— Да и чёрт с ним... — усмехнулись придурковато алказавры. Это они погрызли здесь все плоды — в райском саду — и оприходовали не одно дерево, следуя принципу: шо ни зъим, то покусаю!
— Вы чем тут занимаетесь? — возмутилась Лаптева, понемногу приходя в себя, и повела себя так, как в прежние времена.
— Тем... — продолжали гоготать бродяги.
— Вот я вас...
— И чё ты нам сделаешь? Типа двойку поставишь в зачётку? Практику нам завалишь? Хи-хи... — уже катались покатом нерадивые студенты.
Крыть Валенку было нечем, и она схватила корягу, замахнулась.
— Как дам по мордам!
А досталось почему-то по горбам и Молдове, Лабух и тут проявил незаурядную прыть — свалил.
— Чё-о-орт... — донёсся его голос до класуки с напарником. Он наткнулся на него и там, где тот провалился в яму-ловушку.
— Вытащите меня отсюда-А-А... — стенал препод, повиснув не то на остром колу, не то на бивне чудовищной рептилии, что также находилась в ловушке на пару с ним.
Дурман улетучился без остатка. Лабух уже жалел, что предложил Молдове попугать преподов и отвадить от райского сада раз и навсегда, а тут такое... Одно слово — засада! И сами попали, а понятия не имели, с чем можно столкнуться в дебрях близ лагеря. И им ещё повезло, как и тем, кто остался жить там, поскольку доберись сия зверюга до бараков, протаранила бы их и не заметила, а студентов точно бы передавила и перетоптала — всех без разбора. Даже практикантропов с их жалкими доспехами.
Лабух пообещал Чёрту что-нибудь придумать. Да что можно, когда ума — кот насрал. А ощущение примерно один в один после дурманящих плодов. Взялся за камень, да один не сумел оторвать от земли.
Выручил Молдова. На пару с ним под чутким руководством Валенка они подтащили его к краю ямы, еле столкнули вниз.
Раздался треск. И гробовая тишина на какое-то мгновение. Чёрт молчал, а студентам с класукой не хотелось взирать на то, что, возможно, осталось от него.
Да где там — досталось монстру в яме, а не Чёрту. Тот снова заорал вне себя от испуга.
— Уж лучше бы ему по голове трахнули этим булыжником... — посетовал Лабух.
Камень раскололся о крепкую костную основу черепа рептилии. И не сказать — хищной. Вероятнее всего плотоядной. Нет, бивнями она обладала, но не как торчащими клыками. И старалась вести себя смирно. А в её положении ни на что другое рассчитывать не приходилось. Похоже, сидела в яме уже не первый день и выбилась из сил.
— Ай да мы! — присоединилась Тушёнка ко всем. — Такой добыче, даже практикантропы со своим хренозавром обзавидуются!
Она предложила припрятать находку — завалить сверху ветвями с корягами до лучших времён и потихонечку наведываться сюда, как в закрома.
— Ага, держи рот шире! — выдал Лабух. — Лично я дохлятину есть не намерен! А его ещё завалить попробуй!
— Вы про меня там?! — всё ещё трепыхался Чёрт нервно на роге у рептилии.
— Мы ж не людоеды, как эти как их... — призадумался Молдова, закосив глаза на себя, силился собраться с мыслями. Но в голове у него полнейший бардак в виду отсутствия чердака. А снесло вместе с плодами и ещё вчера.
— Люди... — подсказал Лабух.
— Вот и я о чём — будьте ими, а? А-а-а... — не унимался Чёрт.
— Тихо ты... — попросила его в свою очередь Тушёнка, не привлекать к себе лишнего внимания.
А тому только этого и надо было, поскольку надежды на спасение от этих — никакой.
— Да не бросим мы тя тут! Хотя кто-то же должен охранять нашу находку... — сначала обрадовала Тушёнка, а затем огорчила, точнее огорошила, как умела — и всегда. Одно слово — баба.
— Нельзя его там бросать... — задрожал голос у Лаптевой, видимо при воспоминании о муже. Всё ещё никак не могла смириться с его потерей.
— Ну, нельзя, так нельзя, — уступила Тушёнка, наседая на студентов, чтобы те вытащили Чёрта из ямы.
— А мы его туда не сталкивали... — отказались они наотрез лезть в яму с чудовищем за ним. — И вас сюда не звали! Сами пришли! Вот и валите, пока целы!
— Я кому сказала! — замахнулась Валенок корягой. — Живо, если самим не надоело жить!
— Не ты слышал, а видел, Лаб-Ух...
Молдова едва успел отскочить от дубины, и сам оступился, угодив туда, куда столкнул ещё и напарника.
— А-а-а... — донеслись их крики из ямы. И затихли.
Класуки замерли на краю, стараясь разглядеть, что происходит внизу у дна. А там полная идиллия. Три мужика и в лучших русских традициях "напиваются" дурманящими плодами, кои оказались за пазухой у одного из них.
— И что ты будешь делать с ними... — всплеснула руками Тушёнка, обзавидовашись, а вновь облизывалась, несолоно хлебавши.
— Горбатого даже могилой не исправить, — прибавила Валенок.
Ну и фразы у неё, а юмор также чёрный. Сразу и не поймёшь: то ли шутит, то ли правду говорит то, что думает, а явно на уме — и не в себе.
Огрызки полетели под ноги монстра, и оно потянулось к ним, зачавкало.
— Точно, плотоядное, аки корова... — констатировала факт Тушёнка.
— А ежели бык? — были завёрнуты все мысли у Валенка на то самое, чего не хватало, лишившись мужа.
— Даже и не знаю, а чё те на это сказать, подруга! Пожалуй, нам и впрямь с тобой пора в лагерь возвращаться. Эти ещё нескоро пожалуют оттуда, а и нас не особо! Так что давай, пойдём и всё расскажем, как есть!
Тушёнке всё ещё хотелось есть, а всегда и была намерена есть. У неё по жизни, когда не спроси — будешь? Ответ однозначный — хочу!
Вот и решила: Вежновец поделится с ними жарким из хренозавра, если она расскажет ему про собственный трофей с Валенком.
— Только ты молчи, говорить буду я сама — дескать, Лабух с Молдовой и Чёртом по моему наставлению ещё вчера в лесу устроили ловушку, а сегодня в неё загнали эту доисторическую корову. Всё поняла?
Поймав на себе недоумевающий взгляд подруги, Тушёнка остановилась.
— Ну, чего опять не так, а не Слава Богу? Я дело говорю — предлагаю! Надо же и нам, как устраиваться в этой жизни, тем более диком мире! Я для себя, например, решила: выбью себе должность шеф-повара! Зато всегда буду сыта! Пойдёшь ко мне в помощницы — командовать иными девками? Выберем себе таких, кто не особо привередлив, и будем жить припеваючи, а долго ли умеючи!
— Ты явно не в себе, подруга!
— Сама ты... Валенок...
Ссориться класуки и не думали, меж ними как подругами состоялся обычный в таких случаях разговор.
— Да делай что хочешь, а как знаешь! И поступай, только меня больше не привлекай...
— Да тут ответственности никакой! Ну, сама посуди, Валенок! Прикинь, что к чему, а взвесь все "за" и "против"! Можно и тут пристроиться жить, не тужить, если особо не заморачиваться, а радоваться тем мелочам, которые предоставляет нам жизнь!
— Чтобы ты и мелочилась? Явно прибедняешься!
— Ну так, лиха беда начала, Валенок! Обживёмся и мужиков себе найдём...
— Среди студентов?!
— Ну, ни дикарей же! Хотя...
— Ты с ума сошла!
— Да это я так... сказала... не со зла, а... Не подумавши ляпнула! Забудь, словно ничего и не было, а я и не говорила! Соответственно ты ничего не слышала!
* * *
Мих замер, Зуб рядом с ним и их ручная зверюга тут как тут. А чуть в стороне от них остановился Варвар с пятью новоявленными практикантропами. Все прислушивались, затаив дыхание. А затем по сигналу старшего соединились.
Он указал им на отпечаток необычного следа, который обнаружил по запаху Вый-Лох. На зверюге вздыбилась шерсть, а глаза налились кровью. С клыков и вовсе закапала бешеная слюна. Животное не было похоже само на себя — прежнего. С ним вообще творилось нечто невообразимое.
— Что это, а кто, может быть? — озвучил Зуб резонный вопрос возникший не только у него.
— Думать всем... — настоял Варвар.
Да только ничего путного на ум не приходило. Примитивное воображение человека рисовало жуткое чудовище, но надо было сопоставлять домыслы и догадки с реальностью. А были таковы: огромным оно быть не может. И весить от силы центнер. Если не меньше того. Да и рост вырисовывался не такой большой. Но чтобы оно могло насторожить и разозлить такого гиганта в сравнении с ней, как ручную зверюгу людей — нонсенс? Загадка, а та ещё тайна и покрытая завесой мрака.
— Думайте, парни! Думайте! — настаивал Мих.
Меж тем держал руку на тетиве, а на ней стрелу, готовясь выстрелить в любую секунду, если вдруг последует визуальный контакт с обладателем отпечатка на земле.
След выглядел точно лапа курицы, но увеличенная в размерах до человеческой стопы — три когтистых фаланги-пальца спереди и одна сзади в качестве упора.
Следопыты из числа неопытных натуралистов закрутили головами по сторонам, силясь обнаружить иные следы — и не только на земле.
Вывод верный — с одной стороны, а с другой — кто знает, с чем пока столкнулись заочно. А, похоже, с тем, с кем ночью, перепуганный до смерти часовой.
Мих намеревался у него об этом спросить, надеясь: к нему вернётся дар речи, а с ним и нормальное восприятие здешнего мира. Да — жуткого и жестокого. Но такова уж их участь. Однако сдаваться на милость судьбе не собирался и шёл наперекор, а обычная для него практика. Вот и эта получалась такой — полевая: хуже некуда. А и быть не могло, когда действительность с завидным постоянством опровергала данное мнение человека, считая его ошибочным.
— Попадётся оно мне — уж я ему... Ух... — ничуть не смутился Зуб. Но и выказывать привычную реакцию не стал — смеяться.
Кровь от одного вида следа стыла в жилах, пробивая на дрожь, а что будет, если и впрямь столкнуться нос к носу с его обладателем?
— Не разбредаться! Держаться всем вместе, чего бы ни случилось! — напомнил Варвар.
Вовремя. Новоявленные практикантропы при малейшем треске ветке или шорохе готовы были разбежаться без оглядки в разные стороны, лишь бы уйти подальше от этого опасного места — тропы неведомого противника.
И снова это чувство взгляда из-за спины, когда кто-то пристально сверит тебя им, стараясь протереть дырку на затылке.
Мих переглянулся с Зубом, и оба покосились на зверюгу. Та не переставала дичиться, была сама не своя.
— В круг! — озвучил новое построение Варвар.
Замашки лидера и раньше были присущи Ясюлюнцу, а теперь проявились в полной мере. Ряды практикантропов сомкнулись. За кругом остались только два лидера, решивших действовать не столько обособленно от них, сколько как наживка — стремились выманить нечто, продолжавшее наблюдать скрытно за ними.
— Где ж ты, тварь такая, а? Покажись! Хотя бы выгляни, уж я не промажу... — скрипел не только зубами Зуб, но ещё и натянутой тетивой со стрелой, держа лук наготове. Взгляд скользил по земле, кустам и деревья, стараясь разглядеть что-нибудь необычное среди зарослей дебрей. И нигде ничего и никого подозрительного. Всё естественно, а не противоестественно. — Что за чёрт...
Мих также ничего не видел и не замечал. Впрочем, не он один, а и все, кто расположился рядом с Варваром. И только ручная зверюга, полагаясь на своё чутьё, ощущало реальную угрозу их жизням.
Практикантропы уже были не рады, что намерились поохотиться с утра пораньше на то, с чем пока явно не готовы совладать, а и справиться с собственными страхами оказались не в силах.
Новобранцы дрогнули и попятились, благо не порознь, а толпой, оставив Варвара одного — снова сомкнули строй.
— Что! Вы что, а себе позволяете? А ну назад! Стоять — я сказал!..
Он отвлёкся, а заодно на себя ещё и Михея с Зубом. Вот тут Вый-Лох и прорычал так, как никогда до этого. Похоже, что зверюга чётко уловила наличие заклятого врага, и даже мельком приметила его. Поэтому когда все снова закрутили по сторонам головами, ничего не нашли, за исключением нового следа и на этот раз выбитого в слое мха и лишайника.
Рытвина была свежей. И не только, а кое-что ещё, что удалось обнаружить за кустами.
— Дерьмо! — сморщились новобранцы.
— Оно-оно... — утвердительно кивнул тем, пока было чем Зуб. Хмыкнул — и только-то. Смеяться не хотелось, даже скалиться. Можно и зубов ненароком лишиться. Хотя и тут уел. — Ну чё, Мих, будем копаться в говне лазутчика каких-то иродов?
Кал не походил на человеческий по своему составу и происхождению — напоминал катышки, какие оставляли травоядные животные.
— Знать не хищник... — выдал Варвар.
— Тогда почему наш зверь озверел в конец? — напомнил Мих. — Ох, не нравится мне всё это! Ну не нравится! Что-то здесь не то, а явно не стыкуется!
И снова след от лапы и на этот раз несколько иной и более мощной, а целая дорожка из них и расстояние меж ними измерялось несколькими человеческими шагами.
— Да хищник какой-то типа раптора — край-то дикий — доисторический, если вспомнить дикарей-людоедов с их когтями и костями в качестве украшений на чудовищных физиономиях! — снова вставился Зуб.
— Ну не знаю, не знаю... и что думать посему поводу!
— Да расслабься ты, Мих, — присовокупил Ясюлюнец. — Всё ж уже позади! Раз наткнулись на эти как их...
— Экскременты... — подсказал Ишак.
— Вот-вот, знать также нас испугалось и подалось в бега!
Зуб по-прежнему не смеялся. Сильно изменился и за последние два дня, хотя и не сказать: в худшую сторону. Но его весёлого и искромётно-заводного задора явно не хватало в коллективе практикантропам.
— Бодрей, Андрей! Будь веселей...
Тот состроил нечто вроде убийственного оскала на заявление Михея — и только.
— Всё, — решил Мих. — Возвращаемся в лагерь! Хватить сходить с ума! Пора настоящим делом заняться — обустройством лагеря! Без укреплений нам — край! Да и тушу хренозавра разделывать надо и хранилище под неё рыть, пока оно не испортилось...
По возвращении в лагерь практикантропов ожидало несколько сюрпризов — и не сказать, что плохих, но и хорошими новостями с большой натяжкой обозвать сложно, если вообще возможно и выразиться так. А что хотелось — выражаться и без меры нецензурной бранью.
Никто ничего толком не сделал. Всё как было по их уходу из лагеря, так и осталось на том же месте по возвращении — не считая брёвен. Всё-таки кое-что сокурсники уяснили: без частокола им не жить.
И дикари больше не появлялись. То ли их что-то напугало, то ли они собирались с силами, перед решающей схваткой с чужаками, однако носу больше не казали. И со вчерашнего дня ни одного инцидента. То ли постарались практикантропы тогда на острове, то ли кто-то ещё и распугал их.
У Михея были свои мысли на этот счёт, но делиться ими даже с Зубом не спешил. Хотя и тот кумекал, анализируя сложившуюся ситуацию.
— Варвар... — окликнул его Мих. — Разберись тут с...
— Паштетом?
— ...хренозавром! А я...
— С тобой... — мгновенно подал голос Зуб.
— ...да! Мы с Зубом и зверем глянем, что там откопали в лесу класуки.
Ни Тушёнка, ни Валенок не желали больше отправляться в дебри, и обе стояли как на своём, как партизаны на допросе: дескать, в лагере от них больше пользы — даже предлагали назначить их главными стряпухами.
С одной стороны правы по-своему, но по своему: толку от девок, да и работать не особо любили, а уж стоять у плиты, а в данном случае у костра — им не с руки. Никто не хотел быть закопченным, и тем более расхаживать по лагерю с чёрным чумазым лицом. Потом ещё попробуй, отмойся, и кожа покоробиться, а сморщиться под воздействием высоких температур. Так что не дуры. Просто бабы — наши. А это у них в крови. И вида её до сих пор некоторые побаивались — визжали. Многие ж городские, а столичные девахи. Из деревни, а точнее периферии две — Тихоня да Сластёна. Но тоже при деле на лесоповале.