Партизанка или как достать начальство

Пытливо заглянула ему в лицо. Луганский был собран и сдержан, словно пытался принять какое-то крайне важное решение. Взгляд его прошелся по моему лицу, остановился на губах.

— Я согласен, — наконец выдохнул он, — Готов рискнуть.

Луганский снова начал склоняться ко мне. Невольно отшатнулась и уперлась ладонями в твердокаменную грудь.

— А как же Аня?

— Да сдалась тебе эта Аня! — разозлился он, — Уволю я ее и дело с концом..., если найдешь достойную замену.

Ответ пришелся мне по душе. Поэтому сама потянулась к директору, схватила на немного растрепавшиеся вихры и впилась в губы страстным поцелуем.

Так вот. Сегодня Василий помчался по своим гостиничным и ресторанным делам, а меня оставил типа за главную. Польстил самолюбию. На самом же деле в свете последних событий Луганский похоже махнул рукой на колхоз со всеми его проблемами и решил сосредоточиться на собственном бизнесе. Как экономист — прекрасно его понимала, тем более, что в хозяйстве он не на зарплату жил. И теперь, когда лавочка прикрыта ему не улыбается тратить свое время непонятно на что. Но как Женька Яковлева и она же Николавна была возмущена до глубины души. Как вот так за просто можно плюнуть практически на дело своей жизни? Собственно из-за этого мы вчера еще немного поспорили. Потом помирились. Затем опять поспорили. И каждый остался при своем мнении.

— Делай что хочешь, — устало сказал мне Васек, — Хоть сожги дотла, если тебе станет спокойнее, но я умываю руки. Все что мог уже сделал.

Хотелось возмутиться, но вовремя сдержалась. Если рассуждать честь по чести, то не фига он не сделал. Да, руководил. Да, поддерживал производственный процесс от сева до уборки, от отела до сухостоя и так по кругу из года в год. Но!!! Не задумывался о будущем. Не вникал в финансовые показатели, не нанял квалифицированного специалиста, что бы тот на пальцах объяснил, что к чему, не принял радикальных мер, когда это было возможно. И теперь заявляет, что сделал все что смог. Снимает с себя всю ответственность, будто это не он десять лет назад пахал на стареньком ДТ-75 под зноем палящего солнца, радуясь работе, за то, что она вообще есть.

Чистой воды эгоизм. Вот она — непостижимая мужская логика. Один прагматизм и никого сожаления и чувства вины. За то, что две сотни людей останутся без работы, за то, что две тысячи голов скота пойдут под нож на ближайшем мясокомбинате.

В тот момент я всеми фибрами души возненавидела капитализм и демократию. Сталина на них не хватает! У того разговор был короткий со всеми был. А сейчас кому ты пойдешь жаловаться? В администрацию? Смешно. У главы района в мозгу калькулятор покруче моего ноутбука будет. Он в уме уже прикинул, сколько денежек ему накапает от этой сделки. Прием здесь он? Притом, что ничего в районе не происходит без его ведома. Легальная крыша. Не нравиться — вали в другой район со своими коровами. Вы думаете большие города — это центры вселенной? Как бы ни так. Здесь в этой всеми забытой глуши такими деньгами ворочают, что подумать страшно. Не зря же дед Сеня часто говорит, что в России к власти пришли бандиты. Он, конечно, сильно утрирует, но аналогия прослеживается.

И как бы я ни злилась, как бы не пыталась что-то изменить, а против системы не попрешь. Можно только лишь внедриться во вражескую среду и партизанить понемногу, что бы попытаться перевесить чашу весов в сторону справедливости.

В общем, когда я припарковала свою Белочку на колхозной территории, настроение было самое боевое. Душа пылала решимостью показать господину немцу иную сторону жизни нашей деревни, а не только те сухие финансовые показатели, что он видит на отчетах. Ведь когда смотришь на табличку с оборотом стада, как-то не сразу приходит в голову, что это все живое, настоящее. По себе знаю.

Непринужденно помахала деду Сени, неизменно восседающему в своей будке, как на царском троне и направилась в контору. Тут на полпути меня перехватил агроном, который мчался с мастерской так, словно у него поезд от платформы отъезжает.

— Николавна! Как хорошо, что я вас успел поймать перед выездом на весовую.

Я притормозила и с улыбкой поздоровалась. Агроном мне нравился. Не смотря на то, что он городской кадр, на деле оказался не халтурщик и не стукач, а я таких уважаю.

— Доброе утро. Что-то случилось?

Похоже, он только и ждал моего вопроса, потому, что далее информация полилась как из рога изобилия.

— У меня зерномет сломался. Зав. током собралась увольняться. Солярка кончилась. И весы врут на целых две тонны, — выпалил как есть на одном дыхании агроном и заткнулся остановленный мои протестующим жестом.

— Все это понятно, — медленно произнесла я, — Одного не пойму — какое это имеет отношение ко мне?

Мужчина почесал затылок, взгляд его заметался, остановился на собственных кроссовках и наконец, он неуверенно ответил:

— Так это самое...Михалыч вроде сказал, что по все вопросам к вам. Он занят и вас за главную оставил. А вопросы все это...как его...финансовые. Сами не решим.

Сказал и выжидательно смотрит на меня. И все бы ничего, да только я знать не знаю, что делать с поломанным зернометом и прочей ху... делами вообщем. Когда Луганский просил присмотреть за уборкой тока, я согласилась, наивно полагая — ну что там такого. А тут получите и распишитесь. Да и не хочу я быть за главную. Не мое это. Думала, что Васек так прикалывается.

Только вот людям не объяснишь всего. Прошлась взглядом по горизонту и заприметила Василича быстрым шагом направляющегося в нашу сторону. О, нет! У этого, похоже, то же что-то сломалось и отвалилось.

— А может, все же сами разберетесь? — с надеждой заглянула агроному в глаза.

Мужчина в немом ужасе потряс головой.

— Понятно, — страдальчески протянула я.

Подхватив агронома под локоть, потащила в контору, пока Василич не успел дойти. Что-то мне подсказывает — моя психика не выдержит его производственных надобностей.

Под жаждущим взглядом двух нетерпеливых мужчин я открыла крышку ноутбука, и пока он загружался, взяла ручку с бумагой. Аккуратно по пунктикам начала записывать, бормоча под нос:

— Итак. Зерномет, Зав. током, солярка...

— Про мой транспортер не забудьте, — между строк вклинился Василич, подавшись со стула в мою сторону.

В нос тут же ударила зловонная смесь крепкого мужского пота, чистейшего коровьего навоза и чеснока. Я зловеще зыркнула на него.

— Молчу-молчу, — тут же сник он.

Агроном злорадненько хохотнул и смерил Василича взглядом преисполненного превосходства. То, что у этих двоих было негласное соперничество за звание "Самый крутой главный специалист" было известно каждому в колхозе. Здоровая конкуренция в коллективе — это обычное и вполне себе здоровое явление, пока не начинает доходить до абсурда.

Тихонько вздохнула и углубилась в писанину. Не то что бы этот список сильно требовался, просто это была единственная возможность посидеть пять минут в тишине и обдумать сложившуюся ситуацию.

Я была зла! Нет, не так. Я пребывала в небывалом бешенстве! Так как меня довели за двадцать минут эти двое придурков, удавалось только Луганскому. Кстати о последнем. Пора с него брать по одному колечку с бриллиантом за вредность. Нервные клетки не восстанавливаются, а у меня по его милости сегодня отомрут последние.

Вот если честно никогда не думала, что эти двое с распростертыми объятиями примут меня в негласные лидеры наравне с Луганским. На прежних предприятиях, где мне доводилось работать, к моей скромной персоне относились с большой долей недоверия и скептицизма. Самое лестное прозвище из всех, что я зарабатывала за свою неуемную деятельность, было "пигалица". Суровые колхозные мужики всегда поначалу издевались на до мной. Потом привыкали и отношение менялось, но не настолько, что бы воспринимать даже как равную.

А тут сидят и смотрят как два голодных кота на мясника. А бумага с ручкой — это типа тушка цыпленка и разделочный нож. Толи Васек постарался, толи это моя харизма и профессионализм внезапно повысился, но факт на лицо.

— Значит так, — решительно заявила я, — Василич?!

— Да! — он вытянулся по струнке от моего резкого голоса.

— Вы созванивались с сервисниками? Во сколько обойдется ремонт вашего транспортера?

— Дык это...он ж советский. Еще при Хрущеве устанавливали. И заводу кирдык пришел...лет двадцать назад.

— Очаровательно..., — зверея еще больше, проскрипела я и посмотрела на агронома, — Я надеюсь, у вас зерномет не при Сталине собирался, а то может нам впору не сельских хозяйством заниматься, а музей открывать.

Агроном потряс головой.

— Да нет. Новый почти.

И добавил, сразив меня наповал.

— Лет пятнадцать всего отходил.

Мысленно дочитала до пяти и, вскочив начала метаться по своему крохотному кабинету.

— Как? Мне безумно интересно как вы ремонтировали этот хлам раньше? И куда смотрел инженер? Неужели нельзя было списать все это и купить новое?

Тут остановилась от внезапно пришедшей мысли.

— С транспортером все понятно. Под новый нужно полкоровника перестроить, что бы втиснуть, но все остальное... Только не говорите, что ЗАВы у вас такие же?

Мужики молчаливо покивали головам и горестно вздохнули.

— А инженер где? — внезапно вспомнила я, — Разве это не его прямая обязанность следить за техникой?

Тут мужики кинулись на защиту соратника:

— Комбайны два часа назад выехали в поле. Он с ними. Вдруг чего поломается? Привести, отвези. За сваркой проследить.

— А сварщика дядь Петю жена закодировала, — сокрушенно поведал Василич, словно он не здоровье поправил, а помер.

Непонимающе уставилась на специалистов не находя связи между кодировкой и сваркой.

— Он бедный без поллитры варить не может. Руки от страха трясутся, — пояснил агроном, — Жалко мужика. Удружила супружница.

Писец. Чую, что скоро тоже буду как дядь Петя. Без поллитры даже на территорию зайти не смогу. Как они раньше вообще умудрялись работать в такой обстановке? Толи мне везет как утопленнику, то ли Луганский все эти годы не работал, а штаны просиживал.

Снова уселась в свое кресло и задумалась. Нудно что-то предпринять и при чем очень быстро. Уже к обеду КАМАЗы начнут заводить на ток тонны зерна. Зерномета всего два. Один пока работает, но он справиться потоком только до следующего дня. В первый день комбайнеры пока раскачиваются и не молотят в полную силу.

— Василич, сходите к Тамаре Сергеевне и скажите, что хорош чаи распивать да ногти красить. Пусть поднимется и идет ко мне вместе с заявками на внебюджетное расходование, — грозно приказала я.

А что? Начальница я или нет?

Мужики понимающе переглянулись, и Василич поспешил исполнять. Баклажаниху они тоже не жаловали, поэтому в скорее из приемной послышалась громкая ругань. Вскоре красная от возмущения Тамара Сергеевна влетела фурией в мой кабинет.

— Вы! — пискнула она, — Вы...

— Евгения Николаевна, — любезно подсказала я, откидываясь на спинку кресла.

— Мне некогда заниматься вашими заявками. У меня полно другой важной работы, — взвилась она, невежливо тыча пальцем в мою сторону.

— Да что вы говорите?! — с напускным удивлением воскликнула я, — Вся в делах! Вся в заботах! И это при том, что начальника нет сегодня на работе.

Тамара Сергеевна перехватила мой жесткий взгляд и сникла на глазах. Или Луганский ей с утра позвонил с четкими указаниями, или все же, наконец, дошло, что со мной иногда лучше не спорить, а то хуже будет. Молча пошелестев своим "прекрасным" костюмом, не теряя достоинства истинной королевы колхоза, секретарша развернулась на каблуках и поплыла в приемную со словами:

— Сейчас принесу заявки.

Как только стихли шаги в коридоре, Василич чуть слышно заметил:

— Ну, вы Николавна даете.

Я только пожала плечами и сняла трубку с внутреннего телефона, что бы набрать главбухше.

— Елена Васильевна, а у тебя случаем лишних денег в кассе не завалялось? — поинтересовалась я.

— Не-а.

Я разом сникла, ибо не представляла, как другим способом найти денег на ремонт транспортера. Не свои же с карточки снимать, в конце концов.

— Только Андреевы деньги остались на межевание. Обещался завтра забрать. А что?

— Ленчик, выручай, — вмиг оживилась я, — У Василича производство встало. Срочно нужно денежку выписать на ремонт транспортера.

— Не знаю, — задумалась она, — Нужно у Андрюши спросить.

Вот, что любовь делает с людьми. Еще вчера едва здоровались, а сегодня "Андрюшенька". Параллельно набрала юристу, на пальцах объяснила, что пусть на свое межевание, которое срочно понадобилось господину немцу, берет из его кармана, а в колхозный не лезет. Вот! Нечего добро разбазаривать, весь бюджет под хвост из-за его расходов.

— Все, я договорилась, — сообщила в трубку Лене и уже Василичу, — Идите в кассу, Елена Васильевна распорядиться на выдачу под отчет. Наймите сварщика и что б к обеду транспортер уже работал, как новенький.

Зоотехник вприпрыжку поскакал в бухгалтерию, а агроном с надеждой посмотрел на меня.

— А в сами коллега нам предстоит одно неприятное дело, — тяжело вздохнула я и открыла скайп с намерением позвонить Глебу Игнатьевичу.

Финансовый директор как никогда пребывал в добродушном настроении. Мой звонок застал его мирно вкушающего плюшку с чаем.

— Приятного аппетита, Глеб Игнатьевич, — поздоровалась я.

— А, Евгения! — удивился он и отложил плюшку, — Спасибо-спасибо.

— Я вас не сильно отвлекаю?

— У вас что-то срочное? А то у меня дел по горло, — он с тоской покосился на полюшку и сглотнул, видимо набежавшую слюну.

От омерзения аж поморщилась. Вот, до чего же неприятный он тип. Но делать нечего. Только фин. директор может подписать заявки на внебюджетные расходы и тогда они может к вечеру пойдут на оплату. Поэтому засунула поглубже все свое омерзение и, улыбнувшись, начала излагать суть проблемы. И чем больше я говорила, тем сильнее взлетали белесые брови над очками Глеба Игнатьевича.

— Вы понимаете, что своими внебюджетными заявками пустите "Статус" по миру. У Василия Михайловича появилась дурная привычка думать, что его колхоз на особом положении. А это далеко не так.

— Глеб Игнатьевич прошу вас войти в наше положение, — взмолилась я, — Мы же урожай весь сгноим на току.

— А моя какая забота, — жестко припечатал этот гад, — У меня и так перерасход по холдингу, а тут вы со своими металками....

— Зернометом, — машинально поправила я.

— Вот и я говорю зернометом! — пропыхтел он, — Хоть лопатами кидайте, но денег в компании лишних для вас нет.

И так это прозвучало подло — "для вас нет", что меня понесло...на деревню на село. От просьб я перешла к угрозам, а от угроз к обвинениям во всех смертных грехах. И не известно чем бы все это закончилось если бы дверь моего кабинета с тихим скрипом не распахнулась, явив господина Петермана собственной персоной.

— Что за шум? — спросил он.

Я замерла на месте. Глеб Игнатьевич же продолжал свою пламенную речь на тему нашей с Луганским халатности и казнокрадства. А агроном, который все это время сидел тихонечко, как мышка поведал с кривой улыбочкой: