Зелёный рассвет

Речник не сражался с этими стремительными демонами, но от Геса Моско слышал немало о силе и скорости Фойстов и остроте их когтей, усиленных магией и лучистой пылью. Даже лучшие из инальтекских воинов — просто увальни рядом с Фойстами. Впрочем, и до ужаснейших порождений Хесса — Гиайнов, Гиен Вайнега — этим демонам очень далеко. А значит, победить их можно.

Снова они миновали Площадь Памяти, и в этот раз Гедимин никуда не отходил. Небольшая стая крыс, серых и бурых, вынырнула из переулка и умчалась к площади. Они казались испуганными и очень спешили, но всё равно сармат шагнул в тень и утащил туда же Фрисса. Кто их знает, этих крыс...

— Мы выходим на Площадь Победы, — тихо сказал Гедимин, когда они миновали полуразрушенное здание и обошли гору его обломков, разлетевшихся по улице. — Излучение растёт.

Фрисс с любопытством глядел вперёд — может, на площади он найдёт городской храм? Где-то же он должен быть...

И тут было так же просторно, тихо и жутко, как на Площади Памяти. Но вместо обелиска за грубой стальной оградой возвышалась красная стена. Просто кусок стены, как обломок разрушенного дома. И на ней — множество фигур, вырезанных из чёрного фрила и вплавленных в камень. Фрисс узнал некоторые — это были летающие корабли, непонятные машины, люди со странным оружием в руках... а может, сарматы? Или и те, и другие. Одна из фигур, на самом краю стены, была располосована чьими-то когтями. Фойсты?

— Гедимин, какая победа праздновалась тут? — шёпотом спросил Речник. — Ни один знак не знаком мне!

— Победа твоих предков над нами, — неохотно ответил Гедимин. — После войны такая площадь была в каждом поселении. Кроме Ураниума — у него не хватило денег.

Следующая улица была узка — по меркам Старого Города, разумеется — и Речник подумал, что в былые времена она сверкала, как кварцевая россыпь. Здания были покрыты плитками стеклоподобного белого или золотистого рилкара, множество светильников нависало над дорогой. На некоторых стенах из цветных плиток были выложены угловатые узоры. Гедимин остановился посреди улицы, указывая Фриссу на щит высоко на стене. Там нарисован был незнакомый Речнику символ из пересекающихся эллипсов, в центре которого было что-то вроде грозди икринок.

— Старый-старый символ, — сказал сармат. — Это "Энергия Атома".

Больше никаких пояснений Фрисс от него не услышал, так как Гедимин бросил взгляд на дозиметр и нахмурился, и дальше пошёл быстро, то и дело поглядывая на экран.

— Ещё одна пустышка... — услышал Фрисс тихий злой шёпот.

Фрисс видел на стенах и под окнами глубокие рубцы — следы когтей Фойстов, а у стен кое-где лежали черепа, человеческие и крысиные, уложенные по несколько в ряд глазницами к дороге. Сармат тихо велел достать оружие и быть готовым ко всему.

Они вошли в переулок — и Фрисс почувствовал изумлённые и злобные взгляды из каждого оконного провала. Тонкий силуэт колебался за одним из расколотых окон, горящие глаза следили за путниками. А впереди громоздились развалины, хаос битого рилкара и стекла, плавленого фрила и пепла. Пахло гарью. С немногих уцелевших светильников — и со штырей, на которых они когда-то держались — свисали на верёвках черепа, украшенные лентами и подвесками из мелких костей, сломанные стрелы и дротики, и на одной верёвке Фрисс с содроганием увидел расколотый стеклянный меч — обычный меч из снаряжения Речника.

Гедимин посмотрел в последний раз на дозиметр — и спрятал его под броневой пластиной. Уже и без приборов было всё ясно — едва заметный зелёный свет дрожал над обугленными руинами. Гедимин резко выдохнул и придержал Речника за плечо.

— Хватит. Экспериментальный альнкит твоих предков, вот что здесь. Он взорвался той ночью и теперь фонит. Мне он не нужен, а "Идис" тут ни при чём. Уходим!

Фрисс даже спорить не стал. Взорванный альнкит — это хуже, чем сто тысяч крыс! Путники отвернулись от мерцающих руин, но далеко им уйти не дали.

— Фау!!! — успел крикнуть Гедимин, когда серебристые тени проскользили по стенам и оказались перед сарматом. Речник отпрыгнул в сторону, встречая врага двумя острыми клинками, Гедимин выстрелил, но промахнулся, а в следующий миг когти уже скрежетали по его броне. И Фрисс ничем не мог помочь ему, потому что сам не успевал отбивать удары. Он вертелся волчком, уходя от неуловимых взмахов когтистых лап, но Фойст был быстрее. Несколько раз мечи зазвенели о когти, и Речник убедился, что оружие твари сделано из стали. Фойст ударил в лицо, пытаясь вырвать человеку глаза, царапины пролегли по щитку скафандра — но прозрачный фрил выдержал, Фрисс только почувствовал, как тварь располосовала ему скулу. А потом что-то коротко свистнуло в воздухе, и серебристо-лиловый демон осел на землю бесформенной кучей костей. Золотистая кровь залила мостовую.

— Куски стекла вместо оружия, Фойст перед тобой — и ты ещё жив?! — голос сармата был изумлённым сверх меры. Фрисс в свою очередь уставился на троих Фойстов с раздробленными черепами и рёбрами, потом — на Гедимина, который держал окровавленный сфалт за сопло. На чёрной броне сармата золотились глубокие царапины.

— Гедимин! Вот так битва! — Речник вскинул мечи вверх в жесте уважения. — Демоны должны трепетать перед тобой!

— Ты идти можешь? — нахмурился Гедимин и взял сфалт так, как подобало держать это оружие. — Или нужно тебя нести? Фойсты так легко не сдаются...

Он выстрелил в окно, за которым что-то мелькнуло, и предсмертный вопль демона долго ещё метался над руинами. Пришельцы же уходили прочь, так быстро, как только могли.

Фойсты не решились за ними гнаться... так сначала подумал Речник, но у Гедимина слух был острее — и сармат вовремя развернулся, когда они проходили мимо космодрома. Пригоршня гранёных стальных игл ударилась о его скафандр, некоторые чиркнули по земле у ног Речника, но Гедимин успел отбросить его к стене. Пока Фрисс поднимался на ноги, всё кончилось — дымящаяся груда горелой плоти на мостовой, две тени, ускользающие по крышам, и больше никаких врагов.

— Они сбежали, не стали сражаться... почему? — удивился Речник в полный голос, но сармат жестом велел молчать. За оградой космодрома слышались знакомые визгливые голоса Крыс Моджиса. Вопивших было много, и что-то разозлило их. Речник и сармат проскользнули мимо тише, чем крадущиеся Фойсты. Похоже, армия Стинка ни с чем вернулась из завоевательного похода...

И снова Фрисс сидел в комнате для дезактивации и купался в неведомых веществах вместо чистой речной воды. Правда, в этот раз он не так извалялся в пыли мёртвого города, а излучение от остатков альнкита не могло на него "налипнуть". Но это не помешало Гедимину вколоть ему флоний — по словам сармата, с момента последней инъекции прошло слишком много времени, пора было упрочнить защиту... Фрисс тоскливо покосился на кувшин с хумикой, но понял, что отметить победу над Фойстами ему не суждено. Что же, он их и не победил.

Царапина на скуле была на вид безобидной, но долго болела, несмотря на воинский бальзам и растворы, найденные Гедимином. Фрисс был уверен, что если бы сармат не вымывал из ранки что-то невидимое с таким усердием, она так не разболелась бы. Иногда он не мог открыть глаз — так тянуло и дёргало всю щёку.

Изыскатели снова покинули Город и сидели у Реки ещё три дня. Фрисс был только рад. Что думал Древний Сармат, осталось неизвестным. Поиски его что-то не спешили увенчаться успехом...

— Гедимин... Если у моих предков были альнкиты, у них и станции были? — осмелился спросить Речник, когда увидел, что Гедимин вернулся в благодушное настроение. Сармат даже убрал прозрачную пластинку со шлема и смотрел на гладь Реки незащищёнными глазами. "Как он выглядит без скафандра?" — думал порой Фриссгейн. Казалось, что броня приросла к сармату намертво...

— Да, — кивнул Гедимин и с большой неохотой продолжил. — Вы расщепили атом раньше нас. Вы создали первую бомбу и первый реактор. Нас ещё в проекте не было, когда Брайан Вольт синтезировал ирренций. И даже ЭСТ-излучение нашёл и измерил человек, а не сармат. У вас были станции... на одной из таких я начинал работать.

— В этом городе... Нью-Кецель? — подпрыгнул на месте Речник. Наверное, он стал первым человеком, который услышал от сармата столько лестного о своей расе. Надо будет пересказать это Халану!

— Нью-Кетцаль, — машинально поправил Гедимин и посмотрел на Фрисса с удивлением. — Ты что, запомнил?

Фрисс молча кивнул. Сармат пожал плечами.

— Что ещё сказать... После Третьей войны вы отдали свои станции нам — чтобы не держать такие опасные и грязные альнкиты у себя. И с тех пор любая атомная энергостанция называется сарматской. А я видел много альнкитов и станций с тех пор, как покинул Нью-Кетцаль. Строил их, следил за ними, распутывал стержни и разбирал обломки. А теперь я хожу по городу, где ирренций втоптали в землю и вплавили в стены, и где вместо энергии получили от него смерть. Неприятно...

Он замолчал и спрятал глаза под прозрачным щитком. Фрисс несколько раз пытался что-то сказать, но тут же передумывал.

— Гедимин... — решился он наконец. — Ты знаешь столько всего... про нашу и вашу историю, про ирренций и излучения... А что насчёт Применения? Ты... помнишь ту ночь?

— Помню. Такое не забудешь, — сармат склонил голову. — Не сейчас. Как-нибудь расскажу, но не сейчас...

...У Фрисса осталось совсем мало человеческой еды — одна рыбина, кусок Листовика, пряности и хумика. На день, не больше. Он вздыхал и смотрел на Би-плазму, шевелящуюся в контейнере под рилкаровой плитой. Гедимин заверил, что Би-плазмы на двоих хватит и ещё останется. При всей несъедобности это вещество отличалось ценным качеством — оно отращивало съеденную массу. Фрисс боялся, что Би-плазмы-то хватит, а вот духу питаться ею столько дней — нет...

К этой вылазке Гедимин готовился особенно тщательно, проверяя все приборы и каждую заклёпку скафандра.

— Рискнём пробраться на завод, — сказал он Фриссу. — Надеюсь, Иреглан хорошо потрепал Стинка, и население завода уменьшилось. Проберёмся со стороны Центральной улицы, с тылов, походим по развалинам корпусов, возможно, спустимся в подвалы. Там есть люки и туннели на любой вкус. Я снова буду прощупывать почву, посылать сигналы вниз, а ты смотри по сторонам. С крысами ты справляешься недурно.

— Завод? А станки там есть? Древние машины для полезных ремёсел? — оживился Фрисс.

— Такие же станки, как на космодроме корабли, — покачал головой сармат. — Не прикасайся к металлу! Фрил и рилкар, если приспичит, можешь подбирать, но металл не трогай...

Наверное, Стинк не успокоился на одном неудачном походе — окрестности космодрома кишели крысами-переростками. Из-за ограды то и дело кто-то начинал вопить. Фрисс не прислушивался — он хотел проскочить это место как можно быстрее. Гедимин что-то сделал со своим оружием, что поток плазмы стал совсем тонким и невидимым, а вот жар и смертоносное излучение остались — и успешно уничтожали бурых разведчиков и серых воинов, подошедших слишком близко. Гедимин не хотел, чтобы выжившие навели на него всю стаю...

— Они облучаются от кораблей, набираются сил и направленно мутируют, — злым шёпотом пояснил сармат, когда они удалились от выбитых ворот космодрома. — Скоро выйдем на Звёздную Площадь, надеюсь, там их меньше...

— Звёздная Площадь? Она хранит память о войне? — спросил Речник. Почему-то все площади этого города были связаны с войнами.

— Это память о полётах, — сказал Гедимин, и Фриссу показалось, что он улыбнулся.

Девять кругов металлической ограды было в центре этой площади, выстланной чёрным рилкаром в мелкую белую звёздочку. За кругами стоял огромный небесный корабль — раза в два больше тех, что покоились на космодроме. Пучок скользнул когда-то по его боку, оставив оплавленную и пузырящуюся полосу.

— Хороший корабль и хорошее место! — Речник пытался разглядеть нос звездолёта. — А где же храм городского божества? Всё забываю спросить...

Сармат странно вздохнул, но ответил обычным голосом:

— Боюсь, такого здания в этом городе нет. У твоих предков не было такого скопища богов, как у твоих сородичей.

— Ты хочешь сказать, что хватало лишь крупным городам? Это несправедливо! — Фрисс сделал вид, что не заметил насмешки. — Все имеют право на помощь, защиту и покровительство.

Гедимин вздохнул. Речник покосился на него, но не стал затевать спор. Кому поклоняются сарматы, он даже представить не мог. Альнкитам, наверное. Или Звезде Урана.

Ярко-синий Клоа вылетел из окна и зигзагами промчался над улицей, снова Гедимину пришлось забиваться в тень и собирать на себя ирренциевую пыль со стены. Фрисс, зажатый в угол, обратил внимание на эту стену — она была ярко-жёлтой, как его скафандр, и фрил совершенно не потускнел за пять тысячелетий. Когда Клоа сгинул, Речник смог увидеть и всё здание — по городским меркам невысокое, но длинное, с выступающими из ровной стены полукруглыми башенками и странными окнами, будто хорошие зеркала, отражающими всё вокруг.

— Гедимин, можно зайти сюда? — спросил Речник. — Только посмотрю, что это такое.

— Хорошо, — сармат не стал возражать, но вошёл первым. Предосторожность оказалась излишней — Клоа улетел, больше тут никого не было.

И ничего знакомого не оказалось внутри. Разве что стол... совсем как обычный стол, даже покрытый сверху деревянными пластинками. На нём лежали полуистлевшие листы белого скирлина или чего-то вроде, испещрённые непонятными значками. Они рассыпались от лёгкого движения воздуха, и Фрисс даже прикасаться к ним не стал.

Большая часть огромного зала от Речника была скрыта перегородками из фрила и стекла, и заглядывать за них он расхотел, едва увидел чёрно-жёлтые кости и летающую платформу, склеенные воедино расплавленным скирлином. Останки лежали недалеко от стола. Вокруг на полу валялись небольшие цветные листочки. Фрисс подобрал несколько — они были жёсткие, блестящие, со множеством значков и узоров. Почти все одинаковые.

— Ты сейчас подобрал... ну, в общем, это деньги Тлаканты, — сказал Гедимин, заметив интерес Речника. — Не знаю, что ты с ними будешь делать сейчас.

— Куны? У них были такие куны? — оживился Фрисс. Не, кажется, их слишком легко было подделать! Вон какие одинаковые, найди такой фрил и лепи сколько хочешь. Ну да, сейчас они бесполезны, а какой-то житель мог бы купить на них много хороших вещей... но не купил, а сгорел в ЭМИА-лучах, и Фрисс даже похоронить его не мог.

— Гедимин, их можно очистить? Я возьму на память, — Фрисс поднёс карточки к "усам" дозиметра.

— Как хочешь, — сармат показал Речнику экран, забрал карточки и спрятал под пластиной брони. — Будешь искать дальше?

Фрисс в очередной раз пожалел, что не понимает показаний прибора, а объяснять сармат навряд ли будет. Он замялся, отходя от костей и глядя на зеркальное стекло.

— Гедимин, а если кусок такого стекла взять — оно очистится? — спросил он. Глаза сармата заискрились, но он всё-таки сдержал смех.

— Фриссгейн, хочешь зеркальце — будет тебе зеркальце, — сказал он, поворачивая что-то на сопле сфалта, а потом направляя оружие на окно. Яркий луч вырезал в стекле дырку размером с ладонь. Отделившийся кусок Гедимин поймал и показал Фриссу.