— О чем?
— Не притворяйся, будто ничего не понимаешь! Говори о том, что передаешь все мне...
Так вот она про что! Я должна прилюдно заявить, что навсегда передаю ей все содержащееся у нас имущество и что отныне в доме хозяйкой является Дая, а не ее старшая сестра. Я же остаюсь с тем, что сейчас увожу на телеге и в будущем не имею права ни на что претендовать. Ах, сестрица ты моя неразумная, зачем тебе все это нужно? Хотя, может, ты и права... Что ж, если тебе этого действительно хочется...
Взяла Даю за руку, подошла к толпящимся соседям. Что ж, свидетелей хватает, во всяком случае, есть кому подтвердить подлинность моих слов. Громко сказала:
— Заявляю и подтверждаю, что отныне и навсегда отдаю в руки своей сестры Даи наше хозяйство, имеющиеся деньги, дом и прочее имущество, равно как долги и прибыль. Владей и распоряжайся всем так, как сочтешь нужным.
Соседи, до того с интересом слушавшие меня, загалдели. Не каждый день на их глазах случается такое, чтоб поселок покидал кто-то из постоянных жителей, отказавшись при этом от своего имущества... Ох, и разговоров же будет сегодня вечером по всем избам и завалинкам!
А сестрица просто лучилась радостным возбуждением. В глубине души меня кольнула неприятная мысль: неужели ей так хочется, чтоб я уехала? Да нет, успокоила я себя, просто этого хочет ее муж.
Дая тем временем обняла меня, и сбивчиво заговорила:
— Лия, ты прости меня, хорошо? Просто если уедешь, то будет лучше для нас всех. У нас с ним все наладится.... Я знаю, ты нигде не пропадешь...
— Сестрица, ты ни в чем не виновата! Это все муженек тебя с пути сбивает. Кстати, о нем! Только пообещай мне, что не рассердишься.
— Не рассержусь.
— Так получилось, что мы с ним опять сцепились, и, каюсь, ему от меня здорово попало.
— Ты... что ты с ним сделала?!
— Боюсь, у него есть пара переломов. Да не бойся так — он жив...
Сестрица шарахнулась от меня, как от зачумленной. Ее красивое лицо стало злым, недобрым.
— Что?! Да как ты посмела?! Опять за свое?! — сестрица кричала так, что гомон людей на дворе стих, и все взгляды были прикованы к нам. — Я поняла: ты хочешь его убить и никуда не уезжать, по-прежнему не давая мне жить так, как я того хочу! Сколько я тебя уговаривала оставить нас в покое, не вмешиваться в наши отношения, и все без толку! Прошлый раз я простила, и ты что, решила, что и дальше будешь поступать так, как вздумается? Нет, хватит с меня! Раз ты слов не понимаешь, то вон отсюда! Убирайся!
— Дая...
— Замолчи! Ты возненавидела его с самого того момента, как он появился в нашем доме! Что, решила расквитаться с ним перед отъездом? Убить моего мужа, как обещала, не получилось? Хочешь, чтоб я одна осталась? Ну какая же ты дрянь, оказывается! Убирайся отсюда и не смей никогда возвращаться в этот дом! Никогда! Неужели ты до сих пор не поняла, что я люблю его, и он мне куда дороже тебя! Ясно? Вон отсюда!
— Сестрица...
— Слышать тебя не желаю! И видеть тоже! Как же ты мне надоела со своими проповедями, указаниями, заботами... И от разговоров соседей, что будто бы я тебе жизнью и здоровьем обязана — меня от них уже мутит, и слышать их я больше не могу! Если не поняла или оглохла, то я повторю для тебя, идиотки: он один мне дороже, чем десяток таких, как ты! Я сказала — вон отсюда! Прекрасно проживу и без тебя! Ты мне не нужна! Совсем не нужна! Или еще раз повторить? Ты мне больше не сестра!
— Дая, девочка моя, да что ты такое говоришь?!
— Ненавижу! Вон! Здесь для тебя больше нет дома! Сюда отныне дверь для тебя закрыта навсегда! Только появись — собак на тебя спущу! Сегодня же куплю таких, чтоб на куски тебя порвали, как только сунешься! И близко показываться не смей!
— Дая!..
— И еще: пусть проклятие падет на твою голову, если посмеешь назад в поселок вернуться! Заклинаю тебя от дороги назад, в этот поселок! Нет тебе с этой секунды пути в наш дом и отныне не будет!..
— Никак, сбрендила девка! — ахнули в толпе. — Да разве ж можно говорить такое?! Родной сестре! Ей же теперь назад, в отчий дом, дорога навек будет перекрыта! Не возвращаются назад после таких слов!.. А многие и вовсе попадают!..
— И пусть пропадает! — крикнула Дая, не помня себя. — И хорошо! И прекрасно! Она моего мужа опять чуть не убила! Да вы знаете, что она на его уже второй раз руку поднимает?! Два дня назад уже чуть не уморила! Первый раз я промолчала, так она сегодня опять это попыталась сделать, стерва! Стерва! Не нужна мне такая сестра! Дрянь! Дрянь! Вон отсюда, я сказала!
Услышав крик Даи, народ, все еще толпящийся на нашем дворе, притих. Опять я дала людям повод поговорить... Все смотрели на нас, а Дая, повернувшись ко мне, убежала в дом. Ясно, к дорогому направилась выяснять, что же такое я с ним сотворила. Дая, сестрица, ну зачем же ты со мной так? Почему выкидываешь из своей жизни? Знаю, что виновата, не сдержалась, но ты мне даже не дала возможности хоть что-то объяснить. Я перевела взгляд на Мариду. Надо пойти за сестрицей, все ей объяснить...
— Ничего, — вздохнула ведунья, — постарайся ее понять. Сестра твоя влюблена в своего красавца мужа до беспамятства! Мы часто любим тех, кто этого не заслуживает. Позже она поймет, насколько была не права. Но это случится не сегодня, и не завтра. И даже не послезавтра. Любые твои слова для нее сейчас — пустой звук, так что и не пытайся ей хоть что-то доказать. Бесполезно. Эх, меньше надо было твоим родным носиться с этой забалованной девчонкой и потакать всем ее капризам! Выпороли бы хоть разок эту капризулю — глядишь, в свое время ума бы поприбавилось! Я, после того, как ты уедешь, схожу к ним, посмотрю, что ты там натворила. Что, здорово допек? Жив ли?
— Увы... Жив, хотя будь моя воля... Но из-за сестрицы сдержалась.
— Молодец. Я могу лишь удивиться подобной сдержанности. Ты способна себя контролировать и это очень хорошо, хотя и крайне необычно. Почти все твои товарищи по несчастью на этом бы не остановились... Все, время вышло! Поторопитесь, а то ваш обоз уже выходит из поселка...
Под обстрелом любопытных глаз, едва сдерживая слезы, я выехала со двора. Многие смотрели соболезнующее, чуть ли не как на поминках... Я их понимаю: произнести проклятие вслед уезжающему человеку, да еще перед дальней дорогой — это почти наверняка больше никогда не увидеть того человека, на голову которого призываешь несчастье... Так что сейчас люди прощаются со мной навсегда.
Ах, Дая, Дая, девочка ты моя глупенькая! Кто ж тебя за язык тянул говорить такое? Ну, вспылила, бывает... Так ведь ты же сама успокоишься вскоре, раскаешься и начнешь себя казнить за глупые и неосторожные слова! Ах, Дая, малышка моя неразумная! В голове без остановки вертелось то, как меня обозвала сестрица... Стерва... Да уж, припечатала...
Медок шел мягко и его лиловые глаза с сочувствием посматривали на меня. Милый мой, как же мне плохо! Дая, сестрица, хоть бы ты одумалась побыстрей! Не сердись на меня, девочка! Пресветлые Небеса, нас же всего двое родных на свете осталось, не надо нам ссорится! Виновата я, конечно, но зачем же ты меня так?...
И Вольгастр... Почему-то я поверила словам соседушки. Стоит признать, что, скорей всего, она сказала правду и в точности передала мне его слова. Что самое неприятное — Вольгастр, судя по всему, нисколько не сомневался, что я прибегу к нему по первому же его зову и повторю новой родне бывшего жениха все, что он мне прикажет сказать. Видно, я его сама к такому безропотному поведению с моей стороны приучила.
Да, Марида права: высоко ты меня ценил, дорогой...
Кажется, Всеблагой призывает прощать обиды, нанесенные друг другу. Увы, но сейчас я на это, кажется, не способна! Во всяком случае пока... И особенно в отношении моего бывшего жениха. Умом-то я понимаю, что не виноват он в случившемся — сердце сильнее человека, и не властны мы над своими чувствами... Но вот того, как он обошелся со мной, и то, что захотел унизить в глазах своей молодой жены — этого простить не могу... Да, наверное, и не хочу. Надо же, а ведь такого чувства я прежде не знала! Прощала всех и за все, и винила раньше только себя, а не других...
В душе все смешалось в одну кучу. Тут и Вольгастр, окончательно отказавшийся от меня, и сестрица, выставившая из дома, и невесть откуда взявшееся знание, что назад в Большой Двор я больше никогда не вернусь... В то же время меня дурманило пьянящее, захватывающее чувство свободы...
Я настолько была поглощена своими мыслями, что немного отходить от переживаний, связанных со словами сестрицы, стала лишь когда мы уже далеко отъехали из поселка. Ничего не поделаешь, надо пережить, успокоиться. Тяжесть на сердце все одно никуда не денется. Пока надо думать о том, как добраться до Стольграда вместе со своими попутчиками. Все, неприятные воспоминания стоит временно отодвинуть куда подальше. Позже успею вновь перебрать все обиды и их причины...
Мы были последними в обозе из двух десятков телег, и, кажется, ничем не выделялись из общей массы. Я, на счастье, не была здесь единственной женщиной: на телегах впереди ехали еще две-три. Телеги в обозе были тяжело нагружены, и, так же как и наша, накрыты сверху дерюгой. Оттого определить, что именно везли обозники было сложно. Интересоваться же из любопытства считалось верхом неприличия (это мне еще Вольгастр рассказывал.) Кому хочется, тот может рассказать о своем товаре другим, но обычно этого в пути не делали. В обозе имелись и всадники, но в основном лошадьми правили крепкие мужики.
Постаравшись выкинуть на время из головы все ненужные мысли, в том числе и про ссору с сестрицей, я внимательно оглядела своих спутников и мысленно застонала. Понимаю теперь, отчего Марида попросила меня приглядеть за ними. Ну никак не похожи эти парни на обычных обозников! Прежде всего, их вид... Хотя и одеты они были как обычные крестьяне, но чувствовалось, что эта простонародная одежда им чужда. Ну не смотрится на них никак, хоть ты тресни! Ухватки совсем не крестьянские, а молоденький парнишка, хоть и сидит на телеге, правя лошадью, но взгляд лучше всяких слов говорит: "Я выше вас всех по рождению". То, что они оба не из простых людей, а из высокородных, видно сразу. Быстро вы, парни, в себя пришли после вчерашнего! Да, если будут искать целенаправленно, то любая мало-мальски внимательная стража сразу обнаружит необычную парочку. Надо что-то придумать, дабы эта парочка не так выделялись. Ведунья покрасила им волосы в рыжеватый цвет. Правда, у мальчишки, из-за природного темного цвета, рыжина получилась не такая яркая, как у его спутника. Тем не менее, мужчины стали чем-то схожи между собой, даже за родню могут сойти, хотя внешне абсолютно разные. Это единственное, что не вызывает нареканий.
И оба все так же не смотрят в мою сторону. Боятся, а может, брезгуют? Ничего, я их сейчас быстро в себя приведу.
— Значит, так, — начала я негромко. — Нам вместе добираться до столицы, так что давайте сделаем все, чтоб в пути не привлекать лишнего внимания... Скажите, а где и как вы достали телегу с лошадью.
— Да это все ваша э-э... ведунья, — заговорил после нескольких секунд молчания тот, что постарше. — У вас в поселке вчера остановились два обоза, причем направлялись они в противоположные стороны, и остановились на ночевку на разных постоялых дворах. Вот сегодня рано утром в одном обозе ведунья и купила телегу с лошадью, а в другом, в котором мы сейчас находимся, она применила к хозяину обоза небольшое внушение. Ну, чтоб взял нас с собой... Хозяин когда-то служил в армии и теперь считает, что мы с ним были наемниками в одном полку, правда, недолго. Как же не помочь добраться до столицы боевому товарищу?
— Понятно... Да, кстати, думаю, вы знаете, как меня звать. Но на всякий случай представляюсь — Лия. А как к вам обращаться?
Небольшая пауза. Парочка переглядывается между собой.
— Слушайте, мне нет никакого дела, как вас звать на самом деле. Назовите, под какими именами вы устраивались в обоз. Должна же я как-то вас звать.
— Я — Вен, а он — Дан, — неохотно произнес светловолосый.
Спорить готова, что их звать не так. Да и не подходят простые крестьянские имена этим, вне всякого сомнения, высокородным людям. Впрочем, мне до этого дела нет. А вот до чего есть дело, так это до того, что их в нынешнем облике легко раскусит первый же стражник.
— А теперь послушайте меня. Марида просила помочь вам добраться до Стольграда, не привлекая излишнего внимания. Но при взгляде на каждого из вас можно прямо на его лбу прочитать почти что полную родословную с толпой знатных предков, уходящую в невесть какие глубины веков... Да и ухватки ваши явно не крестьянские. Так что давайте придумывать вместе, как выкрутиться. Вен, давай сначала разберемся с тобой.
Светловолосый Вен. Ему лет тридцать, ну, от силы тридцать пять. Необычная внешность для наших мест... Высокий, подтянутый, быстрый. По движениям сразу понятно, что воин. Удлиненное лицо, очень тонкие, породистые черты лица, притягивающие взгляд бархатные карие глаза. Красивый мужчина. Такой не затеряется в любой толпе. От него исходит чувство уверенности в себе, в своем превосходстве, силе. Женщины к ногам таких мужчин падают, как скошенные цветы. Интересно, как же ты, такой храбрый и самоуверенный, в невольничий караван попал? Вольгастр тоже был уверен в себе, хотя ему ой как далеко до этого красавца... Стоп, а вот это лишнее!
Я достала дорожную сумку, где были сложены предметы рукоделия. Нашла там тесьму, охватила от нее два куска.
— То, что ты служил в армии, хорошо заметно. Убери свои длинные волосы, собери их в хвост на затылке и перетяни одним куском тесьмы. Другим перетяни лоб. Так у нас ходят отставные солдаты... Дальше. Ослабь пояс, не одергивай рубаху. Ты не в армии, а рубаха — не мундир. Одежда у крестьян не должна обтягивать фигуру. Рубашка над поясом пусть свисает свободно. У тебя есть с собой оружие?
— Да, имеется. Два ножа, метательные звезды, боевой топор, лук, стрелы...
— Что такое метательные звезды я не знаю. А вот ножи... Один засунь в сапог так, чтоб из рукоятка наружу торчала, другой закрепи на поясе. Ага, вот так. Там же, на спине за поясом, солдаты обычно носят боевой топор, ну да ты и сам знаешь, наверное. Лук и колчан со стрелами пусть постоянно находятся при тебе. Давай их тоже за спину. Что ж, сейчас ты выглядишь как отставной солдат, который подрабатывает охраной. И вот еще: хоть мне этого очень не хочется, но для большей достоверности я вынуждена на время дать тебе своего коня. На телеге ты смотришься совсем не к месту. Женщина, путешествующая верхом, все же притягивает взгляд посторонних, а бывший воин, вложивший все свои деньги в дорогого коня — это довольно обычное явление. Да и трудно предположить, если вдруг нас будут искать, что сбежавшие ночью люди так быстро сумеют обзавестись всем необходимым для поездки. И не радуйся так, Медка я тебе одолжу только до столицы. Дальше выкручивайся сам.
— Медок, — прошептала я, наклонившись к уху коня, — извини, но я вынуждена это сделать. Пусть он пока будет с тобой. Ладно? Ты его слушайся, но по приезде в Стольград я тебя у него заберу. Договорились?
