Егорка нерешительно освобождает одну руку, потом другую. Оказывается, можно держаться со свободными руками. Он доволен собой. Он складывает ладони рупором и лихо кричит вдаль, подражая шкиперу: — Эге-гей! Живее, молодцы! Право на борт! Круче держать! Свистать всех наверх! Лево на борт! Двигайтесь, шустрее, якорь вам в душу! Справа по курсу земля!
Впереди, слева от судна, по морю тянется к горизонту извилистая дрожащая солнечная дорожка. Корабль и отраженное в воде солнце движутся наперегонки. Белые чайки, парят над изумрудными волнами. Легкий ветерок, ласково обдувая крутые просмоленные борта корабля, насвистывает мелодию далеких стран и невиданных приключений. Хрипло потрескивает палуба. Пена бурлит у форштевня. Прямые паруса на передней мачте тихими хлопками перешептываются с косыми.
Молодой моряк мечтательно смотрит вдаль, на горизонт, в сторону солнца клонящегося лучами к морю. Это первый день его путешествия на новом корабле и он пребывает в состоянии безотчетного юношеского счастья.
Накануне бывалые мореплаватели рассказывали новичкам невероятные истории. И он жадно ловил слова о морских путешествиях, о далеких райских островах, где круглый год лето, о затонувших испанских галеонах с несметными сокровищами, о местах, где золото валяется прямо под ногами, как простые булыжники! — Эти невероятные истории будоражили душу молодому матросу и звали его в путь — дорогу.
Егорка, висит высоко над палубой, глубоко вдыхает полной грудью ароматный, йодистый воздух моря, жмурится от солнца, улыбается, сам не замечая этого. В своих фантазиях он представляет головокружительные приключения, в которых он будет сражаться со злобными пиратами, охранять большие торговые караваны... Он пристально всматривался в серебристые волны, словно намеревался увидать погребенные на дне океана сокровища погибших кораблей.
Юный мореход грезит наяву и видит самого себя то на капитанском мостике великолепного красавца галеона, то у штурвала грозного фрегата, то, на худой конец, с пистолетом за поясом несущим вахту на шканцах какого-нибудь быстроходного шлюпа или бригантины...
— Эге-ге-гей! — счастливый голос мальчишки ветром разносится над кораблем.
* * *
Через три дня.
В самой большой каюте флагмана "Ля витэс" переделанной под обучающий кабинет. (Не прошло и пяти минут, как завершился "душевный" разговор с Рязанцевым). Возле большого привинченного к палубе стола стоял адмирал Хейлли и гневно орал на Азиса. Новоявленный матрос из крымских степей сморщил лоб, слушал молча.
— А мне плевать на то, что ты не учитель и у тебя нет способностей к обучению матросов. На корабле худо — бедно читать и писать по-русски можешь ты, да ещё юнга. Не зная элементарной грамоты, люди не могут обучаться морским дисциплинам. А я, не могу делать из них мастеров своего дела.
На смуглом лице ирландца пылало выражение озабоченности, чёрные брови нахмурились, и между ними пролегла глубокая складка.
— Вот, — Хейлли размашисто ударил по большой стопке книг лежавшей рядом. — Книжки с картинками. Они называется, азбука. Только, что принесли. Собирай народ и учи... учи... учи от первой и до последней буквы.
— Да, но я... же не могу... — что то попытался промямлить в своё оправдание "первый татарский учитель словесности".
— Ты мужик или кто? — высокое начальство не выслушав, пренебрежительно осмотрело невольника холодным, не допускающий возражений взглядом.
— Ты ещё мамочке пожалуйся, что тебя не кормят по утрам, кашей. У нас, на военном судне, нет слова, не могу! Не можешь, заставим! Не хочешь, снова заставим! Значит, так... Матрос Ялшав, с сегодняшнего дня вы освобождаетесь от всех текущих работ и занимаетесь только обучением письму и грамоте. И сожги ром мои кишки! Если они не начнут читать и писать, все до единого, уже через две недели!!! То я прикажу, тебя, высокородного бея, выпороть как подзаборную собаку. А затем понижу в должности до юнги и продлю срок твоего пребывания на судне ещё на два года! Всё, свободен. Иди и выполняй приказ.
— Есть, идти и выполнять приказ, — Азис весь бордовый как варёный рак, почти ползком, покинул кают-компанию.
— Герр адмирал, — в дверь заглянул часовой. — Первая группа матросов для разговора "по душам" собрана.
— Хорошо. Пусть заходят.
Две минуты спустя...
... — А мне плевать на то, что у вас нет способностей и вы уже взрослые мужики, — адмирал не мигая, впился колючим взглядом в подчиненных. — Плевать на то, что вас учит ягастый басурманин, а вы ничего не понимаете в его учёбе!
— Значит так!!! — Хейлли засопел, напыжился, начал скрести ногой как бык на красную тряпку.
— Если кто! Через две недели! Не будет уметь читать и писать — спишу на берег, к чёртовой матери. Причем выкину с корабля, так как написано в контракте — в первом же порту.
Адмирал (Изображая святое правосудие) поднял свёрнутый листок бумаги и затряс им перед собой.
— И идите на все четыре стороны... — нищенствуйте, голодайте, сдыхайте на чужбине, в какой-нибудь вонючей канаве, в полном невежестве и дремоте. А я наконец-то найду нормальных молодых ирландских гардемаринов и сделаю из них настоящих матросов, штурманов, капитанов, состоятельных и уважаемых людей.
— Кстати, может быть, есть желающие уже сейчас плюнуть на всё и сойти на берег?
... Тишина и обиженное сопение раздалось в ответ.
— Тогда время на обучение пошло. Разобрали учебники с картинками и бегом учиться грамоте.
Хейлли повернулся в сторону приоткрытой двери и закричал... — Часовой, давай следующую группу.
Глава 14.
— Во имя Аллаха великого и пророка его Магомета! На абордаж!!! — прорычал худой, жилистый человек в белоснежном тюрбане. Глаза пирата были бледно-серые, почти бесцветные, холодные и безжизненные, как у змеи, с таким пронзительным взглядом. Над головой морского разбойника развевался зловещий зеленый флаг со звездой и полумесяцем.
Шершавые, продубленные соленой морской водой, солнцем и ветром борта кораблей с треском сшиблись друг с другом. Абордажные крючья и кошки будто железные щупальца впивались в фальшборты и палубу, сцепляя корабли намертво.
Под устрашающие вопли полуголые пираты с обезьяньей ловкостью начали перепрыгивать на английский корабль.
— Алла! Алла! Смерть неверным инглизам! — раздавались их громкие выкрики.
В один миг нападавшие смели палашами противоабордажные сети. Закрутилась жуткая кровавая карусель: Резня, звон сабель, шпаг, абордажных топоров, выстрелы, крики вперемежку с неистовыми проклятиями, стоны раненых. Свирепые удары клинков высекали снопы искр, как на точильном камне.
Голые по пояс, мокрые от пота, со сверкающими зубами и белками глаз на черных от копоти и пороховой гари лицах, прыгали, орали и бесновались люди, точно помешанные, в то время как воздух вокруг гудел и разрывался от грохота орудийной пальбы, треска мушкетных выстрелов, свиста пуль и визга разлетающихся осколков.
Все происходящее представляло какой-то хаос... И только нижние части мачт линейного корабля торчали среди палубы, точно три гигантских руки, поднятые к небу в безмолвной мольбе против творящегося вокруг ужаса.
..........
— Бонжур! Бонжур, мусью Вандеркофф, — на узком бледном лице Хейлли, оттенённом небольшой, по испанской моде, бородкой и тонкой полосой усов возникла приветливая, добродушная улыбка.
— Прекрасная погода, теплая вода, тишина и покой на море! — смуглое насмешливое лицо адмирала обрамляли чёрные хорошо завитые локоны длинного парика. — Всё так, как говорят у нас в Париже: Иль фэ бо, иль фэ дю со лей.
— Не правда ли? — проклятый "северо-ирландский варвар" велел поставить на юте кресла с высокими спинками, обтянутые зеленым бархатом, натянуть над ними кусок парусины наподобие тента, и теперь блаженствовал, развалясь перед столом заставленным яствами. А его желторотые новобранцы, вместо того чтобы молиться и просить у господа ветра, зачем-то растянули по палубе длинные ленты и весело зубоскаля вталкивали туда пузатые металлические стержни. (Примечание автора. Бойцы набивают патронами ленты для крупнокалиберных пулеметов и зенитных пушек).
— Силь ву пле, Иоахим. Же сюи зёрё. Присаживайтесь, — помпезно произнес ирландец, услужливо отодвигая кресло возле стола.
От увиденного на палубе седого морехода на мгновение парализовало как от удара грома, однако он тут же решительно надвинул широкополую черную шляпу на самые брови и громко воскликнул:
— Кровь Господня! Какое присаживайтесь? Зачем меня сюда притащили? Вы, не видите, что происходит в миле от вашего носа? — густые брови на лбу капитана "Серой чайки" удивлённо поползли вверх. Он красноречиво ткнул рукой в сторону, где шло морское побоище: Легкие алжирские галеры буквально облепили шесть трехпалубных британских кораблей застывших столбами из-за отсутствия ветра.
— Же ву прэзант мэ зэкскюзе! А что происходит? — разряженный франт на мгновение поглядел на ясное голубое небо и верхушки мачт, над которыми кружили чайки. Пожал плечами, задумчиво почесал щеку. Небрежным жестом, откинув манжету из тонких кружев, развел руками.
— О, пардон! Се ля ви. Кто-то, там, пиф — паф... стреляет, бегает, суетится. Нам то, какое дело до этого?
— Как же это произнести красиво и по-нашему? — новоявленный француз ненадолго ушел в себя, вспоминая невыученные уроки. — Же не сюи... сюи... сюи па...
— А! Вот, вспомнил! — его глаза заблестели радостью.
— Же не сюи па дакор авэкий ву. Что в переводе значит... Мы есть мирные торговцы. Плывем себе спокойно, никого не трогаем, законов не нарушаем. Одним словом, как говорят в этом случае мои русские матросы: А не пойти ли вам...
..........
Палуба одного из пиратских кораблей внезапно занялись пламенем, через несколько минут оно взметнулось к небу гигантскими языками, вмиг поглотив мачты и такелаж. А через несколько секунд весельное судно с грохотом разлетелась над морем. Это взорвались бочки с порохом, которыми под завязку был набит трюм алжирца. Небо над галерой потемнело, пеплом покрылись облака... Подброшенные страшной силой куски горящего дерева и парусины поднялись в воздух, а затем с шипением посыпались на морскую гладь.
Клубы дыма окутывают ещё одно судно. У нескольких тяжелых орудий перебиты тросы, крепящие станки пушек к борту. Рухнувшая мачта кренит корабль на один из бортов, и пушки катятся, давя людей. Золотой корпус галеры окрашивается в багровый цвет. Вода и огонь начали борьбу за его останки, заставляя вскипать море вокруг. Облака пара шипя, расходятся над горящим кораблём. Ровные языки пламени с шумом вырываются из-за бортов и под крики несчастных рабов, прикованных цепями к корпусу, высоко поднимаются над многовесельным галеасом. Через несколько минут огромный костёр добирается до весел, мачт, парусов. Сытно трещит, хрипит и резко громыхает двумя подводными толчками. Волны от взрыва с шумом бросаются на соседние корабли.
..........
— Разорви ром мою селезенку! Я тут посидел, подумал: Сэ бьен, кё ну ну... и в общем решил пригласить, вас, дорогой мой Иоахим, на ланч, — сумасшедший ирландец резко встряхнул слюнявчик и не спеша повязал его у себя под подбородком. Затем пройдоха взял со стола темно-мутного цвета бутылку и налил себе вина в высокий серебряный бокал.
— Послушайте, — он откинулся в кресле.
— Мы ведь с вами совсем не знакомы. Пора исправить эту вопиющую несправедливость. А не распить ли нам по бокалу мадеры, для знакомства... а, герр капитанэ?
— Ах, мон ами, — философски продолжил молодой мечтатель, моряк и "поэт" глядя куда-то вдаль, сквозь полыхающие огнем и шумом сражение. — Порой мне кажется, что после каждого выпитого стакана хорошего вина возможность богатой и обеспеченной жизни становится всё ближе и ближе. И чтобы это приближение шло ещё быстрее, нужно пить как можно больше и тем самым как бы пробивать себе путь к желанному царству дорогого и прекрасного! А? Что скажите?
— Чудовище! Неуч! Сопливый оболтус! — морской волк вспыхнул как порох. Его широкое лицо побагровело. Глаза налились кровью. Седые брови сошлись на переносице.
— Идиот, перестань строить из себя менестреля. Взгляни на небо. Видишь облака, что едва показались у горизонта. Безветрие закончилось. Появился небольшой зюйд — вест. Пока он слабый, но через полчаса — час окрепнет. Поэтому надо уходить, пока эта свора не бросилась на нас. Будь я проклят! Сейчас, они заняты англичанами, но как только переломают им кости, так сразу займутся нами.
— О-ля-ля, мой друг! Вы в серьёз так думаете? — с явно деланным равнодушием собеседник поймал вилкой шампиньон и стал отрезать ножом от него кусочек. — Сэ бон! Сэ бьен!
— Уверен, — Вандеркофф твердо стоял на своем мнении. — Я все вижу прекрасно. Клянусь концом моей жизни! Как бы храбро не сражались британцы, рано или поздно их просто задавят численностью. И пока чернокожие лезут на мед как пчелы. Нужно поднимать паруса и уходить из этой западни, в которую привело нас безветрие.
— Экскюзе-муа, ту са не мё плэ па... Знаете, именно эту великолепную фразу любит повторять "Король-солнце" Людовик ХIV когда собирается казнить кого-то из своих поданных. А уж поверьте, он знает толк в этих делах!
Хейлли оторвал кусок от курицы и с деловым видом начал осматривать его со всех сторон.
— Не знаю. Я бы все-таки подождал. А вдруг победят англичане? Кстати, вон, на тот пузатый раздутый вширь галеон "Хилл энд Мэри", я поставил 40 рублей.
Ирландец указал на медленно погружающийся в воду большой черный корабль. В его борту зияли огромные дыры, паруса, ещё укрепленные на мачтах, были пробиты, мачты поломаны, а несколько рей и штанг уже валялись внизу или беспомощно висели, готовые упасть. В натянутой над палубой сетке чернели обломки рей, нос корабля был изуродован, на корме что-то сильно дымило. Одного взгляда на бывший красавиц галеон было достаточно, чтобы понять: Через час, самое большее полтора он скроется под зеленоватыми волнами моря.
— Компанию составить не желаете? — Хейлли хитро прищурился и стал показывать пальцами, как будто вёл счет денег. Затем несколько призывно мигнул левым глазом.
— Ме прёмьер зэмпресьон сон трэ бон. Месье, сейчас самая выгодная ставка — 1 к 20.
— Знаете, что? — бывалый моряк понял, что над ними просто издеваются.
— Как хотите, — немец досадливо скрипнул зубами. — Я скорее соглашусь сгореть в аду, чем останусь здесь! Я, немедленно возвращаюсь на свой корабль и готовлю судно к отплытию.
Седовласый капитан, решительно повернулся и направился к борту, где его ждала шлюпка. И тут же услышал щелчок взводимого курка. Боцман, играючи поднял огромный длинноствольный пистолет и направил его в сторону головы немца.
— Какого дьявола здесь происходит? — широко раскрыв глаза, удивился Вандеркофф. Его рука непроизвольно потянулась к месту, где висела шпага.
— Сядьте, Иоахим, — вмиг протрезвевший голос ирландца стал холодным и режущим, как стальной клинок. — Нам есть о чем поговорить.
..........
Испуганные выстрелами и шумом чайки, тревожно кружили над полем боя, издавая крики. На атакованных кораблях шла отчаянная рукопашная борьба, причем с одинаковым успехом пускались в ход сабли, ножи, топоры, пики, прокладывая себе путь и беспощадно проливая кровь. То тут, то там падали раненые и убитые. Под натиском корсаров английские моряки медленно отступали со шкафута на корму и на нос корабля. Ноги присутствующих буквально скользили по красной и липкой от крови палубе. Раненые корчались от боли, стонали, либо молча сидели у фальшборта. Многие висели на нём, точно безжизненные мешки, или медленно ползли по палубному настилу, оставляя за собой тягучий темно кровавый след, умоляющим жестом протягивая руки, прося о помощи или о капле воды.
