приятно, а нам, увы, пора! Корабль уже ждет. Прощайте, я буду скучать по всем вам! Мани, ты готова? Посмотри на этот мир, кто знает, увидишь ли ты его еще раз и простись с гостями.
— Я твоя вещь, — волнуясь, сказала она, — Я готова. Прощайте, благодарю вас всех, мне будет вас очень-очень не хватать! — поклонилась компании жена и мы оказались в Валькирии. Визор показывал быстро смещающиеся звезды этой Вселенной — капсула, не дожидаясь особых указаний, ушла с места в темпоральный прыжок с ускорением один миллион лет в секунду за секунду. Валькирия бурча под нос, разбирала свадебные подарки. Они большей частью сходу летели в утилизатор:
— Нашли чего дарить, умники безмозглые, буду я тут моль да пыль разводить! Комод бы еще ореховый да семь слоников на счастье приволокли!
Добравшись до Гривны, капсула с лихой небрежностью освободила от нее Мани:
— Ошейник собачий, да и только! — как я понял, Валькирия была слегка не в духе. Я ожидал, что капсула прогуляегся катком своего сарказма еще и по мечам, но ошибся — она одобрительно заурчала:
— Вот, хоть одно полезное подарили! Они в случае абордажа или где в варварском мире еще послужат. Да и тебе полезно потренироваться. Вещи, надо сказать, красивые, вообще редкостные и полезные. Я подумаю, где их разместить.
Я расхохотался:
— О да, конечно! Уподобиться героям дешевых романчиков, махающих пиками да саблями в глубинах космоса! Чтобы я этакого больше не слышал!
— Как скажешь, — обиженно пробурчала капсула.
— Да, кстати! Мани?
— Слушаю тебя, Эн Ди.
— Какой твой личный ЦУ?
— Что? — переспросила она, — А что такое Цеу?
— Замяли тему, — недовольно проворчал я, — не хочешь — не говори.
— Но я правда не понимаю, о чем ты? Объясни?
— Мир, в котором ты выросла, имеет уровень цивилизованности один, то есть считается первобытным. А ты — знаешь свой личный уровень цивилизованности?
— Нет, — пожала плечами она, — Но раз я выросла в таком мире, то наверно тоже один. А ты свой знаешь?
— У меня второй.
— Не может быть! — прошептала она, — Ты летаешь от мира к миру, имеешь разумный корабль, ты можешь почти все — и второй уровень? Что же тогда дальше?
— Я тоже хотел бы это знать, — угрюмо признался я, мучая архаичным паяльником автоматический пеленгатор радиолокаторов. Впрочем, только входная головка была электронной и требовала пайки, все остальное составляли куда более надежные псионовые чипы. Тут мы вошли в красную мглу Исходной Точки — точки, где две соседние Вселенные соприкасались во времени — с одной стороны — схлопывание, коллапс, с другой — Большой Взрыв. А посередине как раз Исходная Точка. От нее очень удобно отталкиваться во временных и пространственных координатах. Ой, чего-то я лишнее болтаю. Короче, я отложил в сторону свой первобытный лазерный паяльник и спросил:
— Да, кстати, Мани, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — недоуменно отозвалась она, — а почему ты спрашиваешь?
— Я хочу проверить твое здоровье. Ты не против, если машины корабля исследуют твой организм?
— Надеюсь, это не больно? — нерешительно спросила она.
— Совершенно не ощутимо, даже щекотки не будет, — заверила ее капсула, — Мы это сделаем на расстоянии, девочка, никто не собирается тебя резать на куски.
— Тогда пожалуйста, исследуйте, — храбро сказала Мани, — Что мне делать?
— Лечь вот сюда, — Валькирия развернула операционное поле.
Мани послушно улеглась и тут же отрубилась действием сон-генератора.
— И ты уверен, что мы справимся?! — с сомнением спросила Валькирия.
— Разумеется, я не магистр психотехники, а всего лишь жалкий конструктор — тактик, но с твоей помощью, дорогая, — подольстился я, — Может, одолеем?
— Интриган, — в нос пробормотала польщенная капсула, — Льстец. Ладно, посмотрим, что за бомбочку мы подцепили тогда на тракте. Значит, запускаю телепатоголовки, пошли пилот — сигналы по нижним структурам иерархии сознания...
...Прошло 74 часа непрерывной работы, пилот — сигналы достигли верха иерархии сознания Мани и мы с Валькирией, совершенно обалдев, смотрели на голограмму, отражающую Основную Схему Реакций этой девчонки. Представьте себе, что в объеме пятнадцатиметровой сферы в невесомости сто семьдесят котят играли ста семьюдесятью клубками разноцветной пряжи, и все это медленно поворачивается перед вами. Представили? Теперь дальше — еще представьте, что нитки четко делятся на два колера — во всем многоцветье они или теплые или холодных оттенков, и образуют две сложные структуры, часто — часто соединенные черно-белыми связями. Вот теперь, может быть, у вас создалось слабое представление того, что мы увидели.
Мы молча любовались этим минут так с десять, потом Валькирия уныло пробормотала:
— Да-а... Рановастенько мы за это ухватились. Все, что я могу сказать — это то, что у нее явное раздвоение сознания, и что на дешифровку ОСР Мани уйдет примерно восемьдесят моих машинных лет чистой деятельности. Как быстро понимаешь, что секстиллион операций в секунду — это совсем не круто!
— Да, надо подумать, как разогнать тебя еще раз в тысячу хотя бы, — вздохнул я, — Но мы же обсуждали проблемы, связанные с дальнейшим убыстрением твоей умственной деятельности. Что ж, анализ — дело небыстрое, но ты занимайся им в режиме холостого хода.
— Хорошо. А ей скажем, что ничего не нашли. И ты вообще не беспокойся, — рассудительно заметила Валькирия, — Она же из обычного мяса и костей, так что не сможет ускориться больше, чем в пятьдесят раз — и то несколько шагов на такой скорости ее превратят в фарш, а я могу гораздо быстрей. Нет проблемы, капитан!
— Я тебе верю, — пробормотал я, падая в сон...
Мы снова падали в неведомые бездны Времени. Жизнь быстро вошла в привычное русло: я познал тхерранскую письменность, сонструировал разные несложные штуковины, переругивался с Валькирией, занимался любовью с Мани, обучая ее этому непростому искусству — делать другому хорошо подручными средствами. Остальное время Мани или спала, или читала тхерранские книги, которых Валькирия насобирала видимо-невидимо. То есть огромнейшее количество факсимиле, при необходимости синтезируемых с точностью до атома. Вот Мани и читала запоем все подряд.
... — Мы приехали! — вырвал меня из сна голос Валькирии, — Капитан, просыпайся!
И я проснулся. И увидел, куда мы приехали. И застонал:
— О нет! Только не это!!!
В визоре маячила омерзительно знакомая Пустыня с черным песком и серыми обветренными валунами, и шелестящий голос сказал:
— Ну, с приездом, что ли, турист ты наш иностранный? А это кто там харю возле тебя плющит? Трофей, что ли?
— Ну привет, Тари, злодей песчаный. А спит не кто-нибудь, а Четырнадцатая Принцесса Империи Ра, — пожаловался я, — Зовут ее величие Мани, ударение, пожалуйста, правильно ставьте, на "и"!
— Учтем-с!
— Не холуйствуй. А усыпил я ее, чтобы успеть с тобой пообщаться, в глаза твои бессовестные посмотреть, пока меня до смерти не заговорили. Кстати, твоя Драко, она в Ра тоже входит?
— Не-а, — фыркнул Тари, — У нас всего четыре Вечности, но зато они наши, драконьи, и ничьи больше. Ты ж знаешь, сколь сладостно с драконом на одной планете уживаться?
— Ох, знаю! — почесал я в затылке, — Но честно говоря я все равно рад тебя слышать. Да и повидать тоже.
— Аналогично! Первые три дня ты просто душка, а на четвертый от тебя тошнить начинает.
— Понял, — позеленел я, представив, как и чем может стошнить громадного песчаного дракона, — Намеки излишни, послезавтра свалю. Только пальцем покажешь на этот раз, в какую сторону рулить.
— С юмором у тебя по прежнему, — заметил дракон, — Туговато. Пальцы какие-то мне придумываешь. Я тебе на словах расскажу.
— Мое вино хоть бы и кислое, да свое, — ответил я тхерранской поговоркой.
— Нашел, чем кичиться, — фыркнул Тари, — Значит, испытательный рейс ты окончил. И, разумеется, свою Терру не отыскал. Может, плохо искал? Круг Времен замкнут, и сам понимаешь, если Террис в нем нет, то что?
— То он не единственный. Так? И что это за слово я услышал?
— Какое? — невинно прошелестел дракон.
— "Испытательный рейс", вот какое! — разозлился я, — Выходит, ты с самого начала знал, что Терра не там, куда ты меня послылаешь?!
— Хмм! — сказал дракон, — Поздравляю. Кажется, ты начал умнеть.
— Пообщаешься с такими, как ты, Валькирия да Мани, так сразу и поумнеешь.
— Спасибо. И про капсулу тоже ты заслуженно доброе слово молвил. А Мани я еще не имею чести знать.
— Узнаешь. Как бы от ее вежливости тебя в первый же день тошнить не начало. Я хочу сказать о другом, Тари. Кажется, я понял. За границей твоего Круга Времен таится нечто такое, что ты не стал посылать меня без... — я замялся, подыскивая определение.
— Без экипажа, в одиночку, — мягко уточнил шелестящий голос, — Тебе придется несладко, проходы между Кольцами Времен — это тебе не простая сингулярность. Там нужна Валькирия, иначе к концу пути от тебя и пыли не останется. Их, эти проходы, не зря зовут Завертями или Бриллиантовыми Дорогами. Нужно иметь жесткость алмаза, чтобы выдержать те сумашедшие условия, которые создаются в воронке — канале континуума между соседними Кругами Времен. Я ожидал от тебя гораздо более скромных результатов. Это комплимент твоему конструкторскому гению, можешь гордиться.
Я недоверчиво хмыкнул. Комплименты дракона — дело обманчивое.
— Что я слышу! Ты еще и скромнее стал? — удивился дракон, — Ну, знаешь, а не чересчур много перемен? Невероятно!
— Ты это, не верещи, — почти нежно сказал я, — И вообще, ты где? Высунул бы голову.
— Я растроган, — сообщил дракон, — Ты в самом деле соскучился.
— У меня не очень много друзей, ты в их числе, — сказал я, — Уж так получилось, не обессудь. Но я не только повидаться. Поговорить надо, посоветоваться. Может, подскажешь чего.
— Не люблю подсказывать, — проворчал дракон, — А в остальном — выходи, покалякаем, покумекаем.
Я обратил внимание, что Валькирия нынче удивительно молчалива. В ее любимом "закутке" возле визора с насекомьей суетливостью складывались в непонянтое еще сооружение крохотные, с маковое зернышко, псионовые чипы. Я не стал ей мешать в этой деликатной работе, просто попросился наружу и был выпущен без лишних слов. Увидев зависшее над пустыней яйцо Валькирии — на этот раз юниверскаф повис на метр от поверхности острым концом вниз, напоминая надутый аэростат без гондолы, я в который раз не поверил, что только что лежал спиной вверх ( на своем любимом месте, в тупом конце, возле люка в моторный отсек ) в добрых двадцати метрах от поверхности. Неподалеку из песка высунулась огромная голова Тари. На валуне рядом с головой с раздраженным стуком возникла чашка горячего кофе и пепельница с зажженной сигаретой, сразу придав пейзажу домашний уют. Я сел на теплый песок, разбросав длинные ноги циркулем, прислонился спиной к теплому каменному боку, отхлебнул дымящегося напитка, затянулся прохладным дымом и ощутил себя во всем домашнем великолепии. Тария действительно успела стать для меня домом.
Мы проговорили до позднего вечера. То есть это я успел рассказать дракону свою одиссею, иногда прерываемую его нудными вопросами к частностям, которые, по-моему, вообще можно было опустить для экономии времени.
Поймав себя на стонущем зевке, я совсем было откланялся, когда дракон вдруг спросил:
— Так сколько ты собираешься держать свою супругу во сне?
— Но ты же видел голограмму, сам же сказал, что она начинена неизвестно чем?
— "Как бы чего не вышло"? — ворчливо дополнил дракон, — Я всегда знаю больше, чем говорю. Это, согласись, имеет свои преимущества. Так вот. Не трясись ни за себя, ни за Валькирию, а утром чтобы разбудил и представил ее мне. Понятно?
— Яволь, экселенц!
— Вольно, шпак. Следи за своим внешним видом и ставь кеды в угол, — в том же духе ответил Тари. Я свалил, Валькирия встретила меня накрытым столом и ворчанием:
— Ты чудовище! Ты отравил своим отвратительным, уголовно — милитаристским сленгом даже этого несчастного, одинокого, ни в чем неповинного негуманоида!!!
