Ваншот: За Пределом

ГЛАВА 7. НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ

За шесть часов до провала задания

Представьте себе большую картонную коробку, заклеенную со всех сторон. Внутри кот. Он не может выбраться наружу. Разбегается внутри коробки и со всей силы бьется головой о стенку. Коробка от его ударов летает по комнате.

Ничего не напоминает? А ведь именно так устроена наша жизнь. Кот в коробке — это наши внутренние устремления. Наши мечты и чаяния. Мы хотим достичь чего-то, стремимся к этому изо всех сил. Разбегаемся, бьёмся головой об стену, и коробка сдвигается в каком-то направлении. Беда в том, что снаружи все выглядит не так, как внутри. Нам кажется, что мы сдвинули ситуацию в нужном направлении, но на самом деле коробка уже отскочила от стены и летит в другую сторону. Нам, сидящим внутри, кажется, будто мы смещаемся куда надо, а на деле оказываемся далеки от цели.

Вот так нас и мотает по жизни. Мы упорно ставим перед собой очередные задачи, преследуем призрачные идеалы, но каждый раз попадаем не туда, куда хотели.

Наша жизнь — череда неудач, потому что мы не видим картины целиком. Нас ослепляют наши же желания. Нам кажется, что поступив в институт, мы достигнем стабильности и процветания. Но в результате оказываемся на тупиковой должности менеджера без малейшей перспективы роста. Отсюда просто так не выбраться.

Это называется 'загнать себя в угол'. Слышали такое выражение? Вот так это и выглядит. Коробка вашей судьбы застряла в углу! В прямом смысле слова! Тупик. Выбраться можно, но придется приложить ещё больше усилий, чем чтобы сюда попасть.

И самое обидное, что тупики в нашей жизни создаются нашими же титаническими усилиями!

К примеру, как сейчас. Чтобы уберечься от Катюши и Папы Карло, я взял бонус. Мне казалось, ход верный, ведь только повысив скачком уровни, смогу противостоять их наглому наезду. А в результате сам загнал свою коробку в угол. Причем интуиция громко кричит, что угол этот темный и страшный, гораздо страшнее Папы Карло...

...Сознание потихоньку возвращалось. Первой возникла мысль — та самая, о коробке. А за ней появился звук. Не слишком отчетливый, на уровне простого гула. Затем я стал различать слова, и только потом вернулось зрение.

Увиденное не порадовало. Помещению, в котором я находился, больше всего подошло бы название застенок. Или комната пыток. С потолка свисали цепи и крючья. В углу дышала огнем жаровня с различными металлическими штырями, явно предназначенными для прижигания. Стояла бочка с водой, причем вряд ли для питья — слишком уж ржавая и грязная. Нет, пить из такой разве что верблюд захочет, а вот окунать чью-то голову и держать под водой, самое то.

Имелись и другие орудия пыток. Я машинально сфотографировал их взглядом, но вникать, ради сохранения душевного здоровья, не стал.

Кстати сказать, я полностью раздетый был прикован в положении 'полулежа' к жесткому креслу, наподобие зубного.

На груди разместилась аптечка. Лечат, значит. Плохо. В подобной ситуации лечить меня могут лишь с одной целью — чтобы как можно дольше пытать.

Аптечку активировал какой-то абсолютно лысый тип с наростами на лбу, будто ему набили несколько шишек. Его лицо вообще смотрелось необычайно странно и напоминало клоунскую маску. Белая, словно покрытая мелом, кожа. Гипертрофированно огромный, застывший в вечной улыбке рот. Нос картошкой. Брови домиком, выглядят так, будто состоят не из волосинок, а просто намалёваны углем. Оттопыренные смешные уши-лопухи. При всем при том черты смотрятся абсолютно натурально, не нарисовано. С первого взгляда становится ясно — это не маска, он таким уродился.

Мощное, но по-клоунски неуклюжее тело пряталось под свободной белесой рубахой до колен и мятыми широкими штанами. Обуви не было вообще. Из-под штанин торчали человеческие ступни размера этак пятьдесят пятого, а пальцы заканчивались когтями типа собачьих. При каждом движении они негромко, хоть и отчетливо цокали по бетонному полу застенка. Зато руки перса от человеческих ничем не отличались, разве что цветом кожи — такой же белой, как на лице.

Но самым примечательным у него были глаза — яркие, большие, разноцветные. Один синий и таинственный, как море. В глубине даже угадывались волны и течения. А второй имел цвет крови и внушал ужас, навевая мысли о чертях и адских сковородках или кровожадных вампирах. Казалось, глаза принадлежат абсолютно разным людям, но в то же время непостижимым образом сочетались друг с другом.

Расу типа определить я так и не смог. Не знаю таких в Ваншоте. В целом, перс выглядел нелепо и одновременно страшно до омерзения. Если бы классы присуждал я, то ему бы светила специализация Урод. Но нет, в его идентификационной полоске значилось одно-единственное слово... 'Карнавал'! Это что за класс такой?! И почему не указан уровень? Неизвестный класс, неопределяемая раса. Да что тут творится?!

— Ну, что, очнулся? — Отшельник по-хозяйски отодвинул подручного в сторону и навис надо мной, как скала. — Очнулся. Это хорошо. Тогда давай знакомиться по-настоящему. Так кто же ты такой, Ром Мел?

За пять часов до провала задания

Прут раскален докрасна. Даже на расстоянии он обжигает грудь своим жаром. А уж когда впивается в кожу...

Я кричу во всю силу легких — от такой боли невозможно не кричать.

Прут отнимают от тела, предоставляя мне возможность чуть-чуть перевести дух, и прижимают вновь. Снова и снова. К одному и тому же месту, отчего ожог становится все болезненнее, а мясо выжигается до кости.

Я охрип, сорвал голосовые связки. У меня дерет горло от постоянных криков, кажется, гортань распухла, как полено.

Наконец, боль становится невыносимой, и я на короткое время погружаюсь в холодную освежающую тьму.

...При подготовке разведчиков-диверсантов ГРУ им преподают специальный курс о том, как противостоять допросам, в том числе с применением самых крайних, жестких методов воздействия. Если говорить проще, их учат, как выдержать пытки и не сломаться.

Вообще, у боли есть две характеристики: сила воздействия и ее продолжительность. То есть важно не только насколько сильна боль, но и как долго вы умеете ее терпеть. Бывает, что люди с высоким болевым порогом могут без единого стона вынести, когда им отрезают один палец, но ломаются на третьем или четвертом, не в состоянии и дальше терпеть такую боль.

Впрочем, в большинстве случаев, важнейшая цель пыток заключается не просто в причинении физических мучений, основная задача — сломать психологический защитный барьер, чтобы уничтожить личность человека. И не важно, кто выступает в роли истязателя — опытный подготовленный палач спецслужб или хулиган на задворках школы. Для обоих главное — сломать человека, уничтожить его суть, подчинить себе, не доводя до фактической смерти. Именно поэтому наряду с болевым воздействием обязательно применяется психологическое давление: запугивание, шантаж, унижение.

Пережившие такое воздействие люди уже никогда не станут прежними, возврата к нормальной жизни для них нет. Физическая боль со временем забудется, а вот психологическая травма останется навсегда.

У профессионалов разработаны целые тактики, как правильно пытать, и как противостоять пыткам, чтобы избежать фатального распада личности.

Умелый подготовленный диверсант точно так же плачет и кричит на допросе, когда ему раз за разом прижигают грудь, как и обычный прохожий с улицы. Секрет профессионала не в том, чтобы не стонать во время истязания, а в том, чтобы, когда все закончится, остаться самим собой — не калекой в психическом смысле, а по-прежнему сильным, уверенным в себе и потому опасным...

— Физическая боль рано или поздно забудется, а психологическая травма останется навсегда. — У меня бред. Я цитирую кусками секретный курс спецподготовки. Нет, я не состоял и не участвовал. Но случай, ознакомиться с конспектами, был — там, в настоящей жизни, его предоставил один мой наниматель, из тех самых серьезных дяденек в строгих костюмах. Дал пролистать распечатку и тут же забрал обратно, но мне хватило...

Сознание прояснилось окончательно, мой индикатор здоровья снова стал полон под завязку — Карнавал опять вылечил меня. И только тело еще помнит — ох, как помнит! — испытанную совсем недавно боль.

К счастью, бредил я про себя, не вслух, или так тихо, что мои истязатели не разобрали слов. В противном случае задавали бы совсем другие вопросы...

— Откуда ты узнал точку Ваншота? — орет мне в лицо Отшельник. Он по-прежнему нависает надо мной горой, давит Харизмой, пытается заставить поверить в мою ничтожность перед его нескончаемой силой. — Как сумел управлять дронами? Смотри на меня, кусок дерьма! На меня смотри! Про тиму и геймера — это правда? Зачем ты полез к Круизникам? Говори! Ну!

Мне на грудь опять ложится раскаленный прут. В то же самое место. Это один из приемов 'правильных' пыток — когда палач повторяет свои действия, раз за разом. Жертва уже знает, что ее ждет, и тут срабатывает психология: бедолага машинально начинает стонать еще до того, как горячий металл вопьется в тело, и тогда боль кажется сильнее, чем есть на самом деле. Мы сами, наше подсознание и страх, усиливаем ее.

Кстати, и пытка раскаленным металлом для меня выбрана неслучайно. Она призвана напомнить подсознанию о том, как я совсем недавно заживо сгорал в огне взорвавшейся плазменной гранаты. И потому нынешняя боль от ожогов должна усиливаться многократно.

— Физическая боль забудется, — как заклинание твержу я. — Главное, не потерять себя.

Чтобы этого избежать, я отфильтровываю голоса мучителей, словно посторонние, не относящиеся к моим страданиям звуки.

Голоса и боль не связаны друг с другом. Отшельник и боль не связаны между собой. У боли вообще нет причины. Она сама по себе, как стихия. Ее надо пережить, и она пройдет.

Отшельник что-то орет и брызгает слюной мне прямо в лицо, но я не воспринимаю его слов. Это просто работает радио, и ко мне оно отношения не имеет. Раз за разом я убеждаю себя в этом, твержу, как мантру, как заклинание.

Рептилоид надвигается на меня, с угрозой и намеком ставит ногу на мой стул в миллиметре от самых нежных частей тела. Любой мужчина в такой ситуации непроизвольно дернется, стараясь уберечь свое хозяйство. Но со мной не тот случай. Я не осознаю действий Отшельника, отфильтровываю их так же, как голоса.

Перед моим мутным расфокусированным взором внезапно возникает сообщение:

'Получено: Подрыв +5'.

Откуда? За что? Ах, да, это взорвался салют и мина у стены — сигнал для Спока и Швеца начать отвлекающий огонь. Самого взрыва я не услышал, как и стрельбы, которая должна была за ним последовать. Уши будто залили водой. Очень горячей водой. Она пульсировала в голове, наполняя ее невыносимой болью.

Мысли сбивались в комки и перекатывались в разрывающейся от боли голове, словно колючие сухие перекати-поле в Аризонской пустыне.

Мне сейчас мучительно больно. Я хочу это прекратить любой ценой! Но все закончится, когда я... хм... да вот хотя бы разберусь с информацией о Морфии. Да, точно. Это хорошая причина.

Вообще, в качестве такой задачи замещения годится, что угодно: можно спрягать неправильные глаголы, можно теорему Ферма доказывать, а можно инфу о криминальном короле Бродвея анализировать. Тогда на вопросы палачей ты будешь отвечать не то, что они хотят услышать, а то, что ты сам задал у себя в голове. Это классический прием поведения во время пыток. Он помогает не расколоться и не сломаться на допросе, заставляя палачей беситься от бессилия.

И я заменяю настоящую причину страданий — вопросы Отшельника — выдуманным делом.

Ухожу в себя, пытаюсь сосредоточиться. Вызываю в памяти сообщения про Морфия, одно за другим, анализирую их, рассортировываю.

Мысли путаются от боли, но я заставляю себя сосредоточиться вновь. Пока не разложу по полочкам всю информацию про Морфия, мучения не прекратятся! Хочешь, чтобы боль прошла? Тогда работай! Анализируй! Соображай!

— А-а-а... — кричать уже нет сил, изо рта вырывается лишь слабый хрип. Запах горелого мяса тошнотворен. Никогда больше не смогу есть отбивную или шашлык.

Нет! Так нельзя!

'Чтобы объект не смог восстановиться, необходимо в процессе пытки использовать обыденные вещи: телефон, карандаш, зубочистки, пластиковый пакет, вареное яйцо, воду или... горелое мясо', — цитирую очередной кусок секретного конспекта. Так жертва пыток и становится на всю жизнь сломленным психом, шарахающимся от привычных вещей. Значит, надо отфильтровывать и запахи тоже.

Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не обоняю, и вообще, я в домике. У меня есть дело — Морфий.

А у него, оказывается, был внезапный скачок в развитии. Интересно...

— У-у-у!!! А-а-а!!!

Провал сознания.

Вновь прихожу в себя. На чем я там остановился? Скачок вроде...

— Почему он не отвечает на мои вопросы?! — Отшельник был в ярости. Истязания продолжались уже почти час, но кроме криков, стонов и бессвязных бредовых фраз от пленника не удалось добиться ничего, даже мольбы о пощаде. — Надо действовать жестче! Наверное, у него очень высокий болевой порог, к тому же усиленный 'Круизом'. Нам пока не удалось его преодолеть. Этой мрази недостаточно больно!

— Ему ЗАПРЕДЕЛЬНО больно. Обычно персы теряют сознание, когда у них остается всего один хелс, а он отключается уже при пяти, значит, болевой порог мы перешагнули с лихвой. Тут дело в другом. Он от нас закрылся, — Карнавал положил бесполезное орудие пыток на жаровню и уверенно повторил: — Его с нами нет.

— Что ты несешь? Как так нет?

— Эмоционально нет. Он нас не видит и не слышит. Он 'ушел', оставив нам только тело. К его сознанию теперь не пробиться.

— Но как такое может быть? — Отшельник сразу поверил своему компаньону или, как их еще называли в игре, пету.

(* Компаньон, спутник или пет — непись, которую предоставляют персонажу за какие-нибудь заслуги, например, в качестве награды за выполнение миссии. Также компаньона можно купить на аукционе или продать. Петы полностью подчиняются хозяину и только ему. Собственного уровня не имеют, их навыки соответствуют рангу хозяина. После гибели хозяина-шотхолла или удаления аккаунта хозяина-геймера пет исчезает. Каждый шотхолл или геймер может иметь одновременно не более трех компаньонов).

Карнавалы-петы имели специализацию лекарей и пыточных дел мастеров и знали о своем ремесле абсолютно все, умели причинять страдания, но так же знали, как им противостоять. Если бы на месте Мела оказался сам Карнавал, он действовал бы точно так же — закрылся от истязателей в стремлении уберечь психику, как наиболее уязвимую составляющую.

— Как ему удалось?! — завопил Отшельник.

Карнавал промолчал — ответ на этот вопрос не был заложен в его программу.

Диверсант двадцать первого уровня в бешенстве со всей силы ударил кулаком в лицо ненавистную четверку, хотя нет, теперь уже пятерку. Нос с хрустом завалился на бок. Осколки зубов разрезали губы.

— А-ах!..— всхлипнул пленник и внезапно улыбнулся окровавленным ртом: — 'Сундук Мертвеца'! Точно, дело в нем...