Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вот я и буду сейчас нести. Если рядовые члены вашей организации, как парочка в гостинице, еще не безнадежны и их можно попытаться спасти, то главарей и фанатиков, как ты, я давить буду, как бешеных собак. И если технике "усиленного допроса" я учился у китайцев, то касаемо философии, если можно так выразиться, очень многому меня научил герр Рудински, бывший группенфюрер СД, а сейчас глава Штази (гестапо, это конечно контора поганейшая была, но профессионализм ее отрицать глупо).
-Хороший следователь должен быть психологом. Определить у клиента слабое место. Понять, когда он готов сломаться, пойти на сотрудничество. Пытка и избиение вовсе не панацея — но могут быть полезны, когда надо показать клиенту, что он не венец творения, а всего лишь мясо. А оттого, хорошо действует на людей с высоким общественным положением и самооценкой — если только он не идейный фанатик. Простонародье в этом отношении часто оказывается более трудным объектом. Но при должном умении, сломать можно любого. Только совет вам, герр Кунцевич — если решились на физическое воздействие, то надо задавать предельно конкретные вопросы, поддающиеся немедленной проверке — иначе вы не можете быть уверены, что пытуемый не дает вам дезу, хотя бы ради облегчения своего положения. И конечно, желательно присутствие врача, чтобы сначала определить допустимую меру воздействия, а затем следить, чтоб пациент не умер преждевременно.
Положим, мы не звери — нам не садизм нужен, а эффективность. Не будем тебя резать и бить, по крайней мере поначалу — а пентональчик вколем. И ты все равно все нам расскажешь — а после в лагерь по уголовке пойдешь, я слово держу. Что будет для тебя гораздо хуже и не только морально — давно уже отменили "классово близких", и нет сейчас по закону у воров и бандитов никаких преимуществ перед "политиками". А со "штрафной" отметкой в личном деле (я и об этом позабочусь) будет у тебя в лагере жизнь до предела отягощенная, и сидеть тебе от звонка до звонка, без всяких надежд на УДО и амнистии, и выйдешь, с высокой вероятностью, с подорванным здоровьем, а то и вовсе не выйдешь. Пока же, нажимаю кнопку, вызываю конвой.
Не узнаешь ты, что не сидит Сергей Степанович Линник в соседней камере, как и никто пока что, из их "организации". А фотографии девушек — тех, кто в кружок "Юный Марксист" ходили, и как Степа, наш агент 07 сообщил, пользовались у Линника благосклонностью — к врагу народа и страны любые меры дозволены, чтобы из равновесия вывести, для пользы дела. Были ли у гражданина Линника особые отношения со студентками — а я откуда знаю, свечу не держал. Но наверное были — раз мужчина видный, еще не старый, холостой, и наличие любовницы не установлено. А постоянное воздержание и для монахов было трудом непосильным — если даже средневековые хронисты называли монастыри, главными рассадниками "нетрадиционных секс-отношений".
И уточнить бы, что за роман, на который этот козел ссылался. У местных товарищей спросил, и даже не знаю, смеяться мне или совсем наоборот. С пятьдесят первого года этой истории (причем с подачи нашей Ани) издаются в СССР, причем не только в Москве и Ленинграде, журналы для писателей-самоучек (у меня полный аналог с интернетом, был там такой сайт "самиздат" Мошкова, где кто угодно мог свой литературный опус разместить). И есть еще литературные приложения-вкладыши к газетам, как у "Комсомольской правды" — когда роман или повесть с продолжениями печатается, и надо страницы собирать и самому как тетрадь сшивать. В самом начале был у Ани спор с Пономаренко, "а вдруг начнут всякую антисоветчину печатать", но решили все же, что наших, советских людей больше, чем каких-то выродков, и кто вылезет не с тем, того сразу на место поставят, и вообще, принцип "не можешь предотвратить, так возглавь" и тут будет работать со страшной силой. За два года раскрутилось, у наиболее талантливых авторов после и настоящие книги выходят — что будет, когда вальяжные господа из Союза Писателей всерьез в этом конкурента увидят, вот начнется работа для "инквизиции", пока что обитатели дач в Переделкино со снисхождением смотрят, как молодежь развлекается. Здесь тоже есть такой журнал, "Карпаты" — а в нем вышел этот опус (полное название, "Под красным светом звезд"), ставший в Организации чем-то вроде Манифеста. И кто автор — вот уж изменили мы историю, если и эта фигура (из Особого Списка) здесь пишет такое! В нашем мире он (еврей, уроженец Львова) после войны в Польшу уехал, а здесь мы с панами населением не менялись, он дома остался, университет закончил, врачом работает, и на досуге пишет.
Надо срочно достать этот роман и прочесть. Чтоб решить — нам, инквизиции, его одобрить, или наоборот?
Львов, 16й отдел милиции.
-Так, гражданин Столяр Андрий Иванович, 1937 года рождения, проживающий по адресу..., сразу признаемся, или будем усугублять?
-Товарищ капитан, да не пойму я, в чем виноватый!
-А скажи мне, Андрюша, чем у тебя рожа вымазана — уж больно на кровь похожа. И пахнет, как свежевыкопанный труп — ты кого-то зарезал? И своем ФЗУ (прим.авт — фабрично-заводское училище, в 1959-1963 нашей истории были реформированы в ПТУ) уже третий день не появляешься, хотя справки от врача нет — злостный прогул.
-Товарищ капитан, да не виноватый я! Это у меня воспаление выступило. Мамка напугалась, а может это заразно? И в училище меня не пустила.
-И ты к врачу не пошел? Не только подверг опасности свою семью, соседей, но и создал угрозу для санитарно-эпидемиологической обстановки всего СССР. А вдруг это та самая "эбола", которую американский империализм в своих лабораториях выращивает? Тогда твой случай подпадает под секретный циркуляр номер... ой, не повезло тебе, хлопец! Приказано, зараженный объект уничтожить расстрелянием, труп положить в наглухо закрытый гроб и предъявить комиссии из Москвы, которая эту бациллу будет изучать. Так что выведут сейчас тебя во двор, и прощай. А заодно и тех, с кем ты близко контактировал. Ты ведь с матерью живешь и сестрой, отец на войне погиб, так записано?
-Вы что? Мамку не трогайте! И Марысе восемь лет всего! Нельзя же так, мы же не фашисты!
-Вас в училище гражданской обороне обучали — что есть оружие атомное, химическое, бактериологическое? И что от эпидемии погибнуть могут миллионы — больше чем от атомной бомбы. Чтоб такого не случилось — жизнью одного или немногих пожертвовать можно и нужно. Так что некогда нам с тобой разбираться — и ты лучше в сторону дыши, бактерии не распространяй. Поскольку болезнь твоя пока медицине неизвестна, и возможно, крайне опасна для окружающих.
-Товарищ капитан, да нет у меня никакой болезни! Если я признаюсь, отчего у меня лицо красное, мне это зачтется?
-Чистосердечное признание, оно всегда жизнь облегчает.
-Я у киношницы сумку ухватил. У тех, кто на Замковой горе сейчас снимают. Обидно стало, что мамка надрывается, чтобы меня на ноги поставить и Марысю, мне в училище не платят почти, хотя на всем готовом — а эти, московские, наряжены как графья! Из наших девчонок посмел бы кто на улицу так, тут же бы к ней наши комсомольцы подошли, разлагаемся, гражданка — ну, вы знаете, что они с такими расфуфыренными делают! Вот и я решил наказать...
-Грабеж, статья 161, по УК сорок четвертого года. От пяти до восьми лет. (прим.авт. — в нашей истории УК 1926 года действовал до 1960. В альт-истории, новый УК принят раньше).
-Да вы что, товарищ капитан! Я же ей не нож к горлу, в темном переулке! А на велосипеде проезжая, сумку выхватил!
-Нож к горлу, это уже разбой, статья 163. От восьми до пятнадцати, при отягчающих. Но чистосердечное признание смягчает — так что ты давай, говори.
-А что говорить? К себе на Автозаводскую приехал, мамка на работу уже ушла. Сумку открыл, а оттуда пшикнуло — и физиономия, и руки, и рубашка все в этом... И глаза жжет, я думал, ослепну — но проморгался. А больше в сумке и не было ничего — это реквизит такой у киношников, что ли? Рубашку я выкинул, а лицо не отмыть ничем, ни мыло не берет, ни керосин! В училище не пошел, мамке вечером сказал, что болезнь выступила, думал, со временем высохнет, отмоется. А мамка соседкам рассказала — участковый и узнал, пришел, меня забрал.
-Почти правду рассказал. Так как ограбление товарища Смоленцевой (ты на кого руку поднял, щенок, это ж всему Союзу известная актриса!) случилось в восемь пятнадцать. А занятия в твоем училище, находящемся на Щорса, начинаются в полдевятого. Ну и где Автозаводская, Старый Город, и Щорса — это тебе надо было успеть с окраины в центр и обратно обернуться? И сумки с книжками у тебя не было в момент грабежа. То есть задумано было тебе, успеть украденное кому-то передать, свои учебники забрать, и в училище, как ни в чем ни бывало. Так кто еще в сговоре был?
-Да Леня Собакин, в училище он командир нашего комсомольского отряда. Он мне поручение дал — говорит, ты на велосипеде ездишь быстро, можешь провернуть, как том итальянском кино? Надо, говорит, а отчего, тебе знать не требуется. Я что, мне приказано, я сделал.
-Значит, сейчас ты все это запишешь. Подробно, как на исповеди перед попом.
-Товарищ капитан, а может, не надо? Мне же за это темную сделают, если узнают!
-Слушай, у тебя сейчас выбор — получить по полной, восемь лет и с отягчающими, то есть где-нибудь в Заполярье и без права на УДО. Или, с учетом чистосердечного, и дальнейшего сотрудничества — можешь даже условным отделаться. А в лагере по-всякому хуже, чем на воле, возле мамки и сестры?
Валентин Кунцевич.
Слышал я, что другие наши, с "воронежа", попав в этот мир, видят странные сны — "вещие", или нет? А у меня не было такого — до вчерашнего дня.
Какая-то не наша страна — юг, солнце, вроде бы Средняя Азия, или даже Африка или арабы, уж больно народ ободран. На большой площади, толпа местных, галдят, руками машут, явно агрессивны, но в драку не лезут пока. А на той стороне — Аня Лазарева, или кто-то очень похожая, на возвышении стоит и речь произносит, и не помню о чем, то ли не слышно, то ли язык непонятный. И в толпе крики — "неверная, враг" — сейчас взбесятся, и убьют.
А я смотрю с танковой башни — вдоль этого края вытянулись строем, десяток или больше, тяжелые, на Т-72 похожи, но не они (марку вспомнил, ИС-11, так не было вроде такой). И наши, русские ребята за рычагами, ждут моего приказа. А мне тоже ясно все — если там эти черножопые на Аню накинутся, бей пулеметами (на каждой машине по КПВТ и три обычного калибра) и жми на газ, ну а кто заглохнет или приказ не выполнит, я с того после шкуру спущу! И плевать, что после будет — мне Анина жизнь своей дороже, а уж тем более, всей многотысячной оравы этой голодрани, я вам сейчас такой тяньаньмень устрою, ваш аллах или кто там еще задолбается врата перед душами сдохших грешников открывать!
А толпа вдруг смолкает, опускается на колени. И расступается перед Аней, освобождая проход. И идет она ко мне, под крики "святая". А я приказываю по рации, башни повернуть на тридцать градусов, моя машина и кто от меня справа, вправо, а кто от меня слева, влево, это на случай если толпа снова взбесится, Аню огнем не задеть, а лишь отсекать, кто сбоку. Вот уже близко она идет — и тут какой-то бородатый моджахед вскакивает и на нее с ножом, затем и вся толпа поднимается как море. И я ору — бей, заводи, вперед, ну будут сейчас трупы штабелями и кишки на гусеницах, молитесь своему богу, уроды.
Тут меня в бок толкают — Валя, Валечка, что с тобой? И я просыпаюсь, и вижу лицо Маши. А я ее Аней успел назвать — только сцены ревности мне сейчас не хватало. И сон досмотреть не успел — из того, оставленного нами мира (так вроде, не было там танков ИС-11), или будущее мира этого, или еще какая-то параллельная реальность, после случившегося с нами во что угодно поверишь. Страна на Афган похожа, но не он, гор не видно нигде. И морды скорее арабские, черных и желтых не заметил.
-Валечка — Маша на меня смотрит, и слезы у нее в глазах — Валя, Валя...
Ну не надо — "ты другую любишь, не меня". Она другому отдана и верна ему навек. Ну а мне — что делать, я такой какой есть, если хочешь и можешь — прими. Только давай объяснения на после отложим, как в Москву вернемся — а то тут зреет что-то нехорошее, вот пятой точкой чувствую, завтра до драки дойдет. А ты не обучена совсем — это Юрке хорошо, римлянка с ним в слаженной боевой паре работать может, когда и если припрет, ну а за тобой лишь присматривай, не натворила бы чего.
Вчера местные товарищи нам еще одного агентика обеспечили — поймали того, кто у Лючии сумочку отнял. Прочтя показания, за голову захотелось схватиться — у товарища Линника тут самая настоящая сеть, и не только в университете. Как коммунистическое подполье под фашистами — сорганизовались энтузиасты! Причем большинство из них искренне считает себя борцами за подлинный коммунизм — и всех выкорчевывать, хватать и по этапу? Но и спустить нельзя — кто знает, до чего они завтра договорятся? И главное, не стоит ли за ними кто-то умный и опасный. Насколько легче было в иное сталинское время, как кто-то что-то чего-то — арестовать и на Колыму. Но кажется, после знакомства с последующей историей, Вождь проникся, решил гайки чуть отпустить, дозволить инициативу масс. Вот и расхлебываем последствия!
Втолковывал новому агенту "номер 10" его "легенду". Что в милицию его водили, поскольку решили, "это кровь", но убедившись что нет (поскольку не отмывается водой), отправили к врачам. Которые подтвердили, что имеет место пока не определенная болезнь, так что пока в карантин (в военный госпиталь), дальше посмотрим. Мое же мнение — велосипедист этот никакой не враг, вот предложил ему вожак (названный им командир комсомольского отряда), он и пошел. И попал в жернова — в ином СССР уже гремел бы по этапу, как жигулинские. Ну а здесь, все ж другое уже отношение к людям.
Ну а мы, сети распустив, собираем пока информацию. И снимаем кино, эпизод штурма. Как это должно выглядеть на экране — строится на поле войско, впереди каре немецких наемников, штурмовая пехота, позади них панская кавалерия. И пушки — сделанные из труб, досок и тележных колес, но, выкрашенные как положено, на экране совсем как настоящие. Численность осаждавших — Стругацкий поначалу вписал в сценарий, двадцать тысяч, как бы у нас, дивизия с усилением. Пришлось ему разъяснить, что по тем временам, такую армию на большую войну собирали — население тогда было существенно меньше.
-Так в летописях записано, что в веке семнадцатом, даже один крупный польский магнат, вроде Вишневецкого, мог иметь пятнадцать тысяч конного войска.
-Ну во-первых, за сто пятьдесят лет, мобресурса стало побольше. А во-вторых, даже в время "шведского потопа", численность армий составляла порядка десяти-двадцати тысяч. Под Варшавой там сражались (вопрос жизни и смерти Польского королевства) семнадцать тысяч шведов и бранденбуржцев против сорока тысяч поляков — причем в трехдневной битве, паны были разбиты и Варшаву сдали. А так, согласно истории, вся шведская армия вторжения насчитывала два корпуса, в четырнадцать и в двенадцать тысяч — и этого хватило, чтобы всю Польшу на уши поставить, "потоп", катастрофа, после которой Речь Посполитая так и не оправилась.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |