Кто поверит эху? - Часть 3

И вот она сидит, нарядная, будто привели ее сюда с вечеринки. К утру весь город будет знать, что Голубая Жемчужина напилась и устроила скандал, пришлось вызывать стражников. Если бы ее заперли в темницы суда! Тогда бы жалели, многие, еще не зная, в чем дело, говорили бы, что невиновна. А теперь не отмоешься, хоть камера и чистая.

Спасибо, Рииши, даже если ты не понял, что делаешь.

Но приди он сейчас, разговора бы не получилось.

"Если бы ты мог мне доверять... но ты не сможешь, а без веры все слова не имеют значения".

Заступники у нее, тем не менее, нашлись. Кайто, щетинясь, как еж иглами, явился к приятелю и потребовал объяснений. Каким бы легкомысленным он ни был, поверить в непристойное поведение Лайэнэ никак не мог.

Но Рииши не без помощи доверенного сослуживца сочинил небылицу про задержание известной красавицы в подозрительных обстоятельствах.

— То есть ты хочешь, чтобы она очутилась за судейскими стенами? — уточнил глава городской стражи, невозмутимо наблюдая, как мечется по комнате младший товарищ.

— Да ты... Да я... — задохнулся Кайто, думая лишь об одном: у него из-под носа украли желанную женщину. И наверняка чтобы ему не досталась. Досталась она ему на самом деле или нет, он понимал смутно. Помнил, что, кажется, тогда напился не в меру... и тем более не собирался ее отдавать какому-то отвергнутому поклоннику. Кто из этих двоих кого отверг, в голове у Кайто сейчас перепуталось.

Если бы он был драконом, шипел бы и плевался огнем. А Рииши, видимо, был бы драконом каменным, неподвижным.

— Если она окажется под следствием, ты точно ее потеряешь, — невозмутимо заметил он. — Так что остынь и дай мне делать свое дело.

Младший Нара понимал, что рискует, но не сомневался, что Лайэнэ знает, куда отправился этот ее с позволения сказать бывший земельный стражник. Хоть та и утверждала, что лишь передала письмо и вовсе не знает о цели пути.

Письмо Рииши в порыве гнева сперва чуть не сжег, но после убрал в шкатулку. Пригодится еще. Обещание вернуться... просто в голове не укладывается. Заподозрил бы довольно грубую издевку, но решил, что у мальчишки не хватит на это ума.

А пока Лайэнэ сидела под замком, и время работало против обоих — наследника Нара и женщины без семейного имени. Ее репутация была под угрозой, а от него вот-вот потребуют более веских причин для такого громкого задержания. Причины можно было придумать вполне убедительные, куда лучше наспех слепленной байки, но не хватало еще самому идти на подлог. В таком затруднительном положении Рииши никогда не был.

— Я пожалуюсь отцу, — сказал Кайто, сверкая глазами и золотыми вышитыми ирисами, неуместными для зимы. — Он добьется правды и справедливости.

С младшего Аэмара и вправду сталось бы впутать сюда отца. Даже странно, что не поведал еще...

К сожалению, молодая женщина оказалась стойкой и ничего рассказывать так и не пожелала, даже улыбалась охранникам, а те млели. Содержать ее по-настоящему сурово Рииши не смог бы, пришлось отпустить. Не сомневался, что нужды придумывать оправдания нет — Лайэнэ сама сочинит правдоподобную историю, из тех, которые не позорят, а скорее смешат. Ей молчание тоже выгодно.

Перед самым началом месяца филина-тээгу Аори Нара узнал, что Дом Нэйта мало того что на собственные деньги закупил пару возов хорошего оружия, но и сумел продвинуть своих людей на высокие должности в земельной страже еще двух округов. Это было не запрещено, но опасно и нагло. Подошло время прищемить хвост этому семейству, и Нара-старший явился с визитом к Кэраи. После этого Аори, вернувшись, вызвал к себе сына и велел отправляться в Срединную, привезти сюда Лиани Айта.

Тот открыл было рот — и закрыл его. К счастью или к несчастью, именно в этот миг главу дома отвлекли на неотложное дело, и Рииши отправился в свои покои, растерянный и мечтающий собственноручно убить одного человека.

Человек этот сейчас находился неизвестно где, хотя вряд ли в городе, но его письмо, чудом избежавшее огня, лежало в шкатулке.

Рииши взял лист бумаги, пробежал глазами не слишком умело написанные знаки. Снова и снова скользил по ним взглядом, а мысли были не здесь — вину свою чувствовал за то, что дал всему зайти слишком далеко. Мало того, еще и первым узнав о побеге, велел помалкивать оружейникам — ну исчез человек, уехал, значит, так надо.

Темнело. Знаки цеплялись один за другой, сливались, выстраивались в хоровод — то ли огонек свечи был тому причиной, то ли Лайэнэ, которая наверняка дала эту бумагу, чем-то ее пропитала. Потому что чем дольше смотрел на текст, тем больше казалось, что видит руку, которая его пишет. А порой видел даже лицо, и оно было почти как у мертвого, только мертвым несвойственно столько отчаяния.

Послышался голосок, запутался в сумерках, как в паутине: знакомый, совсем как у Сэйку. Если бы точно не знал, что брата уже нет, оглянулся бы. Тот спорил с отцом: доказывал, что хочет остаться здесь, в Осорэи, а не уезжать. Спор этот и в самом деле когда-то был. Может, будь Сэйку постарше, он действительно был бы способен пойти против воли отца, как и сам Рииши некогда намеревался.

Смял письмо в кулаке. Уже голоса мерещатся...

Аори Нара только что огорчил вестью посыльный — непонятно умер один из верных людей. И теперь, когда услышал от первенца, что именно он отпустил взятого под надзор, был вне себя не столько от гнева, сколько от расстройства. Отпустил, поверив данному слову, невесть куда и на какой срок. И это наследник? Хорошо еще не успели перед Нэйта открыться.

— Я предупреждал — не смешивай долг и симпатии!

— Но он вернется.

— Даже если вернется. А если, не дай Сущий, его перехватят земельные... он расскажет, кто его прятал. Тогда Нэйта станут нашими врагами.

— Не расскажет он ничего. А смерти давно не боится.

— Мало ты еще знаешь, сын... Думаешь, сломать человека можно только болью и страхом смерти? Он уже показал, на что способен по зову сердца.

"И ты еще не знаешь, насколько прав", — подумал сын, темнея лицом. "Но я все-таки попробую понять, ошибся ли в нем".

В этот же час риэстиец говорил с Энори в собственной комнате. Тот впервые покинул тайное укрытие. Очередная смерть, хоть и ожидаемая, северянина сильно смутила, но куда более неприятным было намерение гостя куда-то уехать.

Это было слишком понятным... не хотят играть против Нара? Но один уже умер... Неизбежная жертва ради дальнейшей победы? Небеса, сколько же тьмы в этих людях, хоть и говорят они, что живут под крылом Солнечной птицы!

Но он, сам огорчаясь собственному лицемерию, говорил в это время:

— Всего один? Я рассчитывал на большее.

Энори выглядел, как набор гадальных фишек — бросивший их может прочесть что угодно, все равно никто не проверит. Но хоть исчезла эта жуткая маска.

— Дайте мне время. Ведь вы потом хотите действовать быстро? Мне нужно кое-что сделать еще.

Верно, заметив, что на лице посла появилась тень настороженного разочарования, сказал спокойно:

— Я не нарушаю слова, и, если вы подождете, сделаю куда больше. В этот дом я уже не вернусь, живите спокойно.

А твой доверенный человек, значит, останется и продолжит следить. Похоже на полный проигрыш, уважаемый Тэйлар Камарен.

— Когда тебя ждать? — спросил риэстиец грубей, чем сам ожидал.

— Я постараюсь быстрее. И прибавил уже почти прежним беспечным тоном, как в прошлые дни: — Вы не начнете войну в середине зимы, это бессмысленно. Так не ворошите это болото раньше необходимого. Передраться они еще успеют, а вот раны зализать — нет, как раз для подхода воинов рухэй.

Оборвал свою речь:

— Даже не трудитесь делать вид, что вы мне верите. Для вас все сейчас очевидно, но это не так. Я кое-что вам покажу, близкое к тому, что показал когда-то генералу Таэне. Только читать я тогда не умел...

Энори подошел к столу, взял один из чистых листов бумаги, лежащих в ларце.

— Напишите здесь что угодно — знак, слово, два. Я не стану смотреть. Затем положите на стол, перевернув, — он скользнул за дверь, к себе, в непередаваемом своем нахальстве уверенный, что Камарен согласится на эту проверку. И не ошибся.

Когда Энори снова появился в комнате, к столу он не подошел. Просто назвал написанное. И тихо добавил:

— А теперь подумайте, хотите ли моего возвращения.

Над приграничным ущельем со стороны рухэй в этот час летел сокол, рябчато-серый, не похожий на питомицу Камарена. Принадлежал он самому Мэнго и возвращался к хозяину из отряда, разведавшего новый путь. Осеннее наводнение размыло пару проходов и освободило еще один. Если он сохранится весной, тяжко придется северной крепости Ожерелья.

**

Волосы немного искрили, когда черепаховый гребень касался их. А в душе ничего не искрилось, зимним омутом она стала, холодным и неподвижным. И выиграла, и проиграла. Лайэнэ думала: посидит немного под замком, и ее придется выпустить. Не пойдет Рииши на то, чтобы серьезно осложнить жизнь своей бывшей любви. А спасителем явился Кайто, и теперь надо быть ему благодарной. И вот теперь-то отказ и вправду испортит ей репутацию уже безо всяких вмешательств.

Любая в Веселом квартале скажет — да кем она себя возомнила? И если бы так важно было мнение танцовщицы или ашриин! — но и в богатых домах скажут тоже.

Эх, Кайто, Кайто... Угораздило же тебя заступника изображать, когда об этом никто не просил! Еще пару дней, и все бы само разрешилось.

Сегодня придет, довольный и гордый, и даже, наверное, доброжелательный. Уверен — спас из застенков. Может, дома сейчас речь репетирует, снисходительный ответ на безграничные благодарности.

Лайэнэ стало смешно, расхохотавшись, она уронила гребень. Какие же глупые все. Что там Кайто — Рииши, что ли, лучше, который не в силах выбрать между добрым и правильным? Или она сама, натворила дел, а теперь сидит, дуется на мальчишку, хотевшего, как лучше?

О всех бы троих сочинить пьеску и представить в театре киири, том, что уехал. Так и назвать: "Начальник стражи, молодой богач и красавица". С успехом прошло бы...

Служанка прибежала, испуганная, а Лайэнэ никак не могла перестать смеяться. И от этого не тяжко было, когда весельем рыдания подменяют, а легко-легко. Ну правда же, дураки.

Кайто велел принести вина перед тем, как отправиться в дом желанной красавицы. Себе объяснил, что на улице холодно — а мысли о том, что почему-то в себе не уверен, постарался услать подальше. Странно, чего это он, в самом деле. Раньше и в голову не приходило теряться перед встречей с какой-то... ну, пусть с самой красивой женщиной города, что с того? Сейчас-то она уж точно примет его, как всегда и хотелось.

А на улице и впрямь стоял морозец. Бумага на окнах, казалось, дотронься — и зазвенит. И возле них неуютно было, куда лучше в глубине комнаты, где стояли жаровни, а под полом проходила труба с теплой водой.

Вместо одной чашечки Кайто случайно выпил две с половиной, вовремя опомнился — хватит, один раз уже перебрал до беспамятства. На улице хмель развеется... а пока можно немного постоять на холоде возле окна.

— Вы велели подать носилки, — согнувшись в поклоне, слуга сунул нос в комнату.

— Да иду я, иду, — сказал Кайто чуть раздраженно. Потянулся было к чашечке с остатками вина, сам себе дал по руке. Что эта Лайэнэ себе позволяет, думает, он и впрямь беспокоится о предстоящем визите!

Почти уже отошел от окна, но услышал голос — снаружи, из-за бумаги. Даже чуть искаженный, его нельзя было спутать с другим. Сейчас он звучал слабее, как после болезни. Но эта двойственность, будто и пение флейты, и глуховато шелестящие листья...

"Запах жасмина, едва уловимый, делает ее сговорчивее. Она любит, когда прикасаются к волосам на затылке, сперва слабо, затем сильнее. Только не перестарайся..."

Голос лился, заботливо доносящий все самое секретное, но Кайто уже не слушал, у него у самого волосы на затылке поднялись дыбом.

Не узнать этот странный выговор было нельзя.

Да и что за шутник явился бы в густых сумерках к его окну, и говорил, оставаясь незримым?

В каждом из людей нетрудно найти приятные черты — так, сухой брюзгливый чиновник порой обладает немалым чувством юмора, грубоватый офицер — пылким нравом. А если постараться, то в людях откроются те стороны, достоинства, о которых не подозревали они сами.

Стараться же было долгом Лайэнэ, ее работой, которой она посвятила жизнь, и делать это стоило как можно лучше.

Ушли сомнения и метания, Лайэнэ теперь ждала Кайто с той приветливостью, с какой ожидала любого другого из своих посетителей. Она и так слишком много себе позволила, слишком много потирала времени на пустое.

Улыбалась — искренне. Если думать и вспоминать о человеке только самое лучшее, можно его почти полюбить. Ведь равно сильное чувство вызывает и падающая звезда, если успеешь заметить ее на небосклоне, и прекрасные вековые статуи. Так же и человек — неважно, на какой срок свела вас судьба, главное суть, а не время.

Лайэнэ была особенно красива сейчас — в гранатово-красном платье из тяжелого плотного шелка, в невесомой алой накидке поверх. И над висками блестели гранаты, и того же цвета были аккуратно накрашенные губы, а глаза подведены темно-серым.

Вот уже время на улице отсчитали — медный звон полетел над домами. Холодно сейчас там, снаружи, а Кайто любит показать богатство наряда — может не удержаться даже в ночь, да и в носилках горожане мало что увидят. Не простудился бы.

И горячее вино он не любит... придется ей быть горячей и вина, и тем более зимнего солнца.

Кайто не пришел. Молодая женщина уже всерьез беспокоилась — ладно если просто раздумал, но может, случилось что? — когда прибежал слуга из дома Аэмара, шепотом сказал: приказа сказать ей не было, но пусть больше не ждет. Сегодня уж точно, а может быть, никогда.

**

Господин Иэра долго мялся, юлил, ускользал, верный своему правилу никогда и ни с кем не ссориться. А отказать второму лицу в провинции, когда тот попросил финансовой помощи, небезопасно со всех сторон.

Кэраи со своей стороны прекрасно понял, что денег он не получит, но, словно в компенсацию, упорно не желал сделать вид, будто и не было никаких разговоров. Он хотел отказа, ясного и четкого, раз уж согласия нет. Пожалуй, сейчас северный посол проникся бы к нему симпатией.

"Определись уже наконец, — думал Кэраи, глядя на желтое напряженное лицо гостя. — Нельзя вечно пытаться усидеть на всех стульях сразу, и на полу впридачу. Если Тори Аэмара оправдывает свой герб, то Иэра превзошли — таким скользким даже угорь не бывает. Некогда ты помог мне избавиться от опасного подарка, хотя мог оставить все как есть. И денег тебе ведь не жаль. Выбрал другую сторону? Просто боишься?"

— У меня был один сын, он погиб. Не хочу рисковать вторым, — сказал старший Иэра. Выглядел он измученным и пыльным, словно правда далась ему нелегко. Но причина отказа, несомненно, была уважительной. Значит, он ни на чьей стороне. Хоть в спину не ударит. Наверное, если прямая опасность не будет грозить уцелевшему потомку.