История Зеербургского подполья

— А ведь посмотришь — все детская игрушка.

Уважения к овощам у меня после этого прибавилось.

После столь впечатляющей демонстрации мы прошли в библиотеку — курить сигары и пить коньяк.

Разговор завязался о сложностях, с которыми ученым приходилось сталкиваться в своей работе. Профессора очень увлекательно рассказывали о том, что и как они преодолевали. Наслушавшись, Супонька не без зависти сказал.

— Да... Занятие у вас сродни нашему. Опасно и нос утереть некому...

— На счет опасности и всего прочего — да, — согласился Дрюня, — а вот на счет "нос утереть"... Находились, знаете ли такие, что пробовали.

— И как?

— Да как вам сказать... Отчасти даже, пожалуй можно сказать что и утерли...

— Быть такого не может! — искренне удивился я.

— Может...

Профессора переглянулись. Клямке махнул рукой, пробормотав:

— Мы подписок не давали.

— Работал у нас лаборант, — продолжил Дрюня. — Молодой парнишка. Вот вроде него.

Профессор кивнул на Рожу.

— Хороший парень, только разгильдяй. Мы с коллегой Клямке в то время над выведением взрывчатого репейника работали, а мальчишка наш тогда же захотел нас переплюнуть и сделать зоовзрывчатку. Мол эти старики что-то осторожничают, занимаются какими-то глупостями, вместо того чтоб заниматься настоящим делом. В общем, нос нам утереть захотел, так сказать. Конечно зоовзрывчатка вещь это сама по себе хорошая, только уж больно беспокойная. Наша-то морковь или тот же репейник больше на месте стоят, а вот выведи взрывоопасного комара, да выпусти его...

— Неужели сделал? — изумился из своего угла Супонька.

— Ну, слава Богу, на комара у него сил не хватило.

— А на что хватило?

— На яйца.

Маленький заржал.

— Не знаю, что вы подумали, молодой человек, но речь идет о простых, куриных яйцах. Наделал он их штук 150 и отправил посылкой к себе домой...

— Странный выбор.... Но далее понятно... Свой дом подорвал?

— Если бы свой! — вздохнул Дрюня. — И ничуть не странный для него. Вы наверное понимаете, что мы ради науки ничего не пожалеем — ни своей, ни чужой жизни, но мальчик этот нас, старых дураков, что его, имбицила, на работу взяли, переплюнул. Родился, надо сказать, он в городе Швах. Есть такой городишко милях в 20-ти от Сан-Кристобаля. Раз в году жители города проводят у себя чемпионат страны по приготовлению яичницы.

— Чего? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Именно. Яичницы. Вы не ослышались. И вот каким-то Божьим упущением этот ящик попадает на соревнования...

— Понятно, -сказал Маленький. — Были жертвы.

— Жертвы и разрушения, — солидно кивнул Дрюня. — Крытый стадион имени прошлого президента разнесло на части. Слава Богу, никто из непричастных не погиб, но оказалось около трехсот раненых.

— Да-а-а-а. Такие соревнования лучше смотреть по телевизору, — заметил Рожа.

— Дороговато обошлось обществу удовлетворение некоторыми учеными своего научного любопытства.

Террористы невесело рассмеялись.

— Научное любопытство? — возмущенно переспросил Клямке. — Нет там ни грамма научного любопытства, а есть авантюризм и разгильдяйство! Вот мы с профессором живем в ожидании несчастного случая. Ежеминутно мы помним об этом, и возможно только поэтому мы и живы до сих пор. Да, нами движет научное любопытство, но есть и осторожность. А им двигала гордыня. Возвыситься захотел. Вот и получил!

— Что же и ему досталось?

— Я разве не сказал? Так ведь его там же, на стадионе....

— Понятно, — сказал Супонька. — А ведь богатая идея — взрывчатый комар....

Он прижмурил один глаз, видимо представляя, как оно может быть и я вместе с ним представил картину — комар садится на президентскую спину и деликатный адъютант, стараясь согнать кровососа, слегка хлопает своего шефа по спине... А с другой стороны поскольку классового сознания у комара нет и быть не может, получается от такого оружия и свои пострадают... Нет. Рано еще об этом.

Последнюю фразу я машинально произнес вслух. Папа Шульц покивал.

— Но ведь движение вперед не остановить. Что-то и в этой сфере делается. Военные моряки в свое время этим направлением очень интересовались, но...

Он развел руки.

— Сами понимаете — секретность...

Реальность.

Рожа. "Голубые бригады" Засеванда.

Под эти разговоры я и стал задремывать, теряя нить разговора. Почувствовав, что еще немного и по-настоящему засну, я вышел из дома в сад. Несколько минут стоял на крыльце, слушая невнятный разговор, доносившийся сверху, а когда глаза привыкли к темноте, осторожно пошел по светлой бетонной дорожке вглубь сада. Время от времени на глаза попадались светлые стволы деревьев — это стояли уже знакомые по профессорским рассказам взрывчатые яблони. Они росли на воле, так как профессора совершенно справедливо полагали, что яблоко — это не пушинка одуванчика и унести ветром его вряд ли может. Единственно предосторожностью было окрашивание их в белый цвет — это напоминало гостям, что стоять под этими деревьями вредно для здоровья, особенно ветреным осенними днями. Вспомнив профессорский полигон (да уж не огород, а самый настоящий полигон) я, подстрекаемый какой-то бравадой, подошел к яблоням. Тут было спокойно, как и в родной деревне. Прислонившись к шершавому стволу, я немного посидел, а затем улегся, на землю, закинув руки за голову. Над головой, сквозь кружевное сплетение веток и листьев мерцали звезды.

Глядя в небо, я думал о своей суматошной жизни, о профессорах и конечно, о том, что все это должно скоро измениться. Из приятного состояния полудремы меня вырвал легкий шум. После секундного замешательства я сообразил, что кто-то совсем рядом со мной очень аккуратно раздвигает ветки кустов. Кому тут ползать? Очень осторожно я протянул руку к пистолету, но достать его не успел — сверху навалился кто-то здоровый и прижал к земле. Я хотел крикнуть, но чужие пальцы сдавили горло, и вместо крика с губ сорвался едва слышный сип.

— Лежи тихо, сволочь, — посоветовали мне из темноты, — может все и обойдется...

Ласковые уговоры прервались ударом в живот. Я задохнулся и словно рыба зашлепал губами, пытаясь глотнуть воздуха, но вместо воздуха почувствовал, как раздирая губы, в рот входит кляп...

Несколько секунд я соображал, что делать, но стальной холодок около горла привел меня в чувство. Это мог быть или нож, или глушитель... Скорее всего глушитель...

Очень хотелось, чтоб обстояло именно так. В ином случае, то, что я хотел сделать вело прямиком к смерти... Собравшись с силами, я чуть дернулся, обозначая, что готов сопротивляться, и когда холодок у горла исчез — мой невидимый противник взмахнул рукой, чтоб оглушить я опережая, ударил его головой в лицо. Враг охнул, на секунду ослабив хватку, но этого оказалось достаточно. Освободив руки, я отбросил нападавшего, и рванул кляп.

— Тревога!

Кто-то бросился мне на спину, ухватывая за подбородок, задирая голову вверх. Извернувшись, я ткнул туда кулаком, потом локтем. Темнота засипела. Ухватив напавшего за руку, бросил его через себя. Мелькнули ноги, хрустнули ветки над головой и по саду разнесся грохот взрыва...

Над реальностью.

— Ну наконец-то...

— Я подкрался незаметно. И не один! Сейчас повеселюсь.

— Это мы еще поглядим, кто будет смеяться последним... Мои начеку!

Реальность.

Енм Приор. Марсианская Красная Армия.

— Кто-то кричит! — поднял вверх палец Супонька, призывая к тишине. Все замолчали. Несколько мгновений висела тишина, но потом тишина раскололась взрывом.

— Яблоки, — сказал Дрюня. — Это яблоки!

— Свет! — скомандовал я.

Откуда что взялось. Расслабленно сидевший в кресле Корявый, одним прыжком долетел до выключателя. Стало темно. Осторожно выглянув из-за подоконника, я увидел, как в бледном лунном свете в полной тишине к ним несутся люди в камуфляже. Сквозь распахнутое окно было слышно, как шумит ветер в кронах деревьев, как чирикают воробьи, но бегущие не производили никакого шума. Это походило на забег призраков или немую киноленту.

"Профессионалы", — подумал я и скомандовал:

— К бою...

Высунувшийся из-за плеча Папа Шульц осмотревшись успокоил:

— Да вы не беспокойтесь. До дома добегут только вон те трое, что бегут по дорожке...

— Почему? — спросил Супонька, задержав палец на спусковом крючке.

— Так они же через репейник побегут! — растолковал профессор. — Вон смотрите, что сейчас будет.

В это мгновение тишина раскололась от треска нескольких взрывов. Кусты стали взрываться, едва незваные гости коснулись их

Не понимая в чем дело, нападавшие открыли огонь по дому. Где-то зазвенело разбитое стекло.

— Ну-у-у-у, — угрожающе протянул папа Шульц. — Я с ними по-хорошему, а они мне дом портить... Дрюня, морковку мне!

Профессор метнулся к сейфу. Клямке взвесил морковину, словно сомневаясь кидать её или нет.

— Да бросай ты, — толкнул его Дрюня, — это с четвертой грядки.

— Ага! — Довольно сказал Папа Шульц. — Вот и опробуем...

Выглянув в окно, он, театрально разведя руки, крикнул:

— Караул! Грабят! — и швырнул в набегавших морковину.

Взрывной волной камуфлированных гостей отбросило в стороны от дороги. Один очень неудачно упал в куст репейника, а двое других — рядом с дорожкой. Атака захлебнулась, но понятно, что это — временная передышка.

Я отошел от окна. Нас вычислили или нашли методом перебора, но главное нам тут уже нельзя было остаться.

— К сожалению, мы должны покинуть ваш гостеприимный дом.

Профессора только руками развели.

— Но я надеюсь, что мы еще встретимся. Мы благодарим вас за помощь. Если что — валите все на нас. Да. Покажите им бункер.

Я повернулся, собираясь уйти, но Дрюня остановил меня.

— Мы хотим кое-что подарить вам. Ну. Сувенир, что ли... На память.

Дверца сейфа скрипнула, и в руках профессора появился мешочек и трубка.

— Делом вы занимаетесь очень опасным, так что опасности вам наш подарок нее прибавит.

— А пригодиться может.

Обменявшись рукопожатием с хозяевами, мы выскочил в коридор. Промедление грозило смертью — наверняка дом уже окружен.

— Супонька и Маленький — в кухню. Следить за двором. Ждать нас. Корявый, за мной.

Грохоча по ступенькам, мы бросились на крышу, к Жадному. На чердаке я кивнул Корявому на окно.

— Глянь сверху...

А сам выскочил на крышу.

Жадного я увидел сразу. Тот лежал лицом вниз, упираясь ногами в загнутый верхний край крыши. Никто и ничем ему уже помочь не мог. Из затылка товарища торчала тонкая металлическая стрелка в пластиковом оперении.

— Гады... — в полголоса пробормотал я выпрямляясь. Словно ответ на мою ругань из темноты меня что-то толкнуло в грудь. Ноги сами вынесли меня за трубу, а палец надавил на спуск, но автомат молчал. Не отрывая взгляда от темных крон, я попытался передернуть затвор, но тот не сдвинулся с места. Пальцы быстро нашли лишнее — маленькую металлическую стрелку, точно такую же, как я видел в затылке Жадного.

Впереди грохнуло, словно кто-то прыгнул на крышу.

— Эй, без глупостей, — раздался голос, — стой, где стоишь и не пытайся высовываться.

Автомат Жадного лежал рядом. Следовало только сделать два шага и поднять его, но сделать это было невозможно. Это обернулось бы не только верной смертью для меня, но и верным проигрышем для дела. За моей спиной ждал выход, но до него еще нужно было добраться. Враги сумели подготовиться к захвату и наверняка, с деревьев простреливается вся крыша, кроме, возможно мертвой зоны за трубой, хотя и это не наверняка. Врагам нужны языки и я подходил на эту роль больше других.

"Гранату бы, — мелькнула мысль, — или морковку..."

И тут же я вспомнил о мешке с горохом. Быстро, но не суетясь, я отобрал пять горошин. Первую пустил так, чтоб та упала сверху на деревья. В тот момент, когда взрыв разбросал ветки большого клена, я высунулся и еще одной горошиной свалил подходившего ко мне гвардейца. Три остальных я выпустил по росшим рядом деревьям — мало ли кто там мог прятаться? В поднявшемся грохоте мне удалось подхватить автомат мертвеца, и нырнуть на чердак.

— Отходим.

Мы ссыпались вниз, в кухню, встали. К лунному свету теперь примешивался неровный свет пляшущего пламени — горели деревья.

— Что с Жадным?

— Мертв.

В окно кухни светили звезды. Мы стояли по обе стороны, сторожась от случайных пуль. С момента нападения прошло не более пяти минут и азарт нападавших не давал им возможности остановиться — то там, то сям на участке вспыхивала стрельба. Иногда выстрелы заглушались грохотом гранат или овощей. Один раз бабахнуло так, что стекла зазвенели.

— С вишней перестреливаются... — прокомментировал Корявый. — Или со смородиной...

— Нет. С кабачками дерутся, — возразил ему Супонька. — Как бы нас ответным огнем не задело.

— Как это? — не понял Корявый.

— Семечками, — пояснил старый боец с социальной несправедливостью. Маленький остался серьезным.

— А это не профессора ли отбиваются? Или... Рожа?

В его словах жила надежда, которой у меня уже не было.

Вместо ответа я прыгнул из окна. Что я мог ответить? Умом все понимали, что Рожа мертв, но как хотелось, чтоб ум ошибся! Только что желать несбыточного — против этого было все: и гвардейцы, и профессорские яблоки... Только это ничего не решало. Даже если существовала ничтожно малая вероятность того, что он жив, мы должны убедиться либо в том, либо в другом. Убедиться в смерти или помочь выжить.

Перебежками от дерева к дереву мы двинулись вглубь сада, ориентируясь по белой в темноте дорожке. В темноте звучали крики нападавших, мелькали узкие лучи света. Пока нас спасали два обстоятельства: то, что овощи взрывались, если в них попадали шальные пули и то, что в первую очередь нападавшие занялись домом.

Когда впереди замаячили побеленные стволы яблонь, я скомандовал:

— Осторожно. Смотреть под ноги.

Ориентируясь по выброшенным взрывом комьям земли, мы довольно быстро отыскали три обезображенных взрывом тела. Супонька наклонился, пощупать артерию на горле, хотя и так все было ясно.

Вытирая руку об одежду, он спокойно сказал.

— Он сделал все, все, что мог.

— Что должен, — поправил его Корявый.

— Да. Он спас нас. Спас наше дело...

Подняв вверх ствол и поставив оружие на предохранитель, я нажал на курок, отдавая последние беззвучные почести погибшему товарищу. Боек щелкнул, отсекая прошлое от настоящего.

Отход. Теперь — отход. Большей глупости чем напрямую прорываться через оцепление не придумаешь... Шанс на жизнь давал только незаметный и бесшумный уход. Опасность, что напоминала о себе взрывами, стала лучшей точилкой для мозгов. Через несколько секунд мы нашли выход!

— Горох у нас есть? — спросил Супонька.

— Немного.

— Тогда — идея...

Идея оказалась простой, даже примитивной, но имела все шансы на реализацию.

— Имитируем прорыв в одном месте, а сами просачиваемся в другом.

Маленький проворчал:

— Примитив. Никакого блеска. Наши планы последнее время все проще и проще.