Государственная измена — это серьезно. По такому подозрению его и правда могли расстрелять без суда и следствия. Так что лефортовская одиночка — это вовсе не худший вариант.

То, что отряд валькирий под предводительством Жанны Аржановой добрался до Клондайка без проблем и потерь, объяснялось элементарной логикой. Бандиты не нападали на караваны, которые следовали в восточном направлении. Не было смысла — ведь эти караваны не везли золота. А солдатские кордоны на пути к Шамбале давно разбежались. Те воины, которые остались в здешних лесах, превратились, по сути, в бандитов, и тоже охотились только на тех, кто следовал с гор с добычей.

Правда, один раз на валькирий попытались напасть какие-то темные личности, которым хотелось заполучить лошадь и верблюда. Но их было мало, и валькирии отбились за пять минут. Одна девушка получила легкое ранение, и ее везли дальше на верблюде, а штатная колдунья отряда на привалах заговаривала рану и прикладывала к ней "белую землю".

Насколько тут помогали магические заклинания, сказать трудно, а вот "белая земля" несомненно обладала целебными свойствами. Заживляющее действие белого пуха биологи обнаружили давно, и хотя его становилось все меньше даже в нижних слоях почвы на полянах и луговинах, "белая земля" все равно успешно применялась при лечении ран и царапин.

Засыпая у костра под шепот колдуньи, валькирии чувствовали себя настоящими воинами древней эпохи, когда еще не было врачей, и раны лечили травами и заговорами.

— Охрани, оборони, сила небесная, изгони хворь черную, излей кровь темную. Трава сладкая, земля белая, вода ключевая! Уйми жар, очисти кровь, омой тело, успокой душу...

Колдунья в прошлой жизни зарабатывала на хлеб тем же самым ремеслом, широко используя в работе книгу одного известного экстрасенса "Я не я, колдун не знахарь". На самом деле книжка называлась "Я не колдун — я знахарь", но на обложке слова были расположены так причудливо, что удобнее было читать наоборот.

Колдунья была молода и красива, но слегка помешана на ведической культуре славян. Всюду таскала за собой "Велесову книгу" — "Библию славянского язычества", которую, по мнению серьезных историков, сочинил известный фальсификатор Сулакадзев в 19-м веке. К счастью, в отряде валькирий не нашлось никого, кто бы мог колдунье об этом сказать — иначе воительницы наверняка увидели бы обряд наведения порчи с непредсказуемыми последствиями.

Колдунья верила в "Велесову книгу" фанатично и пыталась насаждать славянское язычество среди валькирий, которые не особенно возражали. Как истые язычницы, они были готовы поклоняться и Перуну, и Одину, и Митре и Кришне.

Жанна Аржанова предпочитала Митру, потому что вычитала в одном детективе, который подарил ей Востоков еще до революции, что Митра был истинным богом альбигойцев, а Христос служил им только для маскировки. Конрад, тевтонский рыцарь католического вероисповедания, вступался за Христа, но не очень яростно, потому что Жанна была ему симпатична.

Правда, тевтонскому рыцарю предводительница валькирий отказала в плотской любви точно так же, как ирландскому воину Григ о"Рашу, и пришлось немцу довольствоваться Женькой Граудинь, которая охотно согласилась перейти из лютеранства в католичество, поскольку ей было все равно.

И так как отряду покровительствовала уже целая армия богов, дела у него шли как нельзя лучше. Правда, путешественники с первых же дней похода выбились из графика. Планировали добраться до Клондайка за неделю, а не дошли и за десять дней. Но все-таки дошли в конце концов — и на том слава Богу.

Но на этом божья милость не закончилась. Едва прибыв на место, валькирии сразу нашли золото. Благородный металл уже не валялся прямо под ногами, как в первые дни лихорадки — теперь за ним надо было забираться в горы, но валькириям повезло несказанно. Пробираясь через лес они наткнулись на каменистые обнажения, которых никто до них не обнаружил. И золота там было как грязи.

К счастью, шкуру неубитого медведя поделили заранее. Договорились, что все золото общее, пока не окончен поход. До возвращения в Белый Табор — никакого дележа. Разве только кто-то надумает уйти из отряда раньше — тогда он получит свою долю на текущий момент. А доли у всех равные. Никаких исключений даже для командиров. Неравенство порождает зависть, а с завистью на фоне золотого сияния шутки плохи.

В силу этого на прииске валькирий царила исключительно мирная обстановка — особенно по меркам Клондайка, где каждый день кого-то убивали, да не по одному, а дюжинами.

Золотая лихорадка. Человек человеку волк.

А валькирии друг друга убить не пытались и даже в драку не лезли почем зря, мирно деля не только золото, но и мужчин, которые были в меньшинстве.

Правда, про отряд новых амазонок скоро прознали на других приисках, а там ситуация была как раз обратная.

Пока золотоискатели ходили к воительницам по одному и малыми группами, все было нормально. Но чем дальше распространялась слава женского прииска, тем больше мужиков в перевозбужденном состоянии ломилось через лес в лагерь амазонок.

Кончилось тем, что пришлось отстреливаться. Голодные до любви старатели однажды ночью попытались взять лагерь амазонок штурмом. Их было больше и они были сильнее физически, но исход боя решило огнестрельное оружие.

Немало похотливых самцов полегло в этом бою. Когда дело все-таки дошло до рукопашной, оказалось, что численное превосходство нападающей стороны улетучилось. Уцелевшие разбежались и даже пережравшие мухоморов и поганок, которые тут употребляли вместо водки, далеко не все были готовы драться до победного.

Тех героев, кого не остановили пули, оказалось так мало, что валькирии легко справились с ними голыми руками.

Но на этот раз и среди девушек были убитые. А Женьку Граудинь ранило шальной пулей, когда она спасала верблюда и лошадь.

— Уводи зверей! — крикнула ей Жанна, как только началась стрельба.

Женька погнала Королеву и Титаника за скалу, и их пуля не достала — зато сама Женька получила заряд дроби по ногам. Ее обидчик, правда, тут же схлопотал прикладом по голове, что конечно, гораздо хуже. А могли и на куски разорвать — не буди лихо, пока оно тихо. Разъяренная женщина страшнее атомной бомбардировки. Поверженного врага уже начали топтать ногами, но бой продолжался, и девушки отвлеклись на более важные дела. Парень, ранивший Женьку, отделался сотрясением мозга и ушибом причинного места, так что на некоторое время и думать забыл о половой жизни.

С пленными валькирии вообще не церемонились. В нарушение всех конвенций, пленники первым делом получали по морде, по шее и по яйцам — чтобы впредь неповадно было беспокоить добрых женщин. А когда выяснилось, что среди валькирий тоже есть потери, девушки на полном серьезе затеялись пленных кастрировать, и Григорашу стоило большого труда уговорить Жанну этого не допустить, а Жанне стоило еще большего труда убедить подруг этого не делать.

В конце концов пленных просто пинками выпроводили с прииска и занялись новой проблемой, которая встала перед валькириями во весь рост.

Дело в том, что ночной бой съел почти все патроны, а гарантировать, что подобное нападение не повторится, никто не мог. И это только полбеды.

Валькирии боялись теперь не столько похотливых самцов, сколько охотников за золотом. Если первых слухи о битве у Амазонских скал на какое-то время успокоят, то вторые могут прийти к совершенно другим выводам. Если амазонки так яростно защищают свой лагерь — значит, у них есть чем поживиться и помимо женской ласки.

— Надо уходить, — сказала Жанна, собрав всех на совет. — Еще одной атаки мы не выдержим.

Но эта идея не встретила единодушного восторга.

— У нас же раненые, — говорили одни. — С ними мы далеко не уйдем.

— Здесь еще много золота, — говорили другие. — Что, так вот все бросить? Оставить этим...

Споры продолжались много часов, и оказалось, что Жанна не зря носит звание предводительницы валькирий. Она сумела убедить большинство, хотя при этом сама пошла на уступку — не стала настаивать на немедленном возвращении к Москве.

Решающую роль тут сыграл Григораш. Он сказал, что нельзя идти к городу с таким количеством золота и без патронов. На приисках бандиты не очень свирепствуют — они берегут старателей, чтобы те добыли как можно больше золота. И расстреляли как можно больше патронов в стычках между собой.

На караваны, группы и одиночек с золотом банды нападают ближе к Москве. Там сходятся все окольные пути, и не надо гоняться за старателями по лесам. К тому же путь по бездорожью с тяжелой ношей в постоянном страхе за добычу и саму жизнь выматывает так, что в конце этого пути старатель часто оказывается неспособен к сопротивлению.

И там же, возле города, орудуют правительственные патрули, про которые никто не может сказать, на кого они работают — то ли на правительство, то ли на самих себя.

Правда, валькирии не собирались идти непосредственно в Москву и рассчитывали обогнуть город по большой дуге, а затем выйти к Белому Табору с запада — но это не меняло сути дела. Все равно без боеприпасов туда идти нельзя.

И все в результате сошлись на том, что лучше всего будет отсидеться в лесу недалеко от Клондайка. Но и не очень близко — чтобы ни похотливые самцы, ни охотники за золотом не могли быстро найти новый лагерь амазонок.

А пока валькирии зализывают раны, кто-то должен отправиться на главные прииски и попытаться раздобыть патроны. Говорят, их поставки в Клондайк налажены бесперебойно.

Правда, еще до отъезда в Шамбалу Жанна Аржанова слышала, что перебои с боеприпасами наблюдаются даже в самой Москве. Правительственные войска страдают от нехватки патронов, а власти спешно, но почти безуспешно пытаются наладить их производство.

Но может быть, боеприпасов в Москве не хватает как раз потому, что они все в Клондайке, где каждый день убивают людей, а пулевых и осколочных ранений не сосчитать — как на большой войне.

Шаман каждый день ждал вызова на допрос, да так нервничал, что все вокруг удивлялись. На кой черт думать о допросах, если все равно закона нет. Что захотят — то и сделают. Захотят — расстреляют, захотят — выпустят.

Шаман, как и было обещано, никому не рассказал о своем разговоре с таинственным молодым чекистом, но по его поведению все и без слов поняли, что дело нечисто. А один молодой уголовник, шестерка с бритой головой, привязался, как банный лист:

— Шаман, ну скажи, чего будет? Выпускают тебя, или, может, вышку дадут? Если выпускают, возьми меня с собой. Я знаю, твои дружки на воле кому-то на лапу сунули. Пусть и за меня сунут, я отработаю. Век воли не видать, отработаю! Что хочешь для тебя сделаю. Надо кончить кого — сделаю.

— Заткни хлебало, а то я тебя самого кончу, — отвечал Шаман, но от этого дебила было не так просто отделаться. А Шаману было несподручно не то что убивать его, но даже и бить.

Никаких эксцессов — иначе весь план может полететь псу под хвост, а другого такого случая, скорее всего, никогда уже не будет.

И когда Шамана все-таки вызвали на допрос, он не сумел сдержать радости. "Значит, все-таки выпускают", — смекнул шестерка и кинулся авторитету чуть ли не в ноги.

Шаман с трудом подавил желание пнуть его ногой в морду. Ведь этот идиот светил его перед конвоем. Вертухаи тоже могли догадаться, что дело нечисто.

— Ты меня все-таки подвел, — хмуро сказал молодой чекист, когда конвоир вышел из комнаты для допросов и закрыл за собой дверь. — Начальник изолятора уже знает, что ты ждешь вестей с воли и к чему-то готовишься. На меня смотрят с подозрением. Я с трудом выбил пропуск на сегодня.

Шаман начал было оправдываться, но оперативник резко прервал его:

— Это уже не имеет значения. Начинаем через пятнадцать минут.

При этих словах Шаман вздрогнул. Он как-то не ждал, что все случится так сразу. Хотя надеялся именно на это — тем более, что времени со дня предыдущей встречи прошло довольно много.

Пятнадцать минут тянулись нестерпимо долго, а когда они истекли, ничего не произошло.

Чекист напряженно глядел на часы, а потом вдруг стремительно встал и одним прыжком преодолел расстояние до двери. И уже оттуда поманил рукой Шамана.

Прошло еще несколько секунд, и откуда-то издалека послышался неясный шум. Потом в комнату просунулся возбужденный конвоир с криком:

— Нападение на тюрьму!

Оперативник молча схватил конвоира за уши и ударил его лицом об колено. Тот отключился, и чекист быстрым движением подхватил его пистолет.

В коридоре был еще один охранник, но чекист уложил его с первого выстрела и скомандовал Шаману:

— Возьми оружие и ключи. Быстро!

Шаман замешкался и еще не успел вытащить пистолет, когда в коридоре появился третий вертухай. Он размахивал пистолетом и что-то орал.

Чекист снял его выстрелом от бедра и крикнул Шаману:

— Ключи!

Шаман наконец справился с кобурой и отстегнул ключи от пояса охранника. Уже на бегу он перебросил связку напарнику, и они помчались по коридору, стреляя во все, что шевелится.

Чекист забрал ключи, чтобы отпирать промежуточные решетки в коридорах — у него были все основания предполагать, что Шаман не сможет делать это быстро. Потом у убитого по пути охранника забрали еще одну связку , и камеры отпирали уже вместе.

Коридоры наполнились ликующими арестантами, а больше всех радовался бритоголовый шестерка — но веселиться ему пришлось недолго. Шаман заехал ему в морду так, что шестерка стукнулся головой об стену, а когда сполз по стене, получил еще и ногой в живот.

Тут появился Пантера, который обошелся без привествий и поздравлений.

— Уходим, — бросил он на ходу и, не оглядываясь, помчался вперед по коридору.

Чекист последовал за ним, махнув рукой Шаману. Шаман зычно, на все Лефортово, крикнул: "За мной!" — и остальные восприняли это, как боевой клич.

К выходу стадо освобожденных узников неслось с криком "Ура!" Уцелевших охранников сдувало словно ветром — впрочем, возможно, уцелевших уже и не было. Пантера всегда работал чисто.

Но медлить было нельзя. Никто не знал, успела ли охрана вызвать подкрепление, но за рабочую гипотезу было принято мнение, что все-таки успела. А значит, следовало быстро выбраться из тюрьмы и уходить врассыпную.

На бегу чекист сообщил Шаману место и время встречи — где-то у метро на окраине города, там, где бандиты имели больше влияния, чем милиция и армия вместе взятые. Шаман быстро передал эту информацию по цепочке, и когда толпа вырвалась на улице, о стрелке знали уже все — в том числе бывший революционный студент и вице-премьер Владимир Востоков, которого тоже выпустили из одиночки.

В компании бегущих он разглядел своего старого знакомого — дальнобойщика Саню Караваева, с которым Володя подружился еще в Белом Таборе. И у которого, кстати, отбил женщину. Впрочем, Караваев не обижался уже тогда, и теперь обрадовался встрече.