Подопечный Перуна. 3

Так, рассуждая, и дергая по очереди ржавые ручки на себя и от себя, перемещался по бункеру до самого крайнего люка. Но тот тоже, к огорчению, оказался наглухо запертым.

Гром прошел до середки мрачного бункера, тщетно пытаясь сообразить, где же тут еще может быть выход. Нужно же выбраться из этого безвыходного положения. Вторая думка, что его развеселила: это его желание искать выход из безвыходного положения.

И оставался бы неразрешимым парадоксом, если бы не заметил тут Гром необычный кирпич прямо перед собой. Этот, в безлюковой стене, почему-то был обыкновенным кирпичом. Не сиял, как все остальные его соседи.

Тут Гром сделал для себя разумное умозаключение: если кирпич выделяется из окружения своей обыкновенностью, это так же интригует, как и тот, что выделяется из окружения своей необыкновенностью. А любой выделяющийся кирпич просто требует к себе особого пристального внимания.

Это требование услышал теперь Гром, подошел к необычному обыкновенному кирпичу, пощупал легонько его сначала пальцами, потом и ладонью смело похлопал...

Вот так бы всегда везло попавшим в безвыходное положение прыгнувшим в Инферно!

Крайний железный люк соизволил с противным скрипом чуть-чуть приоткрыться.

— Уфф! — облегченно выдохнул Гром. Теперь он, наконец-то, выберется из этого безвыходного положения. А про себя с иронией подумал: 'какое же оно безвыходное, если в нем уже имеется выход. Это уже выходное положение'.

Тут за приоткрытым люком слух уловил топот шагов, а зрение там же углядел шевеление тени, и следом в щель просунулось чиновничье удивленное лицо, чтобы в недоумении уставиться на него.

— Эй, ты кто? Ты что тут околачиваешься? — воскликнуло оно.— Сию же минуту возвращайся откуда пришел. А ну пошевеливайся!

Ошарашенный таким напором Гром и не знал что ему ответить. Сказать что, так он и собирался 'шевелиться', только искал направление, или сразу нагрубить. Мол, чего раскомандовался тут. На вид-то Кроликов не очень выглядит инфернальным жителем. Ну, может, служит тут, не больше. Так что грубить в ответ дозволительно. Тем не менее, как ошарашенность немного отпустила, мудрость подсказала верное сочетание из обоих противоположных ответов. И он, дерзко задрав голову, ответил лицу в проеме люка:

— Вот ты и скажи мне направление, куда шевелиться должен.

Лицо недоуменно обвело глазами бункер, явно само не зная такое направление.

— Ладно, — под конец примирительно буркнуло оно. — Сам обратно выбраться из шахты уже не сможешь. Вход для выхода не предназначен. Давай пока иди за мной. А там что-нибудь придумаю.

С этими словами лицо в просвете люка исчезло за ним, а Гром, радуясь, что не будет одинок в поисках направления, поспешил тоже за этот люк.

Там очутился в длинном коридоре, по обеим стенам аккуратно освещенным рядами зарешеченных лампочек. Хотя от них было достаточно далеко светло, Гром все равно не различал где же его конец. Да, этот оказался не просто коридором, а просто утомительным коридором. Ведущий в непонятно куда. Но Гром счел, что все-таки ведет каким-то обходным путем в нормальное место, а не в огненную преисподню, как можно было бы ненароком предположить, если судить по длине. Так и плелся молча, за бодро шагающим впереди Кроликовым. Наверное, с полчаса, если не больше. Терпение уже заканчивалось, когда этот 'Сусанин', мельком глянув на него, успокоил:

— Вот и выход.

Впереди действительно уже виднелся выход из коридора в виде ярко сияющего квадрата.

'Свет в конце тоннеля' — подумалось Грому. Весь остаток пути коридорного марафона он тщетно пытался вспомнить, откуда эта фраза в голову пришла. Так и не вспомнив, дотащился до этого самого сияющего квадрата.

Тут оказался приятно очарован, если можно вообще так выразиться. Уж точнее, наверное, было бы сказать, 'приятно восхищен'. И тоже не то. Потому что был в безумном восторге от открывшейся его взору панорамы.

Коридор оказался не ведущим в непонятно куда, а ведущим именно в чудесное место.

Он очутился на необычайной опушке с растущими повсюду гигантскими красными грибами в человеческий рост и выше. Все остальное пространство меж ними сплошь покрыта высоченной ярко-зеленой травой, ставшая разноцветным ковром из-за густо потыканных в нее бутонов цветов. И совершенно невозможно понять: это разноцветье пристроилось поверх травы или это трава пробралась в поляну цветов. Да, к тому же, эту красоту под ослепительно голубым небом, окружал густой синий лес, покрытый волшебной рябью. Такой, что от взгляда туда аж дух захватывало.

Гром, как вылез из проема, так сразу почувствовал восторженное головокружение и в эйфории плюхнулся в траву. Только голова да плечи торчат, а все остальное совсем не видно стало.

— Ты чего расселся, дурашек. Тут опасно долго сидеть. Нам еще идти да идти, чтобы ты мог убраться из Инферно. Быстро вставай!

Гром в опьянении с огорчением подумал, что вечно так; как бывает человеку очень хорошо, так обязательно найдется такой, что подпортит это самое хорошо. И он исподлобья буркнул:

— Тебе надо, так иди. Чего привязался?

У того от удивления только шире раскрылись глаза.

— Ты что, решил тут остаться навсегда? Я тебя тащить на себе не собираюсь. Очень спешу на важное совещание. А без меня ты потом не выберешься отсюда.

— Да, иди уже на свое важное совещание, — покачиваясь из стороны в сторону, махнул рукой Гром. — Сам выберусь как-нибудь. — А про себя подумал: 'к тому же, еще не скоро'.

Конечно, совесть засвербила от задуманной провинности. Война по его вине там начинается. Ведь будут друзья искать его. А он тут в траве прохлаждается. Ничего. Вернется, всё объяснит. Зато такую красоту, где еще найти можно.

— Смотри сам, — обиделся на грубость чиновник и потопал сквозь море цветов и высоких грибов к ближайшей тропинке в том самом густом лесу. Вскоре исчез из виду совсем, растворившись средь деревьев.

А Гром подставил лицо ласковому весеннему солнцу, вытянул ноги в травищу и глупо улыбался.

Надо же, удивлялся он. Оказывается, в Инферно такое чудесное место есть, а никто об этом не знает. И даже уверены в противоположном.

'Как вернется, всех удивит, решил он, поднимаясь на нетвердые ноги. — Теперь же первое, что нужно сделать,— дальше с трудом планировал Гром, направляясь к той же лесной тропинке, по которой ушел Кроликов, — узнать, куда он так спешил'.

Грома самого смутило такое навязчивое любопытство, не присущее ему. Но это оказалось в этом феерическом лесу не единственной странной его мыслью. Вдруг возник и укрепился накрепко навязчивая заумная мысль, которую решил немедленно обдумать: тропинки тут сами могут менять свое направление или нет? Может да, только нет пока этому событию свидетелей. А раз нет свидетелей, то и суд над его заумной мыслью не может состояться.

Гром шагал в траве к лесу, а его фантазия нашла себе занимательное времяпровождение: устроила репортаж из зала суда, где на скамье подсудимых сидит заплаканная его Заумная Мысль. С одной ее стороны злой Прокурор восседает, с другой — добрый Адвокат. А над всеми троими высоко сидит строгий Судья, в парике и мантии. И порой дубасит молотком по гвоздям в столешнице.

— Что скажет обвиняющая сторона? — спрашивает Судья.

— Обвиняющая сторона требует немедленной казни за вранье, — встает Прокурор. — Раз нет ни одного свидетеля, что тропинка самовольно изменяет свое направление, значит, она этого не делала. А за ложь нужно отвечать по всей строгости закона.

— Что скажет на это защита? — снова спрашивает Судья.

— Защита требует немедленно наградить обвиняемую медалью за правду и отпустить на все четыре стороны. Раз нет ни одного свидетеля, что тропинка не может этого делать, значит, она на это может быть способна. А раз способна, значит, моя подзащитная говорит истинную правду.

Судья тут строго забивает еще один гвоздь в стол и объявляет перерыв. И во время, потому что тут Гром достиг петляющей походкой той самой тропинки, что фигурировала в суде. Она сейчас вступила вместе с Громом под зеленый свод высоченных дубов.

После яркой солнечной поляны оказался в полумраке, в успокаивающем душу шелесте листвы и в разноголосии птах. Тропинка же, постоянно извиваясь, петляя то вправо, то влево, вела его все дальше и дальше вглубь густого леса.

Впереди, прямо у обочины тропинки, показалась будка. Да. Самая обыкновенная будка посреди леса. В таких киосках обычно газеты продают. Хотя нет. Те, в которых газеты продают, с застекленными витринами бывают и без дымоходных труб. А этот глухой совсем, да из трубы валит сизый дым. Только единственное маленькое окошечко есть, и то наглухо закрыто куском фанерки, на которой что-то написано.

'Интересно, кто это там в такую теплую погоду печку жжет?' — полюбопытствовал Гром, вынужденно топая к обнаруженной будке.

Подойдя ближе, прочитал желтыми буковками написанное на фанерке: 'ТАМ ... Я'.

'Надо же! — удивился он. — Ответ на мой вопрос заранее написан. Правда, неясно, где ТАМ и кто этот Я'.

Гром внимательно со всех сторон разглядел будку, владелец которого был в данный момент где-то там, а не тут. И с возмущением думал, это какому же беспечному хозяину принадлежит будка! Оставить внутри горящую печку без присмотра среди такого восхитительного леса и умотать куда-то, нужно быть очень беспечным. О своей будке не думает, так о лесе побеспокоился бы.

'Нужно как-то войти туда и затушить огонь', — решительно надавил на фанерку, а она вдруг само собой открылась, и Гром встретился взглядом с официальным лицом в синем мундире с золотистыми пуговками и в фуражке с кокардой. Ник того так и информировал: 'Официальное Лицо'.

Официальное лицо сидел сложа руки, и преспокойно курил толстую сигару, не обращая ни малейшего внимания ни на Грома, ни на всю окружающую красоту. Как раз этот сигарный дым, стоящий столбом внутри тесной будки, и тянуло через трубу, а вовсе не из никакой печки.

— Здравствуйте, — пролепетал Гром непослушным языком.

— Здравия желаю, — на полминутки вынул сигару изо рта Официальное Лицо, чтобы официально ответить на приветствие посетителя.

Гром немного вобрал подрастерянную способность четко выговаривать слова и спросил:

— А что вы тут делаете?

— Читать не умеешь? — ни с того ни с сего осерчало Официальное Лицо. — Желтым по серому написано: 'таможня'. А кто дежурит на таможне? Таможенник.

Хотел было Гром поспорить с осерчавшим таможенником по поводу сведения на фанерке, да передумал. Ограничился только замечанием, что там не хватает букв, чтобы сделать такой логический вывод.

— И много букв не хватает? — встревожился таможенник.

— Приличное количество. Целых три.

— Все ясно! — обрадовался своей догадливости таможенник. — Теперь мне стало понятно, зачем Червяк трижды приползал сюда, предлагал задешево мне свежие советы.

— Кто такой Червяк? И что за дешевые советы предлагал вам? — заинтригованно спросил Гром?

— Не дешевые, а свежие по дешевке. Ты не знаком с Червяком, что живет тут неподалеку? — искренне удивился таможенник. — Его гриб самый большой в лесу. Не пройдешь мимо. Если хочешь приобрести совет по дешевке, иди к нему прямо сейчас.

— Теперь ясно. Тогда уж я пойду к нему, — хотел было продолжить прерванный путь Гром, да не тут-то было.

— Куда!? Стойте, гражданин, где стоите. Пока пошлину не заплатили, дальше двигаться с места нельзя.

Гром усмехнулся грозному официальному предупреждению таможенника и, даже полез в суму за парой серебряков, но передумал платить пошлину.

— У меня ничего нет... — наврал он таможеннику. — И что же теперь будете делать?

Таможенник высунулся в окошечко, чтобы как следует с ног до головы рассмотреть бессребреника. Осмотр его убедил, что точно у посетителя ничего нет, погрузился в долгое раздумье, чтобы потом официальным голосом заявить:

— В таком случае вы никуда не можете двинуться с места. Оставайтесь там, где стоите.

— Навсегда? — заулыбался нелепости здешнего закона Гром.

— Пока не заплатите пошлину, — подтвердил официальное лицо таможенника. К тому же оно было полно решимости.

— Ну вот, здрасьте, приехали! Пошлина сама в кармане никогда не появится. Мне что, жить тут у вашего окошка до первой пенсии?

Таможенник задымил сигарой, снова глубоко задумался над возникшей проблемой. Сразу было видно, что его тоже не устраивало постоянное лицезрение из окошка одного и того же посетителя, пока тот не достигнет пенсионного возраста, чтобы внести пошлину в казну.

— Верно, — нехотя согласился он. — В параграфе инструкции подобное противостояние не предусмотрено. — Немного задымил в трубу и добавил: — Хотя в другом параграфе инструкции 'о въезающих-выезжающих гражданах' предусмотрена оплата проезда в форме принудительного труда. Теперь вы обязаны в принудительном порядке потрудиться тут, чтоб пересечь границу.

— Чего с чем? — живо поинтересовался Гром, надеясь сразу узнать, что 'в загранице' находится.

— Я вам не справочник, — отвернулся таможенник. — Извольте принудительно потрудиться и удалиться вон.

Гром пока стоял озирая лес, тропинку, будку, ожидая объяснения как исполнять приказ без конкретных указаний официального лица из окошка. Не дождавшись, спросил:

— И с чего же мне начинать?

— С недостающих букв. — Из-под ног достал банку зеленой краски и рядом поставил обгрызенную кисть.

— Эта не желтая краска, а зеленая.

— Зато на вкус горькая. Пусть теперь слижет горечь вместо кисленького, — злорадно заулыбался коварный таможенник.

Гром только пожал плечами. Ему-то все равно, какие тут краски на вкус. Вооружился кистью и, высунув кончик языка от усердия, попытался изобразить идеальную окружность. Но та все равно вышла похожей на страусиное яйцо. Следом смело вывел на фанерке большую букву 'Ж'. Ее перекладины своими размерами заняли почти все оставшееся свободное место. Гром понял, что осталось место для 'Н' с гулькин нос. Пришлось оставшуюся букву писать совсем маленьким. С гулькин нос. Видать у гульки очень маленький был носик.

Зато вся надпись целиком вышла игривой и веселой. Так что ему понравился конечный результат. Все-таки первая художественная работа в Аркадии. Хоть и принудительная.

— Работа завершена, — доложил он в окошко.

— Сдайте инвентарь, и можете следовать по маршрутО, — сухо скомандовал таможенник, запустив с последним звуком команды в лицо освобожденному от принудительной работы Грому, сизое колечко сигарного дыма.

Прокашляв, Гром поспешил удалиться подальше. И так поспешил, что очень быстро удалился далеко от дымящей будки.

А вскоре пришел конец и тропинке, которая, как теперь оказалось, вела его от той цветочной поляны до краюшка небольшой прогалины, по центру которой возвышалась вычурная вилла.

Гром теперь стоял в нерешительности за дубком, разглядывая этот дом, как неожиданно из противоположной лесной тропинки выехал велосипедист и прямиком подкатил к закрытым дверям виллы.

'Кого же это он мне напоминает?', — озадачился Гром.