Заклинатель

Всё. Моя бедная голова больше не соображала, застопорившись на главной мысли — на мысли о детях-призраках.

— Так, что мы можем сделать? Пусть твои парни и девушки обойдут все камеры и предупредят переселенцев о возможной опасности. Собирать всех с платформы на единое собрание смысла нет, а то и чревато — например, паникой. Пусть расскажут, что именно мы видели. Пусть объяснят, что значит закрытое энергополе. Хоть это и очень маленький шанс спастись, но всё-таки шанс. Грех им не воспользоваться. Пока всё. Как зовут того парня?

— Ховиц. Ты сейчас к нему? Точно сможешь без поддержки?

— Смогу.

— Тогда я пошёл собирать своих, а потом — в гараж.

Мы пожали друг другу руки. Он ушёл. Лидия сидела неподвижно. Её сосредоточенность не пропала, но стала более мягкой. Мне вставать не хотелось. Я ещё чувствовал утомление после незавершённой метаморфозы. Поэтому, сидя, вошёл в состояние нейтрала, добирая нужную энергию.

— Я видела пару раз, как ты делаешь это движение, — нарушила молчание Лидия, когда я встал. — Что оно значит?

— Очень часто — набор энергии.

— Объяснишь, как это делается?

Я коротко объяснил основные принципы и показал, с чего начинать. Лидия попробовала. У неё получилось с самого начала. Как у меня когда-то. Несмотря на тревогу, она пришла в восторг.

— Я научу этому Ирму! Эта штука тоже может спасти?

— Если заниматься ею основательно, — улыбнулся я и шагнул ближе к ней. — Попробуем вместе?

Больше она не стеснялась: положила руки мне на плечи и запрокинула ко мне лицо. Я обнял её — неожиданно для себя очень крепко, словно боялся, что она вот-вот выскользнет из моих объятий и больше не вернётся. А вдруг так и будет?

В общем, я испортил всё. Вместо того чтобы поцеловать Лидию, я от страха за неё снова вошёл в состояние нейтрала, создавая вокруг неё сильное защитное поле. Но женщина восприняла мою неподвижность просто: мне нравится стоять с нею рядом и обниматься. И она сама поцеловала меня.

Мы отпрянули друг от друга стремительно, едва не стукнувшись, я — о кровать, она — о стол. Детский смешок прервал нашу идиллию. Уже на расстоянии я улыбнулся Лидии.

— Мне пора.

И вышел. Меня тут же окружила детская компания. Многозначительно поглядывая на дверь в каморку Лидии, они заговорили о том, что пропущено занятие в нашем спортзале, что взрослые никуда не ходят сегодня, оттого на платформе очень скучно, ведь даже побегать по коридору нельзя — тут же замечания. Вслушиваясь в мирную болтовню, я вместе с ними дошёл до нашего спортзала и открыл его.

— Начинаем наше занятие. Сегодня оно пройдёт очень быстро. В чьих семьях сегодня были уходящие в ночь?

Дети запереглядывались, недоумённо поднимая брови. Я так и думал. Занимаясь в секции, укрепляя энергополе, каждый привносил в свой "дом" эту энергию и буквально собой взбадривал незаметно для родных их поля. В доме счастливого человека счастливы все. Итак, теория Вестара и моя подтвердились.

— Ребята, это очень страшно, когда с родными происходит несчастье. Чтобы с вашими ничего не произошло, есть один маленький нехитрый приём. Пришли домой — обнимите папу-маму. Постойте так немного. Вы усилите их ментал и создадите вокруг них защиту. Задание поняли?

— Поняли! — ответил нестройный хор мальчишек и девчонок. А кто-то спросил: — А если они не захотят обниматься?

— Захотят, — ответил я, потому как знал, что весть о погибших жителях посёлка уже распространилась по платформе. Какой отец или мать откажутся обнять ребёнка, ищущего защиту в их объятиях? Хотя в нашем случае будет всё наоборот.

Солидно рассуждая о ментале и энергополях, дети разошлись.

Выйдя закрыть дверь спортзала, я обнаружил, что меня дожидается привычная глазу троица — Алекс, Коста и Лиз. Дети что-то шёпотом обговаривали, а при виде меня бросились ко мне и шёпотом спросили — Алекс, конечно же, в первую очередь:

— Брис, а тут Лиз говорит, что она познакомилась с одной девочкой, но ведь у нас здесь таких нет. Лиз говорит — девочку зовут Таис.

21.

Оглядев лица детей — серьёзное Лиз и скептические мальчишек, я сунул ключи в карман и скомандовал:

— Так, поговорим на ходу. Покажите, где живёт Ховиц. — Мальчишки уверенно развернулись и повели меня, изредка оглядываясь, а Лиз — держась рядом, но не беря за руку. — Лиз, как ты с ней познакомилась?

— Она пришла ко мне в сон и сказала, что ей очень нравятся мои картинки. Я сначала подумала, что ей нравятся мои рисунки. А она сказала, что рисунки интересные, но больше ей нравится смотреть на те картинки, которые я вижу, когда слушаю твои сказки. Так бывает, Брис? Как она может видеть то, что я представляю?

У меня внутри всё похолодело. Таис видит воображаемые человеком картинки? Что это? Отточенная способность к ментальному видению, или она крепко посажена на стимуляторы взрослыми призраками?

— Носатый, а Лиз точно не врёт? — обернулся Коста. — Слишком уж странные вещи она говорит про эту Таис.

"Помните, в нашем бывшем спортзале были дети-призраки?" — хотел сказать я. И запнулся. Говорить ли? Зачем Таис связалась с Лиз? Просто поболтать? Навряд ли. Но почему она тогда не предприняла мер безопасности, ведь взрослые призраки легко могут считать с Лиз информацию о ней?

— Что ещё говорила Таис?

— Она угадала, сколько человек у нас сегодня... Ну, про этих семерых...

— Вот как, — пробормотал я. — Что — прямо-таки сказала, что их будет семеро?

— Нет. Просто когда с кем-то начиналось плохое, мы с Костой и Алексом шли посмотреть, правду ли она сказала. И оказывалось, что правда. А потом мальчишки опять мне не поверили.

Я чуть не споткнулся. Эта троица бегала по всем камерам, где происходило несчастье? А если их кто-нибудь заметил и запомнил, что они появляются в несчастье? Не знаю, как в этом обществе, но, насколько знаю историю и психологию человеческого общества, люди всегда были суеверны. Не подвела бы Таис ребятишек под беду.

— Это Таис просила посмотреть, случится ли предсказанное?

— Нет. Она говорила номер комнаты — и мы бежали посмотреть, что там.

— Девчоночьи глупости, — с сомнением сказал Алекс. — Носатый, а ты в это веришь?

— Я это проверю, а потом буду думать, верить или нет, — железным голосом сказал я, и мальчишки, снова обернувшись, засмеялись.

— Пришли, — сказал Коста. — Вон, вторая дверь от нас. Мы туда заходить не будет, ладно? Вестар в последнее время и так ворчит, когда мы к взрослым суёмся.

— Сорок девятая комната...

Лиз сказала это задумчиво, но мне немедленно захотелось сесть у двери в эту комнату и, закрыв глаза, "увидеть" Таис, чтобы потребовать у неё: какого чёрта?! С трудом сдержав эмоции, я кивнул детям.

— Бегите!

Мальчишки помчались по коридору, не дожидаясь повторного приказа. Но Лиз... Она вдруг подняла на меня глаза. С округлого детского лица схлынули краски, а карие глаза вдруг осветлились в серые, прозрачные холодным льдом. Так же холодно и бесстрастно прозвучал лишённый эмоций голос:

— Тебе придётся убить его.

— Кого? — вырвалось у меня. Но Лиз как-то деревянно развернулась и так же деревянно зашагала от камеры. По мере удаления от меня она шла всё мягче, легче, а через десяток шагов подпрыгнула и побежала догонять мальчишек.

Выдохнул я с облегчением только тогда, когда она очутилась между мальчишками, которые немедленно взяли её за руки и, приподняв над полом, пронесли несколько шагов под её обычное радостное попискивание. Правда, не громкое, как раньше. Дети всё же чувствовали напряжённую атмосферу на платформе.

Прутья камеры забетонированы. Я провёл ладонью по стене. Дверь — тоже наглухо. Что там, за стеной? Почему Таис так категорична? Я огляделся. В коридоре редкие фигуры — из тех переселенцев, которых не подзовёшь по-дружески, не попросишь помочь. Вестар собрал своих ребят рассказать о ситуации, а остальные с Шерифом в гараже.

Поколебавшись, я незаметно прижал левую ладонь к брючному карману. Пока в посёлке наскоро набивали оружием джип и грузовик, опять сработали навыки Бриса: руки ловко похватали из оружейных коробок мелкие вещички, названия которым я и не знал, и стремительно рассовали их по тем самым потайным карманам, из-за пустоты которых я часто ощущал себя совершенно беззащитным. Теперь, ощущая через ткань рукоять почти игрушечного пистолета с сантиметровым набалдашником на стволе (современная модификация глушителя — интуитивно знал я), а пальцы правой — разминая в кастете, чтобы удобнее легли, я раздумывал только над одним: стоит ли вытаскивать пистолет? И решил: справлюсь, если что, и без него. Понадеялся на внезапность прихода. И на извечную истину: кто предупреждён — тот вооружён... Чёрт, ведь я всего лишь иду проведать человека, которого ударил...

Напряжённый, как натянутая тетива, я распахнул дверь в комнатку.

И счёт пошёл на секунды, долгие от впихнутых в них впечатлений, эмоций.

Первая. Я очутился в клубящемся багрово-чёрном ментальном тумане. Багровый — цвет безумия и звериной ярости. Чёрный — признак присутствия недавней смерти.

Вторая. Картинка: в трёх шагах от меня, на койке, с края свесилось мёртвое тело — над ним странная фигура. У тела нет головы, она валяется под койкой (о Господи, женщина!) — гортань выдрана так, что видны шейные позвонки, обливаемые уже вяло текущей кровью, а грудь мертвеца разорвана так, что остатки рёбер торчат наружу. Фигура над телом вызывала оторопь тем, что походила по очертаниям на гиену: вздыбленный позвоночник, уменьшенная (на фоне несоразмерно опустившегося с позвоночника брюха, почти мешком) голова — с вытянутыми по-поросячьи челюстями, которые вцепились в плечо мертвеца, жадно чавкая; скрюченные руки-ноги, явно резко отощавшие к кистям и стопам и так же резко растолстевшие к бёдрам. Всё это в обрывках одежды...

Третья. Гиена дёрнула обляпанной кровью головой на почти отсутствующей шее. Круглые выпуклые глаза, с кровавыми белками, будто разом сфотографировали меня и шлёпнули на снимок этикетку — ещё мясо! Свежее!

Четвёртая. Мои ноги отяжелели от впрыснутого в них адреналина — и мгновенно же стали лёгкими, почти воздушными.

Пятая. Тварь подобралась для прыжка...

Шестая. Несмотря на адреналин, я оказался слишком медлительным: только ещё разворачивался, чтобы ударить ногой жуткую тварь, как она уже врезалась в меня.

Седьмая. Счастье, что дверь не закрыл. Мы вылетели из комнатки в коридор — я назад спиной, на груди — гиена, вцепившаяся мне в шею...

Больше я о времени не вспоминал.

В недолгом полёте до пола я всё-таки закинул ногу на тварь, и мы оба грохнулись боком. Удар с размаху о пол заставил гиену слегка расслабиться, прежде чем вскочить и вцепиться в меня с удвоенной яростью. Но этих мгновений хватило и мне: смог отвести в сторону руку для размаха и ударить тварь прямо в зубы — кастетом. Прямо в летящую к моей шее морду, ляпающую на меня горячую слюну вместе с чужой кровью.

Тварь взмыкнула. Брызнуло мелким, острым. Кожу на ладони пропороло — задел верхнюю челюсть гиены. Схватился было за её шею — придушить тварь, не получилось: шея толстая, в грубой щетинистой коже, сдавить — подумать и то смешно, да, по сути, и шеи-то нет, как таковой. Короткая настолько, что только под нижней челюстью и можно нащупать место более узкое, чем морда и начало плечевого торса. Зато складки...

По обеим сторонам по коридору — предупреждающие крики, истеричный визг и плач, бег многих ног...

Ободранную кожу кулака с кастетом саднило — я продолжал проталкивать его сквозь глотку, другой рукой придерживая голову гиены подальше от себя — вцепившись уже в складки кожи на шее. А тварь продолжала упрямо стискивать челюсти, задыхаясь, мыча и рыча от боли и ярости.

Она так зациклилась на желании задрать свою голову повыше, чтобы мой кулак выскользнул из её пасти, что начала вслепую рвать меня всеми лапами. И, когда она начала задыхаться, а движения стали совсем беспорядочными, я вырвал кастет из её глотки и перекатом ушёл в сторону. Секунды тварь потратила на вздох, а потом мигом развернулась, готовая к прыжку.

Я расстрелял гиену в упор — из того небольшого пистолета, с глушителем, стараясь попасть в глаза. И, даже когда она свалилась под ноги, всё ещё дёргаясь от глухих выстрелов — правда всё слабее и слабее, я не мог остановиться и всё стрелял. А когда тварь затихла, абсолютно неподвижная, я подошёл на подгибающихся ногах и сделал последний выстрел — ненужный. В голову, чуть выше заросшего чёрной шерстью уха. "Контрольный", — вспомнил я полицейские детективы. И тут только понял, что дышу короткими рывками, судорожно. А через некоторое время затряслись мокрые от звериной слюны и крови руки с пистолетом, и я увидел, что держу пистолет одной рукой, а второй, с кастетом, придерживаю ладонь с оружием — за кисть.

С конца коридора на выход ко мне мчалась толпа народа — впереди Вестар. А я всё стоял и не мог отойти от грузного мёртвого тела и тупо думал о том, что надо было всё-таки сразу держать пистолет под рукой — после предупреждения Таис. А ещё думал: после драки кулаками не машут, так что нечего жалеть сейчас об этом. И потом снова — нет, надо было взять... Замкнутый круг, в общем...

Из пальцев кто-то попытался выдернуть пистолет.

— Пацан, успокойся и отдай оружие. Слышишь, Брис? Всё нормально, успокойся.

Давно меня на платформе не называли пацаном. Я заглянул в решительное лицо Вестара и с трудом разжал закоченевшие пальцы. Он забрал пистолет. И только после этого взглянул на безобразно искорёженное тело на полу. Брезгливость и ужас смешались в непроизвольной кривой ухмылке.

— Что... это?

— Х-х-ховиц...

За спиной кто-то встал и обнял меня, прижав к себе. Лидия. Стало тепло. Расслабляюще тепло. Я развернулся в её объятиях — спрятаться от сопереживающих глаз, снова увидевших моё изуродованное остатками тату лицо (я чувствовал, как кровь прилила к лицу), и уткнулся в её волосы. Дыхание восстанавливалось, судорожное заикание отступало.

— Я... не могу так больше... Я не могу...

— Пошли со мной, — потянула она меня в сторону, не отнимая рук. — Пошли, Брис.

Больше всего я боялся, что в коридоре будут дети. Боялся не того, что они увидят мою слабость. Боялся, что они увидят, во что может превратиться человек, когда он подпадает под ментальное воздействие твари более сильной. Хотя трезвый бесстрастный голос тихо, но безостановочно твердил: "Они должны увидеть это, иначе будут такими, как Ховиц. Иначе умрут такой же смертью, как его девушка".

Остаточное ощущение: взрослые просто не дадут приблизиться детям к мёртвому телу твари. Рациональность этого даже не понимания, а именно ощущения заставила меня забыть о страхе за детей.

Лидия увела меня в душевую, куда кто-то из парней Вестара (не сразу узнал Никаса) почти сразу принёс мою одежду на смену. Чёрт, я так расклеился, что им вдвоём пришлось отмывать меня от крови. Руки поднять не мог...

Из ступора я начал выходить, оказавшись в комнате Лидии. Но выходил странно. Дошёл до камеры спокойно. Уселся на койку, на которую только недавно меня посадили после несостоявшейся метаморфозы. Снова прислонился к стене — и поплыл: пространство вокруг потемнело и наполнилось тяжёлой, плохо переносимой мутью. Тени, более плотные, чем окружавшая меня тьма, бесшумно передвигались передо мной, и ничего враждебного в них я не чуял. Иногда тьма раскрывалась, словно раздёргивали занавески, я замечал в реальном мире знакомые фигуры, но не узнавал их в лицо. Плыли звуки, значения которых не понимал. Потом опять всё уходило в сумеречный мир...