Протоколы начинались с невинных вещей. С имущественных актов семей Гермерид и Белый Волк, со свидетельства о его, Джу, рождении. Он пропускал малоинформативные страницы, как ближе к весне пропускают меж пальцев луковую шелуху в мешке. Потом Джу поймал среди шелухи луковицу. Нашлась очень интересная деталь. Будь он одним из следователей, ведущих это дело, он бы остановился на найденном моменте подробнее.

Оснований заподозрить кира Ариксара Волка в смерти собственного брата, кира Агиллера из Агиллеи, было хоть отбавляй. Смерть произошла ночью, а немного раньше, днем, в служебной приемной Торгового Совета между братьями случилась драка. Отец Джу ударил Волка по лицу при дюжине свидетелей, после чего Волк отказался принять от него вызов на дуэль — имел право, как старший в семье. Следующим эпизодом была дуэль между Волком и государем, который тогда еще государем не был. Получалось, что государь выступил в защиту чести отца Джу?.. Вроде бы, да. Значит, отец с государем стояли по одну сторону черты, а недругом их был Волк. Уже интересно.

Потом... Чего-то здесь не хватало. Очевидно, некоторая часть допросных листов действительно была изъята, или, что больше похоже на правду, нужные люди оказались не допрошены. Государь, который еще не был тогда государем, например. События перескакивали с одного на другое. Легкой шелухой мелькнули показания соседей, с которых дело начиналось в первоначальной неправильной подборке. Часовой мастер Гермерид, отец девицы по найму Маран, отказался явиться на допрос и привести его силой не представилось возможным вследствие его тяжелой болезни.

Дальше — заключение судебного врача Приреченского округа по поводу растительного яда, который мог послужить причиной смерти. В чайной чашке в комнате покойной Миран была найдена вытяжка из корня шибелы: разведенная чаем, но в пропорции достаточной, чтобы умертвить человека. Шибела является успокоительным лекарством, прекращающим так же сердечные спазмы и сердцебиение. Шесть капель шибелы на половину мерной чашки воды успокаивают душевное волнение, двенадцать-пятнадцать капель применяются для снятия болей в области сердца. Двадцать капель вызывают галлюцинации. Тридцать-сорок капель на полчашки воды — приводят к остановке сердца, параличу дыхательной мускулатуры и к смерти. Те самые тридцать или сорок капель были обнаружены в комнате матери Джу. Неизвестно только, пил из этой чашки покойный или не пил.

Показания родственников и слуг кира Агиллера из Агиллеи: да, у него после ранения на войне бывало нехорошо с сердцем, он действительно употреблял лекарства, но не часто, и о свойствах шибелы хорошо знал.

Оставшаяся открытой версия, предполагающая самоубийство на почве ссоры с имеющим влиянием родственником, главой рода. Показания служащих Торгового Совета, опровергающие возможность чьего-либо серьезного влияния на кира Агиллера. Господин старший торговый советник был скорее человеком, который сам оказывал влияние на других, нежели подверженным таковому со стороны...

Три прочитанные части Джу отложил в сторону. События семнадцатилетней давности понемногу вырисовывались из сухой архивной записи. Осталась последняя часть, лучше всех сохранившаяся, и оттого наименее упорядоченная. Тут-то Джу и споткнулся. Один единственный рапорт судебного чиновника испортил всю величественную картину внутрикланового заговора Волка против собственного брата, выстроенную уже в воображении Джу. Так хорошо все ложилось одно к одному: политические разногласия, борьба за влияние, принципиальная позиция отца, ссора, красивое слово "дуэль" на фоне сложной политической ситуации в стране — в условиях отсутствия единоначалия и при дележе власти среди наиболее могущественных политиков и владетелей... И приятель Волка Дин, как бы случайно подкидывающий Джу информацию к размышлению, чтобы использовать Джу в интересах волчьей стаи...

И — с размаха рожей в лужу.

Кир Александр Джел, будущий император Аджаннар, появился в доме мастера Гермерида спустя половину стражи после того, как судейский чиновник зарегистрировал смерть. Девица по найму Миран, ослепленная несчастьем, с порога обвинила кира Александра в убийстве. Кир Александр не стал спорить с девицей Миран, он только пояснил чиновнику дословно, что якобы умерший "спал с ней, а умер от любви ко мне". От этих слов Миран схватила заточенный крючок для сшивания волосяного савана и нанесла им киру Александру Джелу ранение в сердце, по всем признакам смертельное, и лишь невероятным чудом не повлекшее за собой еще одну смерть.

Джу тупо уставился в страницу. Что за смысл вести речь о политических симпатиях с обезумевшей от горя женщиной?.. А ей зачем кидаться на союзника своего покровителя с заточенным крючком?.. Как все это понимать? Что значит "спал с ней, а умер от любви ко мне"? Что это за любовь, от которой травятся и умирают? Государственно-политическая? Торгово-экономическая? Семейно-предательская? Верноподданическо-заговорщеская?.. Какая еще бывает?..

Джу положил страницу поверх прочитанной стопки листов, поднял руку, чтобы перевернуть их и начать читать с начала, подержал и опустил, не прикоснувшись.

Побрезговал. Сцепил пальцы на груди. Никогда в жизни ему еще не было настолько стыдно. Он ощущал себя сейчас так, будто его переехало, как мышь телегой. Хотелось бы верить, что он понял последний рапорт неверно. Что суть дела ускользнула в схематичном изложении допросов и документальных справок. Но красивая сказка про благородного, отважного и честного отца, в которую он так верил ребенком, отчего-то растаяла и отказывалась заново материализоваться. Похоже, позиция дядюшки Волка заслуживала понимания в этой истории гораздо более всех других...

Не погасив лампу и не убрав со стола компроментирующие всех и вся документы, Джу схватил со спинки кровати зимний плащ, под которым накануне спал, и выскочил из дома в ночь и ливень.

* * *

К началу вечерней стражи в Ман Мирар из Царского Города все-таки добралась редкая новость: государь снова женится. Господин Дин переставил нефритовую фигурку на доске и в последний раз полюбовался на лаковый красный депешник с письмом, состоящим из слова "Пора". Ашьинский голубь настороженно следил за Дином сквозь прорези в коробке.

Слуга достал голубя и прикрепил депешник к лапке. Один миг — прошелестели в лучах предзакатного солнца переливчатые крылья — и гонец исчез в небе. Письмо отправилось в дорогу.

— С моря идет непогода, мой господин, — сказал слуга Дину. — Если будет сильная гроза — птица может не долететь.

— Спрячется в лесу. — Дин пожал плечами. Какая-то гроза не могла ему испортить настроения. — На всякий случай завтра утром выпустим второго.

— Не будет ли поздно, мой господин? Быть может, пустим второго сейчас — голуби сильные, один точно доберется в срок.

— Мне виднее, — осек слугу Дин. — Я знаю, что когда делать.

Однако, если бы господину Дину было известно, что соединенная армия Внутренней Области и эшских таргов, не дожидаясь ничьих писем и понуканий, уже три дня находится в пути, а за рекой Ияш савры зарезали имперского наместника и стреляют в почтовых голубей, он бы так не говорил. Но полторы тысячи лиг — слишком большое расстояние. Человек не может видеть так далеко.

* * *

Никаких определенных намерений у Нэля на самом деле не было. Мысли в его голове бродили самые разные и, в подавляющем большинстве, трагические: никогда больше не возвращаться в Большой Улей; совершить какое-нибудь непоправимое безумство; нарваться на такие приключения, узнав про которые Фай осознает, что был неправ и несправедлив к Нэлю... В общем, душа требовала уйти, громко хлопнув дверью. Ведь ни на Тай, ни во время межзвездного перелета, ни на Бенеруфе такой возможности у Нэля не было. А избавиться от соседства людей, под одной крышей с которыми ему зачастую становилось душно, Нэлю было необходимо хоть иногда, хоть на недолгое время...

Но за первоначальной решимостью пришел страх. С Песчаной улицы Нэль повернул на Рытую, потом на Перемер, с Перемера в переулок Заручей. Дальше он названий не помнил и в результате совершенно потерял ориентацию. Ему вначале казалось, что он знает, куда идет: Дин водил его в эту сторону. Но почему-то оказалось, что не сюда.

Прохожие оборачивались и смотрели Нэлю вслед. Или он в самом деле выглядел очень необычно для Столицы, или, скорее всего, выражение его лица полностью соответствовало той неразберихе, которая царила в его бедной голове.

Из упрямства Нэль пробежал еще немного вперед и приостановился только когда сердце начало скакать из горла в желудок и у него закололо под ребрами — слева и справа одновременно. Он попробовал оглядеться и понять, куда его занесло в горячке и обиде, но оказалось, что одно дело рассматривать Столицу на карте, а другое — бегать из переулка в переулок, словно за тобой погоня.

Он отдышался немного и решил подняться на горку, которую видел впереди. Он думал, что сможет оттуда разобрать, куда идет. Но там он почувствовал себя еще более неуютно. О том, что неприятности могут проистекать не только от ненаглядных родственников, но и сыпаться прямо с неба, Нэль как-то из вида упустил.

С запада на город двигалась стена. Фиолетовые с золотой каймой тучи уже загородили полнеба. В недрах их клокотало варево грозы. Быстро мерк лазоревый полог небосвода, беззвучные ленты молний срывались и падали к горизонту. Вместо грома ветер доносил только глухое ворчание на нижнем пределе человеческого слуха.

В порту раньше обычного времени зажигались огни маяков, горожане звали по домам детей, кошек и собак, запирали окна и двери.

Нэль догадался, что попал в глупое положение, и все-таки повернул назад к Большому Улью. Голова у него немного проветрилась. За время обратной дороги он, может быть, вполне созрел бы для следующего этапа переговоров с Фаем. В конце концов, что бы между братьями не происходило, Нэль всегда в итоге Фая слушался. Глядишь, послушался бы и в этот раз, — напрямую Нэль этого пока не признавал, однако, под давлением обстоятельств, умозрительно уже способен был допустить подобную возможность. Но только в том случае, если бы он мог найти дорогу назад.

С горки он разглядел густые деревья, подумал, что это парк у прудов и поспешил в ту сторону, начиная опасаться, что до начала бури не успеет. На Та Билане погода могла меняться очень быстро.

Как назло, улица попалась какая-то не та. Сверху оказалось не видно, что с нее нет поворотов в нужную Нэлю сторону. Нашел поворот и выбежал к своим деревьям Нэль к тому времени, когда черным заволокло уже все небо над головой, а от раскатов грома и порывов океанского ветра закладывало уши.

Здесь тоже был парк, но другой. Никаких прудов. Наоборот, деревьями засажена непонятная насыпь вроде срытого земляного вала или разрушенной дамбы. И дома вокруг стояли другие. Усадебки, но совсем маленькие, одноэтажные, отгороженные от улицы крашеными заборчиками. Их хозяева давно попрятались. Нэль находился на улице один. Спросить название района или о том, как выбраться отсюда к Большому Улью — не у кого, от дождя спрятаться негде.

Быстро становилось темно. Нэль уже сильно жалел, что так невовремя поддался сиюминутному порыву. Куда он понесся? Зачем? Так новую жизнь не начинают. Все равно же от Фая никуда не деться, как он скажет, так и будет. Фай тоже по-своему его любит и не желает зла... С Фаем можно не разговаривать, можно обзывать его всякими словами, можно сорвать на нем злость. Но потеряться и мокнуть под ливнем не просто в чужом городе, а даже на чужой планете — совсем идиотский поступок...

Под первыми крупными каплями дождя Нэль пробрался по насыпи к месту, где деревья росли погуще, и спрятался под нависающими ветками.

* * *

Посольство мира Тай позабавило государя. Ему интересно было знать, насколько откровенно они сумеют рассказать о себе. Сочинят ли они сказку о заморской стране, и как будут адаптировать реалии собственного путешествия к понятиям, доступным та-биланцу.

Сам он, по-видимому, произвел на таю благоприятное впечатление, потому что на расспросы о родине они отвечали достаточно честно. Поведали о противостоянии двух миров — Верхнего и Нижнего, об опасности, перед лицом которой двум разорванным мирам пришлось объединить силы и знания и отправиться за помощью. Нижний мир, однажды наказанный Внешними за неповиновение, постепенно угасал. Агония длилась веками, но предсказать ее исход не составляло труда. Гибель Нижнего мира не могла не сказаться на Верхних.

Верхний мир был когда-то военным флотом единого мира Тай.

Нижний мир зародился из бункеров гражданского населения — правящей верхушки мира и ее ближайшего окружения, пересидевших в укрытии случившуюся на Тай катастрофу. Верхние презирали Нижних за невоенное происхождение, и за то, что предки Нижних посылали предков Верхних на смерть, прикрываясь ими, как живым щитом. А Нижние Верхних недолюбливали за предательство, совершенное адмиралом Тау, который два тысячелетия назад отказался вступить в бой с Внешними и увел военные корабли из-под удара, потому что кроме гибели флота это ничего бы не дало.

В Нижнем мире обладали знаниями о прошлом того Тай, который еще не делился на Верхний и Нижний; Нижнему миру принадлежали ископаемые и право на их добычу. В Верхнем мире существовали продвинутые технологии для очень далеких путешествий, была развита наука, но не имелось информации о том, где искать спасение. Выход из положения можно было найти, лишь позабыв, что одни из людей Верхние, а другие Нижние. Объединив информацию и ресурсы, они организовали экспедицию и отправились в путь, который занял около пяти лет по времени корабля. У них дома за это время прошло двадцать.

Но трещина, веками разделявшая миры, сыграла с таю злую шутку. Они должны были забыть, что они разные, но не забыли этого. Добравшись до искомого (господин посол не всегда обходил технические подробности, предоставляя императору понимать его рассказ, как сможет, но тут не пояснил, что было тем искомым, кого и как оно спасет, а государь об этом не спросил, поскольку и без того знал), Верхние собрали Нижних на корабль и высадили на Бо, предоставив их собственной судьбе и милосердию таргского государя, а сами сбежали. И вот, Нижние таю здесь и просят помощи. В свою очередь, они готовы оказать посильный вклад в развитие науки империи. Среди них много толковых ученых и инженеров. Можно было бы подумать над приложением их разума и рук...

Дальше, собственно, пошла торговля условиями, на которых одни желали вступить под покровительство, а другие соглашались это покровительство оказать. И честность посла Фай Ли распространилась настолько, что он поведал о добром совете, поданном ему господином Дином насчет возврата Бо в империю. Выдал Дина с потрохами: в заговоре заново женить государя этот тип тоже принимал самое деятельное участие. Сложность с замужеством таю заключалась только в единственном моменте: среди них не было ни одной настоящей женщины. "Мы особая раса людей, скромно сказал господин посол. — Мы не принадлежим ни к мужскому полу, ни к женскому. Или же принадлежим к обоим — как вам угодно будет на это посмотреть".