— Дык мы, наниты, всегда кормимся или подаянием, или тем, что нам за лекарские труды платят. Устав у нас такой. Коли нанит сам прокормиться не может, то, значит, Милосердный не благоволит к нему, а зачем такой храму? — улыбнулся Арчи.

Вечером того же дня в крохотной клетушке, выгороженной в мансарде соседнего с кабаком дома, молодой некромант со смехом пересказывал этот разговор просочившемуся через Кромешную сторону Миху.

Арчи укрыл комнату пологом тишины, так что до сидящего на лестнице парня, которого приставили следить за лекарем, не доносилось ни звука.

— Не робеешь в этом гнезде разврата? — поинтересовался Мих, подойдя на мягких кошачьих лапах к хлипкой двери.

— А чего мне бояться? — рассмеялся Арчи. — Я именно этого и хотел. Ты же помнишь, как мы рассчитывали? На Потоне должны быть те, кто сносится с пиратами. Пока королевская власть над этим островом еще очень слаба, и там, где нет военных моряков, там воля для лихих людей. Здесь, в порту, достаточно мест, чтобы и награбленное спрятать, и чтобы перепродать потом добычу честным негоциантам, которые вряд ли догадаются, откуда взялись жемчуг или перламутр...

— Ладно, оставим это тем, кто этим должен заниматься, — ильберс лег у ног мага, заняв почти все свободное место на полу. — Лучше расскажи, что узнал от того дохляка, к которому тебя привели.

— Да не так уж чтобы много, но кое-что узнал. Я верно рассчитал: пыль с троп мертвых — слишком опасная вещь, чтобы никто из тех, кто имеет к ней отношение, не пострадал. Вот и тут... этот Олоно, вроде бы артиллерист с "Блистающей". Занимался погрузкой и упаковкой какого-то таинственного бочонка на острове Арсан. Это — небольшой клочок суши значительно южнее Устоля. Отличается от соседних тем, что там есть пресный ручей и удобная бухточка, в которой могут одновременно бросить якорь с полдюжины судов. Лет пятьдесят назад там появилось что-то вроде вольного города. Впрочем, городом это сложно назвать. Сотня лачуг, в которых живет всякое отребье. Да, живут там, кстати, и рыболюды, причем и выходцы из Мальо, и бывшие келенорцы, и все остальные, кто там живет, с этими чешуйчатыми не враждуют. Мало того, рыболюды тоже раньше там не появлялись, три десятка этих существ приплыли на Арсан лет десять назад.

— Так...

Мих почесал за ухом:

— То есть погрузили бочонок на Арсане, а этот твой артиллерист заразился "черной немочью". А что ж больше никто другой не заразился?

— Ну, — рассмеялся Арчи, — мужик долго не сознавался, но все же потом сдался. Сунул он нос в бочонок. Дескать, показалось ему, что крышка не плотно сидит, решил вынуть...

— Дурак.

— Дурак, — согласился Арчи. — За что и поплатился.

— А что дальше?

— Что дальше? Дальше бочонок доставили к берегу Потоны. Дня четыре стояли на якоре где-то лигах в сорока южнее Вильпорта, ждали тех, кто повез груз на берег. Так и не дождались. Хотели идти в Вильпорт, но приближался сезон штормов, и "Блистающая" ушла в Мальо. А как только появилась возможность выйти в море, вернулись. К тому времени дурак Олоно уже не мог работать, и его оставили помирать у знакомцев в порту.

— Думаешь, помрет? — равнодушно спросил Мих.

— Не, не помрет. Не зря же я по рецепту старины эт-Баради наварил противоядия. Выживет. А меня теперь местные бандиты считают хорошим лекарем.

Илберс зафыркал — смеяться по-человечески большие кошки не умеют.

— Ладно, давай запирай эту халабуду да отправимся, как договаривались, к дядюшке Эльрику. Думаю, старый солдат помирает от скуки, охраняя сестрицу господина виконта. Эта красавица, по-моему, ни о чем, кроме нарядов и вышивок, думать не способна.

— Зато рядом с ней достаточно людей, которые и думают, и говорят о гораздо более важных вещах, — неразборчиво ответил Арчи.

Глава 21

Манрика Вильмирская сидела у окна в своей девичьей светелке, которую уже привыкла называть по-новомодному будуаром. Впрочем, после того, как в городском доме герцогов Вильмирских сделали ремонт, иного наименования эта комната не заслуживала. Вместо милых сердцу девушки самодельных вышивок стены затянули блестящим атласом, между окон появились декоративные полуколонны, а с украшенного прихотливой лепниной потолка свисала тяжелая позолоченная люстра. Вечерами на ней загоралась добрая сотня "волшебных огоньков", изгоняя из комнаты даже намек на сумерки. Но сейчас, утром, хватало и того света, что лился из высоких стрельчатых окон.

Девушка окинула будуар быстрым взглядом и вновь принялась за оставленную работу. Несмотря на то, что вышивки постепенно выходили из моды, Манрика не бросала любимого занятия. Если теперь не принято украшать ими стены в девичьих светелках, то почему не сделать подарок для храма? В обители жриц Эйван Животворящей не обращают внимания на моду...

Расправив на коленях уже законченную половину вышивки, Манрика залюбовалась переливами изображенных на ней морских трав. В целом виде полотно должно иллюстрировать балладу о Мильке и Терстоле, о двух влюбленных, которых разлучило море, но оно же их и свело после долгих лет разлуки, наградив за любовь и верность. На законченном участке вышивки уже можно было видеть фигуру бредущей по морскому дну девушки и часть сундука с золотом, обвитого водорослями и усеянного похожими на цветы раковинами.

Улыбнувшись, Манрика снова взялась за иголку, но ей помешали. Скрипнула дверь, и на пороге появилась матушка Манрики, леди Соретта.

— Все трудишься? — с нежностью спросила герцогиня. — А там тебе леди Астолье прислала приглашение на конную прогулку.

— Маменька, вы же знаете, мне не хочется участвовать во всех этих глупых увеселениях, — ответила Манрика. — После той истории с отцом мне неприятно общаться с дворцовыми сплетницами. Генрика как-то мирила меня с ними, по крайней мере, с ней все эти прогулки казались веселыми. А сейчас... Знаете, маменька, я смотрю на фрейлин, слушаю, как они произносят комплименты, а мне кажется, что в глазах каждой — желание убить меня.

— Все же я думаю, что тебе опасно манкировать предложениями тех, у кого пока есть сила, — поджала губы леди Соретта. — Так что собирайся. К тому же поверь: не все люди так плохи, как ты думаешь. Не все завистники. Во многих сердцах ты возбуждаешь не ненависть, а искреннюю любовь. Я не раз слышала разговоры о том, что для королевства гораздо лучше, если рядом с Его Величеством на троне будет сидеть дочь честного солдата, а не какая-нибудь иностранка. А за себя не бойся. По крайней мере, от прямой опасности тебя охранит вот этот подарок Генрики.

Герцогиня подошла к стоящему в простенке между окнами голему и осторожно прикоснулась кончиками пальцев к серебряной маске, изображающей лицо.

— Удивительная, поистине чудесная вещь!

Леди Соретта наклонила голову, всматриваясь в черты металлического лица:

— Мне все время кажется, что я где-то видела человека, которого скульптор использовал в качестве модели.

— Отец говорит, что лицо голема напоминает ему старого маршала — герцога Мора, — отозвалась Манрика.

— Может быть, и так, — согласилась герцогиня. — Я плохо знала Золотого Дракона, мы почти не встречались. Я была слишком молода, когда он покинул Келе. А твой отец долго служил под его началом.

Леди Соретта задумалась:

— Впрочем, не важно, кого брал за образец скульптор, но получилось прекрасно. Я благодарна Генрике за то, что она, уезжая, подарила тебе это существо. Удивительный сплав магии и искусства! Так и кажется, что вот-вот — и голем заговорит!

Манрика рассмеялась:

— Знаешь, Генрика сама с ним разговаривала, словно с живым. Как-то я подслушала... Она засмущалась, а потом призналась, что этот голем для нее — память о погибшем отце, и когда надо с кем-то посоветоваться, она разговаривает с ним, думая об отце. Ведь создал это чудо великий Титутс эт-Лидрерри.

— Значит, тебе еще больше надо ценить подарок, — наставительно сказала леди Соретта. — Не знаю, я, наверное, не смогла бы расстаться с такой ценной вещью, которая к тому же связывает меня с прошлым. А Генрика — хорошая девочка, поняла, что тебе во дворце безмолвный охранник будет нужнее, чем ей в путешествии.

Герцогиня на миг замолчала и, вздохнув, продолжила:

— Если бы Генрика не была такой близкой родней Эдмару, то я лучшей жены ему и не желала бы.

— Кто знает? — лукаво ответила Манрика. — Они сейчас вместе в южных морях, а во время путешествия может случиться что угодно. А вообще-то пару лет назад к Генрике сватался барон Унтар Вельбирский, и она не ответила ему ни "да", ни "нет". Она сама мне об этом рассказывала. Барон Вельбирский до сих пор не женат, так что, маменька, может, вам придется устраивать и свадьбу Генрики.

— Вот это новость! — воскликнула герцогиня. — Вельбирские — достойных род, хоть и цеховые бароны, но далеко не самые последние люди в королевстве. Вся долина Альвы почитает их как владык, особенно после последней войны. Что же ты раньше ничего не рассказывала мне об этом?

— Да как-то к слову не пришлось, — опустила глаза Манрика.

— Ладно, иди одевайся, скромница моя, а то опоздаем, — скомандовала герцогиня и, словно молодая, выбежала из комнаты.

В то же время, когда герцогиня сплетничала с дочерью, за Кромом, в Хрустальном лесу, который все некроманты признавали отражением королевства Келенор, состоялся другой разговор.

Общим с первым было лишь то, что при нем тоже присутствовал "дядюшка Эльрик" — немертвый Эльрик Мор, бывший Великий маршал Келенора, бывший Золотой Дракон, дед нынешнего владыки севера юного Эльрика Мора... Отличие же состояло в том, что здесь, за Кромом, старый воин выглядел гораздо более живым, чем в Солнечном мире. Благородный рыцарь в посеребренных доспехах и в белом плаще.

А вот шлем "кромешный" дядюшка Эльрик снял, положив рядом с собой на валун, и длинные седые волосы старого солдата рассыпались по металлу оплечий.

— Я скоро стану специалистом по вышивкам, — мягко улыбаясь, проговорил рыцарь. — Эх, парни, если бы я раньше знал, какова на самом деле жизнь благородных леди, я был бы гораздо внимательнее к моей дорогой женушке.

"Парни" — огромный белый кот и необычно большой хорь, расположившиеся у ног рыцаря, дружно фыркнули.

— А о чем-то более полезном для нас в окружении Манрики говорили? — отсмеявшись, спросил ильберс.

— Сплетни, слухи, злословие...

Рыцарь задумался, почесывая подбородок.

Хорек, которому быстро надоело ждать ответа, отвернулся от собеседника и окинул взглядом окружающий их пейзаж.

Да, не зря Хрустальный лес назван именно так. Самое прекрасное место в Кромешном мире. Настолько прекрасное, что гармония не-жизни превращается в то, что внятно и живым, особенно если они обладают способностью видеть суть.

"Сюда бы Норситу, — мысленно вздохнул Арчи.— Она, может быть, и сумеет как-то рассказать об этой красоте. Моих слабы талантов недостаточно".

Полупрозрачные стволы тянулись от земли до самого неба, точнее, до той туманной завесы, которая заменяла здесь небо. Ветви блестели и переливались, вспыхивая крошечными радугами. Изящные листья можно бы было принять за драгоценные камни, если бы земные алмазы и изумруды не были так грубы и тяжеловесны. Все искрилось, словно роса ранним солнечным утром, все сверкало и дрожало, как будто ветви хрустальных деревьев тревожил легкий весенний ветерок. Весь лес был пронизан таким радостным светом, что не верилось в то, что это место — часть Кромешного мира, которого так боится каждый живой...

Еще удивительнее на этом фоне выглядели и собеседники Арчи. Белый рыцарь и белый зверь...

Ильберс лениво развалился на земле, дядюшка Эльрик сидит на камне, небрежно положив ладонь на оголовье длинного кавалерийского меча. Рядом стоит круглый серебряный щит с золотым драконом...

— "Белый рыцарь, а крылья — бледное золото, и конь горит, как закат над снегами..." — пробормотал Арчи.

— Что? — не расслышал Эльрик Мор.

— А то, что вам, дядюшка, нужен золотой конь. Иначе у вас было бы другое оружие, — ответил Арчи. — Впрочем, это сейчас не важно, исполнение пророчеств — долгая песня, может быть, ваш черед придет, когда родятся внуки вашего внука, или еще позже. Сейчас важно, говорят ли при дворе о странных недугах у кого-нибудь из вельмож.

Рыцарь снова в задумчивости почесал подбородок:

— Пожалуй — да. Сплетни, конечно, но болтают о том, что министр парусов и дорог совсем сдал. Лорд Форентино считался одним из самых независимых вельмож, но Ее Величество королева Алисия вынуждена с ним считаться. Он опирается на цеха и на магов-стихиальщиков. Хотя открытых конфликтов до сих пор не было. Лорд Форентино предан короне и королевскому дому, не делая разницы между матерью и сыном. Пока Алисию это удовлетворяло. Все же она достаточно умная женщина, чтобы не понимать, что на таких людях и держится власть. Самое же главное — для себя лорд Форентино власти не хотел. Знаете, тот тип человека, которому важнее дело, чем всевозможные почести.

— Плохо, — Арчи задумался. — Интересно, можно как-нибудь сделать так, чтобы у родных этого лорда возникла мысль свозить его в Будилион?

— Ну, тут я бессилен.

— Ладно, может, Генрика что-нибудь придумает. Или будем надеяться, что лорд Форентино к нашему возвращению будет еще жив. А как обстоят дела с подготовкой к свадьбе короля?

— Тут все идет так, как должно идти. Правда, Манрика в последние дни все больше грустит. Вот уж кто не создан для власти, так она. Девочка осознала, как виновата перед отцом, и очень переживает.

Эльрик Мор пересказал магам только что закончившийся разговор между леди Сореттой и ее дочерью.

— Что ж, Манрика еще достаточно молода, а время лечит не только телесные, но и душевные раны. Будем надеяться, что невеста короля все же переборет свою меланхолию. Но это тоже — дело будущего. Сейчас важнее то, что говорят про магистров ордена некромантов.

— Говорят, что эт-Дитирис внезапно куда-то исчез. Вроде бы почти излечился, даже стал появляться в свете, но потом вдруг исчез, и другие магистры избегают разговоров о нем.

— Вот это важно!

Хорек подобрался, словно готовясь к прыжку.

— Вот это значит, что наш дорогой друг отправился куда-то в путешествие. Но вот куда? Боюсь, он не преминет заглянуть в Порт-Суан.

В дверь клетушки, в которой ночевал молодой "нанит", властно постучали. Арчи, который едва успел прийти в себя после ночи и половины дня, проведенных в Кромешном мире, лениво потянулся и крикнул:

— Тише, тише! Сейчас открою!

Прошлепав босыми ногами по плохо струганным доскам пола, он подошел к двери и отбросил засов.

У лестницы сгрудились несколько человек — дядюшка Сим и еще пара парней самой бандитской наружности.

Окинув взглядом неодетого лекаря, дядюшка Сим слегка покраснел:

— Вы до сих пор спите, серый брат? Я думал, что храмовники обычно на ногах с первыми лучами солнца.

Арчи смиренно опустил глаза:

— Я молился ночью за здравие вашего друга. К тому же обряды излечения отнимают много сил. Но если кому-то еще нужна моя помощь, то я готов. Вот только приведу себя в порядок...