Назад в юность книга первая

Уже особо не стараясь, я разобрал удочку, закрыл рюкзак и поплелся назад на дорогу, автобус, который меня привез, должен был пройти обратно через полчаса.

Я сидел на остановке и, в душе нарастала паника, я прожил первую жизнь, работая хирургом, Я не знал и не искал другой работы и в этой жизни. Но что делать теперь?

Наверно работать хирургом можно и с таким недостатком, но очень тонких операций мне уже не провести.

Неожиданно около меня остановилась грузовая машина, водитель, увидев меня с перевязанной рукой и промокшей кровью повязкой, предложил довезти меня до больницы.

Когда я зашел в знакомый приемный покой, вокруг меня собрались все присутствующие, вскоре пришел наш травматолог Сергей Николаевич, который увидев, что у меня за травма начал меня поливать нецензурными выражениями, самое цивильное было — мудак безрукий . Все знали, что я хотел стать хирургом и поэтому переживали за меня.

Увидев рану, он присвистнул:

-Однако, ты ловко палец срубил, и как прикажешь зашивать, кожи то негде взять. Есть два варианта или пластика, или укорачиваем еще кость на полсантиметра и зашиваем, тогда кожи хватит, хотя придется немного тянуть.

Я быстро прикинул, варианты:

-Давайте, укорачиваем кость.

И мне под местным обезболиванием Сергей Николаевич быстро отпилил пилкой Джигли кусочек кости и сформированным кожным лоскутом с ладонной поверхности пальца закрыл рану и зашил ее с тыльной стороны.

Домой я приехал с гипсовой лангетой на левой руке. Бабушка сразу заохала и потребовала подробностей, которые я ей и доложил. И еще раз выслушал, что думают о моих поступках окружающие.

Вечером я услышал, еще раз все по поводу моих мыслительных и других способностей от мамы, которая, как и травматолог не стеснялась в выражениях. Но, успокоившись, сказала:

-Хорошо, что не голову себе отрубил.

На чем воспитательная часть была закончена. И началась сострадательная, мама успокаивала меня, говорила, что и с таким пальцем можно будет вполне прилично оперировать.

Лешка ходил вокруг и завистливо смотрел на гипсовую повязку:

Слушай Сережка, тебе так повезло, ты теперь наверно не будешь учиться недели две. Мне так бы тоже стукнуть и в школу не ходить месяц.

-Ты что олух царя небесного говоришь! Ты чего беду на себя кличешь!— закричала бабушка. — Сейчас вот тебе ремня дам, узнаешь, как такие страсти болтать.

И Лешка на всякий случай ретировался в нашу комнату.

Когда я зашел в морфологический корпус на первую в этом учебном году лекцию, все мои однокурсники сочли своим долгом подойти и спросить, что у меня за травма, и потребовать объяснений, при каких обстоятельствах она получена. И поэтому, звонку на лекцию я очень обрадовался. Но перед этим я столкнулся в коридоре с Анастасией Михайловной, которая тоже не преминула спросить меня о травме. Она посочувствовала мне и заявила:

— Вот видишь, все идет к тому, чтобы ты принял мое предложение.— И с надеждой в глазах посмотрела на меня.

В управлении КГБ по городу Энску общались два сотрудника. Старший по званию спросил у подчиненного:

Слушай Владимир Иванович, какова судьба паренька, за которого так ратовал мой сослуживец, все-таки год прошел, можешь что-то конкретное сказать?

-Товарищ полковник, я несколько раз беседовал с нашими "барабанщиками" в университете. Складывается такое ощущение, что парень уже делает карьеру, причем семимильными шагами, и в тоже время без подхалимажа, или стукачества.

Держится несколько обособленно от коллектива, близких друзей нет. Тем не менее, в его возрасте самостоятельно руководил большим коллективом студентов на уборке картошки, стал старостой курса, а в этом году также отлично провел работу комиссаром в отряде проводников. Авторитет у однокурсников и преподавателей непререкаемый. А ведь ему только в декабре будет семнадцать лет. Кстати есть материал, что он в Москве уже общался с директором института терапии Академии медицинских наук.

Представляете, какие знакомства заводит!

Очень аккуратен и сдержан в словах, никто не слышал от него, каких либо отрицательных характеристик в отношении компартии, руководителей правительства, а ведь почти все студенты этим грешат. Так, что нам не надо даже вмешиваться, он и без нас сделает, то, что ему нужно. А вот то, что такой парень без колебаний пошел на предложение работать с комитетом дорогого стоит.

-Хорошо Владимир Иванович, я думаю, что Андреева нужно уже официально занести в список потенциально возможных внештатных сотрудников. А пока пусть учится, и делает карьеру, если верить вашим словам, она должна быть у него блестящая.

Я спал и видел сон. Во сне я проходил в незнакомый кабинет, когда я зашел, за столом сидел маленький усатый человек , его лицо покрытое мелкими шрамами напоминало мне кого то. Этот человек встал и что-то сказал мне. На этом сон закончился. Я сел в постели, рядом в кровати тихо сопел Лешка, на часах было полпятого утра. А в моих ушах набатом гудели слова, сказанные с сильным акцентом:

-В следующей жизни узнаешь.

И я вспомнил. 1972 год, жаркое лето без капли дождя и большие афиши по городу: гастроли Вольфа Мессинга.

Я, лейтенант медицинской службы сижу в зале нашего театра, и мимо меня идет он, Вольф Мессинг старый больной человек, неожиданно он останавливается и пристально смотрит на меня. И хотя я сижу третьим от прохода я начинаю тонуть в его темных глазах, а он что-то говорит, но слов я не слышу, и когда я пришел в себя, он уже шел дальше по проходу, а рядом со мной не сидело ни одного человека.

И сейчас снова в моей голове звучал его слегка хрипловатый картавый голос:

Молодой человек у вас незаурядный талант гипнотизера, только узнаете вы об этом в другой жизни.

Я лежал в кровати, сна не было ни в одном глазу. Так, что же мое появление в этом мире не случайность, так предопределено судьбой. Так может, это судьба направила мой топорик, сказав этим, что я иду неправильным путем?

Наверно и Чазов, когда сказал, что хотел бы видеть меня кардиологом, следовал предначертанному свыше, вот только кем предначертанному? Увы, ответа на этот вопрос у меня не было. И прокрутившись в постели еще два часа, я встал и начал собираться на учебу.

Весь день я обдумывал свои воспоминания, был очень рассеян, и даже получил по этому поводу несколько замечаний преподавателей, девочки были озабочены моим состояниям и пришли к выводу, что у меня безответная любовь, и перебирали фамилии тех, в кого, по их мнению, я мог влюбиться.

Я же в это время размышлял по поводу же своих способностей, якобы выявленных Мессингом, и, проверяя себя, начал сомневаться и думал:

-А может, это просто был сон. В прошлой жизни я ведь так и не услышал, что он мне сказал.

Но все равно, похоже, что мне придется вновь менять свои планы, и наверно надо начать читать литературу по гипнозу. В прошлой жизни, даже хотя я был врачом, но считал эту тему всегда чем-то вроде шарлатанства. И сейчас мне было трудно решиться начать изучение этого раздела медицины. Притом, при продумывании этого, я решил, что лучше, если никто ничего об этом не узнает, поэтому книги по гипнозу необходимо брать в единичных экземплярах и вместе с массой других, чтобы мои "друзья" из комитета не поняли, какая тема меня интересует больше всего. Ну, наверно придется начать читать труды кардиологов и думать о смене приоритетов и становиться хорошим специалистом терапевтом.

Учеба на втором курсе меня тяготила, мне хотелось поскорее добраться до третьего курса, когда начнутся клинические дисциплины, и можно будет уже заниматься настоящим делом. Хотя учился я по-прежнему на одни пятерки. У меня была еще одна проблема это моя мама. В прошлой жизни она умерла, когда я учился на втором курсе ВМА, то есть до этого события оставалось всего два года и мне необходимо было уговорить ее пройти обследование в конце этого или начале следующего года. Но странное дело, я помнил, что в той жизни маму, когда я еще учился в школе, уже беспокоили боли в желудке, и она постоянно соблюдала диету и пила кучу таблеток, то сейчас она не жаловалась и не соблюдала никакой диеты и ела все, что хотела. Но все равно для себя я решил, что хоть как, но уговорю ее пройти хотя бы ренгеноскопию желудка.

Лешка тоже в отличие от той жизни хорошо учился и начал таскать домой одни пятерки, я относил это за счет своей работы с ним, потому что в прошлой жизни мне было до лампочки, какие оценки получает мой брат, и я только пару раз разбирался с его обидчиками и, то только потому, что лупили они Лешку втроем. А так я всегда говорил ему:

-Решай свои проблемы сам.

Лешка иногда приходил домой злой и кричал, что это я виноват в том, что все учителя ждут от него, что он все знает, как его старший брат, а он совсем не хочет быть таким отличником. Он кстати рассказал мне, захлебываясь от удовольствия, что в моем бывшем классе появился новый ученик, симпатичный парень, который начал ухаживать за Аней и увязался за ней, провожать в Уреку. Но там ему не повезло, его встретила команда Федьки Сорокина и так отмолотила, что ему пришлось сидеть несколько дней дома.

-А ведь ему парни говорили, не связывайся с Богдановой у нее парень кэмээс по боксу, и отметелит тебя только так. Но его и без тебя побили хорошо.— Доложил Лешка.

-Вот это да!— подумал я.— А ведь в прошлой моей жизни никакой симпатичный парень в наш класс не приходил. И мы с Аней просидели вместе за партой до конца десятого класса. И я так и не понял, что возможно со мной рядом сидела моя судьба. А я, как дурак, вздыхал, без всякой надежды, по Светке Ильиной, при моей тогдашней нерешительности это было совершенно бесполезно. Через два года после школы Аня вышла замуж за Федьку Сорокина, который еще через какое-то время сел в тюрьму за убийство. И что дальше было с Аней, я так и не узнал.

-Нет, на этот раз ты не должен упустить этот шанс.— решил я и повинуясь какому-то порыву собрался и пошел к Ане домой.

Я шел и думал:

-Андреев тебе, с учетом года, уже прожитого здесь, через два месяца будет уже шестьдесят семь лет, зачем тебе это, у тебя другие задачи,

Но ноги упрямо несли меня в Уреку.

Лангеты на моей руке уже не было, но небольшая повязка еще оставалась и Аня, увидев ее на моей руке, сразу принялась меня расспрашивать, что случилось. Мне не хотелось особо распространяться о своей глупости, и я только коротко сказал, что случайно поранился, но уже все хорошо.

Наталья Ивановна заулыбалась, увидев меня, но, тем не менее, упрекнула:

-Сережа, ты у нас теперь редкий гость.

-Наталья Ивановна, совсем нет времени. Все лето работал, даже дома практически не бывал. А сейчас учеба навалилась. С чем-то придется расставаться или с работой, или тренировками, но, скорее всего с тренировками.

Наталья Ивановна, вы не против, если я Аню на сегодняшний вечер у вас украду? Мы пойдем, погуляем, может, в кино сходим.

Естественно разрешение было тут же дано. И пока Аня переодевалась в другой комнате, мы с Натальей Ивановной пили чай, и я рассказывал ей о своем житье бытье.

Когда Аня вышла к нам, бабушка высоко подняла брови, Аня была одета не для кино, пожалуй, в таком наряде можно и в ресторан пойти.

-Ресторан? А, что, это идея!— подумал я.

И когда мы вышли на улицу, я решительно подхватил Аню под руку, и мы пошли к центральному проспекту нашего города, естественно носящему гордое имя Ленина, где располагался один из трех ресторанов, имевшихся на весь наш трехсоттысячный город.

Когда мы подошли к входу, Аня, поняв, куда мы идем, занервничала:

Сережа! Ты куда меня привел! Это же ресторан, нам сюда нельзя, и там наверно очень дорого, а у меня всего пятьдесят копеек.

У меня в кармане лежало тридцать рублей, но Ане говорить об этом не стал, а просто взял ее за руку и мы вошли в ресторан мимо вышибалы, для которого еще не было работы, прямо в гардероб.

Когда мы вошли в зал, оркестр еще только усаживался на эстраду и готовил инструменты. За столами покрытыми белыми скатертями сидело немного посетителей, на стол у них в основном стояли графинчики с водкой и закуска.

Мы сели в уголок, подальше от оркестра и вскоре к нам подошла улыбающаяся официантка и дала нам меню. Заказывал я все сам и вскоре официантка, под округлившиеся глаза Ани, принесла и открыла нам бутылку вина Ала-башлы, затем на столе появились конфеты и апельсины, и я разлил немного вина по бокалам и с удовольствием выпил эту сладкую тягучую жидкость, которой не пробовал лет сорок. Скоро заиграл оркестр, и мы с Аней пошли танцевать. Танцы в ресторане отличались от школьных, как небо и земля. Там на нас смотрели десятки любопытных глаз и мы были, как под прицелом, здесь же никому до нас не было никакого дела, Во время танца Аня тревожно спросила меня:

Сережа, а у тебя хватит денег расплатиться, вон нам еще мясо принесли, ты очень много всего заказал?

-Аня, ни о чем не думай, все будет хорошо, давай лучше танцевать. И мы танцевали еще, пили сладкое вино, и ели эскалопы.

Все удовольствие обошлось мне в девять рублей с полтиной. Правда Аня, услышав такую сумму, побледнела и тревогой посмотрела на меня.

Мы вышли из ресторана около девяти часов и медленно пошли по уже почти пустой улице, Аня шла, держа меня за руку, когда я посмотрел на нее при свете фонаря, то увидел на ее лице слезы.

-Аня, почему ты плачешь, ведь все хорошо?

-Сережа, это я от радости плачу.— И она снова захлюпала носом. Но пока мы шли до ее дома слезы у нее высохли, и мы, договорившись о следующей встрече, расстались.

Я шел домой, на душе было спокойно и мне казалось, что я сегодня сделал то, что нужно.

Постепенно я вошел в учебу, и второй курс проходил незаметно, учеба, работа в больнице, и корпение над учебниками книгами по психиатрии и психологии занимали большую часть времени. Я втянулся в работу старосты курса и уже быстро решал все вопросы. Быть старостой имело и другие преимущества меня знали все руководители кафедр и преподаватели и поэтому при решении каких-то моих проблем, мне охотно шли навстречу. В общем, свободного времени почти не оставалось

Но, несмотря на это, с Аней мы стали встречаться гораздо чаще, да и она сама частенько заходила к нам и часами болтала с моими родными, что им очень нравилось.

Я по-прежнему занимался в кружке хирургов, но после моей травмы Аркадий Борисович как-то поостыл ко мне, и ничем не выделял из других. И я планировал после второго курса покинуть кружок и вплотную заняться кардиологией.

Но зато передо мной открылся мир психиатрии. Когда я учился в ВМА, то у нас это был довольно краткий курс, больше имеющий прикладное значение, как лечение психических нарушений и травм, связанных с военными действиями, действием оружия массового поражения и тому подобное. Сейчас же я читал книги, которые студенты, не планирующие стать психиатрами, читать не будут. И за второй курс я прочитал почти все, что было в нашей библиотеке.

По мере того, как я вчитывался я начал вспоминать, что никогда за всю мою жизнь ко мне не подходили цыганские гадалки, сколько раз я видел такую картину; на рынке, решительным шагом ко мне направляется гадалка и, вдруг не доходя до меня несколько шагов, поворачивается и уходит. Я никогда об этом не задумывался, хотя мои друзья иногда со смешком говорили: