Филипп Кер не собирался нарушать слова, и смелость, решительность, твердость юноши действительно пришлись ему по сердцу. Айсен все дальше уходил от забитого и запуганного существа, единственной реакцией которого на удары судьбы — было лечь и тихо умереть. Конечно, мальчика вряд ли когда-нибудь назовут несгибаемым борцом, но пламени необязательно полыхать до небес. Такое ровное горение может согревать дольше и куда больших, и загасить его труднее. Какой-нибудь маленький упорный уголек все равно будет тлеть под пеплом, чтобы при первой же возможности снова разгореться, расцвести яркими живыми язычками...

Однако все подобные соображения не значили, что мужчина поддерживает намерение очертя голову ринуться навстречу сонму возможных опасностей, имея за спиной только музыкальный инструмент! Там, где уговоры не подействовали, а принуждение применить нельзя, остается разнообразие окружных путей.

Невольно подсказанная ядовитыми замечаниями затаившей обиду Фей, идея была очевидна. Филиппу не составило труда выяснить, что знаменитый Кантор вот-вот должен вернуться в Тулузу. Более верного способа для искушения — невозможно представить! Юноша был впечатлен мимолетной встречей, а ведь он тогда еще не слышал игры Кантора... В общем, идеальная возможность отвлечь его и заставить задуматься о чем-то кроме разворачивавшегося на Востоке конфликта.

И о своей судьбе в особенности!

Кроме того, очевидно, что Айсен вполне созрел, и больше нет необходимости опекать каждый его шаг. Юноше просто необходимо было уже в новом качестве увидеть что-то кроме круга дом — конторы — компания молокососов из свиты Фионы (последнее тем более!). И потом, грех зарывать талант в землю! Музыка и Айсен были не отделимы друг от друга, но даже самый изумительный алмаз нуждается в огранке, вот только мастер тоже должен быть превосходным. Никого лучше Флева для всех этих благих целей — нет!

Оставалось и еще одно тревожащее обстоятельство. Айсен не счел необходимым объяснить происхождение своих синяков, отговорившись, что инцидент уже исчерпан. Настаивать было безнадежно — в турнире красноречия юноша не соперник, но молчать может похлеще каменной стенки!

Припомнив реакцию Айсена на выходку "детишек", становилось ясно, что добиваться от него чего-либо, тем более бесполезно! Однако ж, каким-то образом, к происшествию был причастен Грие, — и это Филиппу совсем не нравилось! В ответ на прямое требование, Ожье в свою очередь лишь усмехнулся:

— Так малыш тебе ничего не сказал?

Кера покоробило и обращение, и улыбка. Он слишком хорошо помнил, как Грие щупал безответного, дрожавшего от ужаса невольника брата за голые ягодицы, или раздевал глазами в его же доме.

— Тогда и я не буду! — фыркнул Ожье.

— Отстань от него! Когда я говорил, что Айсен мне как сын, это была не шутка! — внушительно произнес Филипп.

— Успокойся! — Грие тоже отбросил фривольности. — Мы с ним уже все выяснили между собой.

Сомнительное заявление.

— Я надеюсь! — последнее слово Кер оставил за собой.

Нет, Айсена нужно было чем-нибудь срочно занять, желательно вне Тулузы и так, чтобы юноша все же хотя бы номинально не остался без защиты! Дело оставалось за малым: найти, каким образом напомнить трубадуру о случайно виденном юноше. Тут уж Филипп, как процветающий делец, понимающий, чего стоит специалист в своем деле, был вынужден обратиться к изобретательности женского ума, благо более верного и надежного союзника, чем жена у него не было.

Однако ж и Мадлена терялась в предположениях. Слухи — само собой, никто не прятал Айсена, да и проклятый ошейник видели многие, так что то, что купец Кер привез себе раба, не являлось секретом. Но за прошедшее время к юноше уже привыкли, и его появление никак не могло вызвать сенсации. К тому же, Кантор ле Флев человек своеобразный, но сомнительно, что даже пожелай он разыскать встреченного полугодом раньше юношу с гитарой, кинется ради того проверять всех рабов в радиусе десятка лье! Каким образом напомнить ему о заинтересовавшем его маленьком музыканте?

Да уж, может, на обед пригласить или сразу самой к герцогине на прием заявиться?! Она, говорят, строптивца очень жалует, несмотря на непредсказуемый нрав... Как же, такого человека запросто на улице не окликнешь: "А не желаете ли вы, любезный, дать парочку частных уроков кой-кому...".

Мудро рассудив, что спешка никогда не бывает полезна, а честность — лучшая политика, Мадлена определила взяться пока за того, кто всегда находился под рукой.

— Значит, неплохо получается? — задумчиво уточнила она.

Айсен не удивился неожиданному вопросу: не трудно было догадаться, что мадам будет знать о содержании их разговора с метром Филиппом до последнего слова. Да он и не просил хранить его в тайне... И тем более, в заботе ничего постыдного и досадного быть не может!

Особенно для того, кто не так давно узнал, что это вообще значит.

— Раз ты так думаешь, хватит заниматься ерундой, с которой справится любой обалдуй приказчик!

От такого заявления непререкаемым тоном, Айсен на миг ощутил легкий укол обиды: обалдуй? Ничего легкого в учете нет, не говоря уж о том, что чуть больше года назад он ни букв, ни цифр здешних не знал, ни самого языка, о прочем и упоминать не стоит. Разве был у него хоть час в безделье для пустых мечтаний?

Разве что когда таскался за Фей со товарищами и о нем забывали, к великому облегчению оставляя в покое. Либо в тишине ночи, когда никакие хлопоты дня больше не могли отгородить от сомнений и тоскливой боли, застрявшей в груди извечной занозой...

Айсен был благодарен за то, что женщина, хотя явно его не одобряла, все же никак не стала комментировать его намерение отправиться к Фейрану и отговаривать, и покорился необходимости, тем более что спорить с ней бесполезно, а соблазн был немал.

— Делом надо заниматься серьезно, либо не заниматься вовсе! — постановила Мадлена, и для начала протащила его буквально по всем существующим в городе мастерам и лавкам.

Айсен смеялся над подобным энтузиазмом, но под конец "крестового похода" вымотался даже он. Как всегда, когда она за что-то бралась, мадам Кер была неподражаема и неутомима. Глубокими познаниями в музыке она не обладала, зато превосходно разбиралась в людях, чтобы оценить действительно ли стоит то, что ей предлагают и впечатление, которое производил ее подопечный, по одному изгибу губ и движению бровей.

Юноша в ошейнике сочувствующе улыбался и пожимал плечами, покидая очередного несчастного вслед за дотошной и придирчивой покупательницей. Результатом стало то, что Айсен оказался обладателем новой, безусловно великолепной, гитары и всего, что только может к ней прилагаться, а кроме того был заказан новый чехол для саза, подаренного Клеманом, а вот запасной комплект струн, само собой, найти для него оказалось невозможно. Кроме того, мадам Мадлена везде, где только можно осведомлялась, кто мог бы стать учителем для молодого таланта, каждый раз вгоняя этот самый талант в краску.

После такой эпопеи он даже не удивился, однажды услышав имя визитера метра Филиппа. Не удивлялся он уже и энтузиазму, с которым взялись за его образование: шитый белыми нитками, план буквально лежал на поверхности. Разумеется, упрекать людей, которые старались ради него, желая лишь добра, юноше не пришло бы в голову, а иметь в наставниках подобного выдающегося человека было бы счастьем, за которое кто другой душу продал... Но! Спустись к нему сам Пророк и пообещай обучить райскому пению, ответ был бы один, если это подразумевало отказ от любимого.

Да, он хотел, он мечтал обрести свое место в жизни, которого можно было не стыдиться, но не был готов платить самым дорогим своим сокровищем. Такой цены не стоит ничто!

Айсен решил прояснить все сразу, пока дело не зашло чересчур далеко. В конце концов, речь шла о нем, и вполне логично, если он будет при этом хотя бы присутствовать! Однако уже опустив ладонь на ручку двери, молодой человек замер, как от пощечины, услышав резко брошенные слова, в единое мгновение вернувшие его с небес на землю.

— Я не занимаюсь дрессировкой домашних животных!

Вот так! Не рановато ли ты загордился, слишком ли замечтался! Горько...

— Хм! — Филипп постучал пальцами сложенных домиком рук друг о друга. — Но ведь вы сами в нем заинтересованы, иначе вас бы здесь не было.

— Вот именно! Либо вы продаете мне мальчика сейчас за ту сумму, которую я имею, либо позже, когда я соберу назначенную.

— А если я скажу, что мальчик не продается?

— Бросьте! Люди вашего пошиба способны продать все, было бы выгодно.

— Лестно! — Кер пожал плечами. — И само собой, вы дадите ему свободу?

— Само собой!

— Зачем?

— Вы не поймете.

— Может быть, — без тени раздражения согласился Филипп, где-то даже забавляясь ситуацией. — Но боюсь, что это вы многого не поймете.

— ? — кажется, ему удалось удивить собеседника. Не слишком.

— Похоже, что снять с Айсена этот ошейник способен только один человек. И к сожалению, это не вы и не я.

— И где же этот человек? — Кантор скептически выгнул брови.

— Далеко, — кивнул Филипп. — Единственная цель Айсена — соединиться с ним. И вам ли не знать, чем способны пожертвовать ослепленные чувством люди!

— Ну, просто сказочка о зачарованной принцессе, — ядовито заметил трубадур. — Только вместо принцессы почему-то невольник, а вместо чар обычный кусок меди.

Оба обернулись на звук открывшейся двери.

— Отлично, — Кер поднялся. — Полагаю, Айсен сам объяснит то, что сочтет нужным.

Он усмехнулся в ответ на ставший растерянным взгляд молодого человека и вышел, подтолкнув его навстречу музыканту. В замешательстве Айсен, не задумываясь, сделал шаг, удерживаясь, чтобы не поежиться под направленным на него пронизывающим до самого нутра взглядом кристально чистых глаз. Казалось, что они видят даже невидимое, тщательно сокрытое, неявное... И гость определенно не торопился задавать вопросы первым.

— Вам... не стоило так говорить с метром Кером, — тихо произнес юноша, подходя к окну. — Я обязан ему больше чем жизнью...

Кантор молчал, ожидая продолжения: маленький раб с гитарой оказывался занятной шкатулочкой с очень непростым секретом!

— Вы хотели выкупить меня? — Айсен не выдержал первым.

Мужчина повел плечом не отрицая очевидного.

— Почему?

— У тебя хорошие задатки, — спокойно и просто сообщил Кантор. — Я бы сказал талант, но в подобных словах слишком много пафоса. Тем не менее, оставить прозябать твои способности и загубить их тем самым — преступление против Создателя, который их дал. Надо быть, не без причины!

Айсен нервно улыбнулся.

— Да, это милость! — согласился он. — Но тоже самое я могу сказать и о другом...

— Другом? — многозначительный тон и вопрос в нем вернул его к реальности.

— Вам противно? — улыбка стала понимающей.

— Мне? — немного удивился мужчина, наблюдая за переливами эмоций на тонком одухотворенном лице, и в дышащих своей, потаенной глубокой жизнью густо-синих глазищах, которые только сказочным эльфам впору... — Мне все равно. Я вот думаю, что за человек, ради которого, тебе приходится носить ЭТО!

Последнее слово прозвучало с непередаваемой брезгливостью.

Айсен очнулся от грез.

— Ради него я сниму это! Но... я хочу, сделать это ради него!!

Кантор молчал долго, массируя пальцы и щелкая костяшками.

— Мальчик, человек, который умеет только требовать, не оценит твоего подвига и твоей жертвы, даже если ты отдашь за него жизнь!

— Но я не хочу отдавать жизнь! Я хочу жить: с ним, ради него, вместе...

Трубадур смотрел на него уже с жалостью.

— Мальчик, умирать куда проще! Поверь, я пробовал и то и другое в твое время.

— Вас это остановило? — задал Айсен самый верный вопрос.

— Нет, конечно!! — Кантор раскатисто рассмеялся.

— Тогда зачем вы спрашиваете?

— Что ж! — подвел итог трубадур, поднимаясь. — Пока я в городе, жду тебя каждый день. Не с утра!!! Лучше к обедне, рано я вставать не люблю... Я за тебя возьмусь!!!

— Почему... — почти беззвучно окликнул его смущенный и взволнованный донельзя Айсен.

— Не скажу! — фыркнул мужчина, удаляясь.

Не так-то часто встретишь легенду, оборачивающуюся былью! Он, конечно, желал этому невинному мальчику счастья, но... не хотел видеть то, чем мечта оборачивается наяву!

* * *

Кантор ле Флев словно принял от семейства Керов эстафету, точнее они удачно дополняли друг друга, каждый по-своему оберегая и пестуя те задатки, которые жизнь еще не успела загубить в юноше, и награждая каждый по-своему.

Музыкант с энтузиазмом взялся за свалившийся на него самородок, неожиданно для себя получая безмерное удовольствие от процесса обучения. Не в последний момент от того, что его уроки идут впрок: искренняя увлеченность предметом, бывшим когда-то способом ускользнуть от печальной реальности, свободой души, если не тела, — не могла не прийтись по нраву фанатику своего дела. Хоть он и не признавался себе в том, но Айсен прочно обосновался в его сердце. Правда, выражалось это несколько странным способом.

— Ну что за элементарные ошибки?! У тебя пальцы были сломаны или голова! Неужели трудно записать правильно простейший аккорд! Ты же воспроизводишь его идеально, но по этой хрени ничего невозможно понять! — лист с нотами отправлялся в камин.

— Боже! Кто тебя учил до этого?! А... Ну тогда все понятно! Что еще можно ожидать от язычников!

У Айсена только глаза темнели, как штормовое море, и то, что наставник отвергал он представлял ему позже, когда не оставлял никакой лазейки для ошибок. На следующий день мужчина пренебрежительно фыркал и обрушивался на ученика с новой критикой, сопровождая ее ядовитым:

— Привыкай, полезно от излишней гордости!

Кого люблю — того и бью! Не надо думать, будто Кантор шпынял юношу исключительно ради садистского удовольствия. Айсену требовалось препятствие, преодоление — в том числе и себя, требовалось научиться отстаивать не только право на ошейник и не только тогда, когда его совсем припирали к стенке.

Кстати об ошейнике, — трубадур не упускал случая пройтись по этой своеобразной детали облика молодого человека.

— У, опять эту дрянь в мой дом притащил! — подобное гадливое восклицание было еще самым скромным и вполне обычным приветствием. — Убери с глаз моих! У меня желудок слабый, может и стошнить ненароком!

— Ага, слабый, — скорбно соглашался Айсен, измеряя взглядом батарею из бутылок.

— Как тебе известно, водица у нас отнюдь не с Альпийских ледников. Ты же не хочешь, чтобы я отравился и умер во цвете лет, так и не открыв тебе всех секретов нашего искусства, которые еще не успел забыть?

— Что вы наставник! — Айсен смиренно склонял голову, пряча смешинки в глазах. — Я ежедневно молю Пророка, чтобы своим долголетием вы посрамили самого Мафусаила!

— Чертенок! — довольно усмехался мужчина, отвешивая парню несильный подзатыльник, от которого тот без труда уворачивался.