Зеркало отчаяния

— Я потеряла мужа, — напомнила Лорена, делая скорбную мину.

— Да. И я потеряла отца, — охотно согласилась Матильда. — Давайте завтра пойдем и помолимся за его душу...

— Ты так легко об этом говоришь! — возмутилась Силанта.

Матильда только фыркнула.

Легко, как конфетку у младенца отнять. И так же правильно — нечего детям всякую гадость давать.

— Силли, хочу тебе напомнить, что наша мамуся послала за мной слишком поздно. Мой отец умирал, а я не могла быть рядом с ним, держать его за руку, утешать его... я была в дороге. Ах, если бы мамуся вызвала меня на месяц-два пораньше, подумав о наших с отцом чувствах! Если бы она понимала, как мы страдали в разлуке все эти годы!

Пафоса в голосе Матильды было столько, что слуга, который снимал нагар со свечей, едва не упал навзничь. От переживаний.

А девушка поднялась из-за стола и махнула рукой.

— Сидите, кушайте. Я пойду, поплачу... Ах отец, отец мой, какое горе....

Впрочем, вышла она хоть и быстро, но с достоинством.

Дверь захлопнулась, едва не прищемив Шадолю нос.

Лоран переглянулся с Лореной. Сестра тоже поднялась из-за стола.

— И как тебе эта... мышшшшка, братик?

Мужчина откинулся на стуле.

Да, такого он не ожидал. Но...

— Восхитительна! Сестричка, она просто великолепна! Кажется, я влюбился!

Лорена взвыла — и выбежала из столовой. Лоран потянулся под взглядом оторопевшей Силанты, подмигнул племяннице. И та не выдержала.

— Дядя, вы это всерьез?

— Не знаю. Но согласись — она великолепна?

Силанта взвыла — и последовала за матерью.

* * *

Шадоль так и не явился.

Мария-Элена прождала его полчаса, потом махнула рукой и легла спать, пообещав себе посчитаться завтра с дворецким.

Нарочно он там, нечаянно, подлизывается к Лорене, не принимает Малену всерьез...

Выяснять не будем.

Будем бить. И может, даже ногами.

Сам напросился.

Матильда Домашкина.

— Как тебе этот милый серпентарий?

— Мотя, если бы не ты! Я бы там с ума сошла!

Матильда, которая как раз накладывала серую тушь на ресницы, фыркнула. Ресницы-то у нее были длинные, но светлые, и если не подкрасить, их было и не разглядеть. Некрасиво.

Матильде это было безразлично, но Мария-Элена очень просила. Антон же...

Хотя на шефа пожаловаться было нельзя. По отношению к девушке он не проявлял ничего. Чисто рабочие отношения...

Матильда была рада. Глазами она не стреляла, призывно не улыбалась, коленки и ключицы не открывала. Можно найти, с кем переспать, но ты найди хорошую работу, если на рынке таких как ты — вагон.

— Надо бы нам с тобой стационарно ресницы и брови окрасить, сходить.

Малена пожала плечами.

Все, что могло сделать Матильду привлекательнее в глазах Антона Великолепного, горячо одобрялось герцогессой.

— Давай сходим. Это дорого?

— Вряд ли... ладно, зарплату получим — и пойдем.

Основной принцип бабушки Майи был прост. Не надо тратить больше, чем ты зарабатываешь. То есть — никаких одалживаний, кредитов и кредиток. Очень порочный путь...

Не можешь накопить — не лезь в кабалу. Исключение составляли только ипотеки. Лучше ведь платить за свое, чем за чужое?

С тем девушка и отправилась на работу.

— Смотри-ка, мы не первые...

— Он здесь?

Антон был уже на месте.

Стоило отдать шефу должное, приходил он первым, а уходил иногда последним. Знал несколько языков, свободно говорил по-английски и по-немецки, с грехом пополам мог объясниться на испанском и итальянском. Выискивал новые маршруты, заключал договора, находил партнеров, сам искал клиентов, предлагал даже корпоративные тарифы для групп путешественников...

В этом Матильда смело ставила ему плюс.

Но и от разгильдяя там было немало.

Антон мог по шесть часов висеть на телефоне, договариваясь с руководством отеля и утрясая все, вплоть до мелочей, а мог и сутки резаться в какую-то непонятную игрушку. Или слушать музыку. Или...

Увлечений у него было много. Но главное — девушки.

Та же Лера пыталась атаковать его через два дня на третий, но Антон стойко держал оборону. А Матильде было строго приказано не закрывать дверь кабинета, если Лера приходит с любыми вопросами. От личных до деловых...

Но с работой рыжая справлялась, ничего не скажешь.

Невзирая на провокационную блузку и юбку, которая обтягивала все выпуклости и впадины, она виртуозно находила общий язык с клиентами. Особенно с мужчинами. Или это — благодаря одежде?

Конфликты утихали сами собой, особенно если скандалить и жаловаться приходили мужчины. Если ругались женщины — тут в дело вступала Нина.

Женя просто работала.

Достаточно средне, без огонька, но исполнителем она была очень дотошным и скрупулезным... к Матильде, как и предполагала девушка, она стала относиться ровно. Стоило только понять, что Мотя работает, а не соблазняет Антона — и Женя перевела дух.

Вот и в этот раз Антон пришел на работу раньше всех.

Оп-па?

Мотя прислушалась.

Из-за запертых дверей кабинета доносились недвусмысленные звуки. Может, конечно, там ковер выбивали, постанывая от натуги при каждом взмахе выбивалки, а может — и не ковер.

— Мотя?

— Нет уж. Специально не удеру. Любуйся!

Малена скисла. Ну да, герой девичьих грез — создание эфемерное, не пьет, не ест и в туалет не ходит. И уж точно не трахается неясно с кем в собственном кабинете.

— А если это... порнофильм?

— Сомневаюсь.

Малена тоже сомневалась.

Матильда включила кофеварку и принялась готовить животворящий напиток. Запах поплыл по приемной...

Охи-вздохи в кабинете подошли к кульминации, и минут через десять выглянул растрепанный Антон.

— Малена? Утро доброе...

— Доброе, — улыбнулась Мотя.

— Кофе нам сделай, пожалуйста. Мне как обычно, а Юле... тебе что?

— Ристретто, — проворковал голосок из кабинета.

— И ристретто.

Если неизвестная Юля думала смутить Матильду, то сильно просчиталась. Чашки для ристретто также были в наличии, да и рецепт Мотя знала.

Ровно через десять минут она вошла в кабинет шефа, с двумя чашками на подносе, печеньем в вазочке и стаканом холодной воды для любительницы итальянских рецептов.

Юля обнаружилась на диване.

— Крыса! — прошипела Малена со всей страстью влюбленной девушки.

Матильда же мило улыбнулась брюнетке.

Да, Юля оказалась невысокой брюнеткой из разряда кожа-кости-молочные железы, сильно накрашенной и достаточно симпатичной. Чуть вульгарной, на взгляд Моти, но яркой и запоминающейся.

Симпатичное личико с чуточку длинноватым носиком, большие темные глаза, широкие брови, черные волосы до середины спины, яркие губы... Матильда на ее фоне выглядела бледной офисной молью. Юля это также поняла, потому что смерила девушку насмешливым взглядом.

— Тоша, у тебя новая секретарша?

— Мотя, ты позволишь?

— Малечка, только не наделай глупостей.

Но Мария-Элена их делать и не собиралась.

Вместо этого...

Да, из нее старались это вытряхнуть. Да, ее ломали. Но — герцогесса оставалась самой собой, а под влиянием Моти, за последнее время, она стряхивала все наносное...

Смирение? Покорность?

Не здесь и не сейчас. Она — Домбрийская!

— Да. Знакомьтесь. Юля — Малена.

— Малена? И как же это полностью?

Мария-Элена выпрямилась. Кофе осторожно перекочевал на стол перед женщиной. Потом — она подошла к Антону.

Ни слова. Ни взгляда в сторону Юлии. Ни жеста.

Но...

Матильде это искусство было недоступно. Это либо есть в крови, либо нет, воспитать такое очень, очень сложно. А вот Мария-Элена смогла это сделать.

Каждым жестом, каждым шагом подчеркнуть, что Марию-Элену не спрашивали. К ней не обращались. И герцогесса не собиралась снисходить до девки, развалившейся на черном кожаном диване.

— Тоша, она у тебя глухая?

Надменно вскинутая голова, жест кистью, осанка, мимоходом брошенный взгляд... женщина на диване — плебейка. И распутная девка. Как бы красиво это не называлось, свободные там, отношения, или связанные, но правду не перечеркнуть ни одеждой, ни косметикой.

Устраивать разборки на тему: 'кто как посмотрел' — глупо. Но это задевает. Сильно задевает... И главное то, что Мария-Элена не старалась задеть.

Просто она была герцогессой. А Юля — нет. Вот и все. Роза — розой, навоз — навозом. И перепутать их не получится. Здесь и сейчас на Антона смотрела герцогесса Домбрийская.

— Что-то еще, Антон Владимирович?

— Н-нет...

Мария-Элена развернулась — и вышла.

Так же спокойно, холодно, отстраненно. Она — Домбрийская. И вступать в разговоры с подобными девками — ниже ее достоинства.

Но как же хочется вцепиться ей в волосы!

* * *

— Малечка, ты у меня молодец!

— Дрянь! — Мария-Элена злилась. И даже восхищение Матильды ее не успокаивало. — Да как она посмела?

— Она же не знала, что это — ты!

— И он ее не одернул!

— Полагаю, что они давно знакомы. И не я первая секретарша, которую проверяют на прочность.

— Проверяют?

— Наверняка, такое и раньше случалось.

— Дрянь!

— Антон? — провокационно спросила Матильда.

— Нет. Эта... эта девка!

— Да плюнь ты на нее... она того не стоит.

— Фшшшшш! — кошкой зашипела Мария-Элена, не находя нужных и правильных слов.

Юля выскользнула из кабинета.

— Тоша, так мы договорились?

— Да. Завтра в восемь.

— Отлично. Буду готова.

Прозвучало это так, словно женщина была готова ко всему. И еще к чему-нибудь большему...

Дверь директорского кабинета закрылась. И Юля остановилась перед столом Матильды.

— Мотя?

В этот раз девушка даже не колебалась, уступая место подруге.

Мария-Элена даже головы не подняла. Она была занята, она разглядывала лежащие перед ней бумаги. Минуту, две... и при этом вовсе не выглядела нарочито. Она на работе.

— И где это Тоша себе такое чучело откопал?

Мария-Элена медленно подняла голову. Так же медленно смерила взглядом брюнетку, уделив особое внимание платью из разряда 'презерватив коротенький сильно в облипочку', и приподняла бровь.

Чуть-чуть.

Она могла бы сказать много всего. Мотя, к примеру, съязвила бы, что не в курсе, где такие страхозавры водятся, а там, слово за слово... наговорить можно всякое. И вылететь с работы — тоже.

Вместо этого Мария-Элена смотрела и молчала. И как смотрела...

Сейчас это искусство утрачено, но во взгляде девушки были и насмешка, и легкое презрение, и недоумение — надо ж, так себя вести, и...

Герцогесса Домбрийская молча созерцала обнаглевшую плебейку. И никто из них не заметил, что на селекторе загорелся огонек.

Антон понимал, что без скандала его подруга не уйдет, но не собирался отстаивать свою секретаршу. А вот посмотреть, как она справится...

Интересно.

— Ты вообще откуда такая взялась?

Мария-Элена чуть снисходительно улыбнулась.

— Из школы хороших манер.

Юля покраснела. Но с ее цветом лица и волос, это было не страшно.

— Ты на что намекаешь? Ты, подставка для кофемолки!

Мария-Элена оглядела ногти и вздохнула. Да, надо бы подновить лак, вот, маленький кусочек собирается отколоться.

— Вам налить еще кофе?

Можно ругаться и скандалить. Но... не так. Не когда на тебя смотрят, как на ничтожество, и решительно отказываются снисходить. Никакого удовольствия.

Юля зашипела и вылетела вон из кабинета.

Мария-Элена расслабилась — и уступила место подруге.

И никто не заметил, как погас огонек селектора.

— Малечка, ты умничка! Я бы ее точно послала.

— Она бы помчалась жаловаться.

— И лишились бы мы работы...

— Я не хочу! Мне здесь нравится...

— И мне тоже...

Матильда привычно проверила почту. Ага. Вот и письмо, которого ждал шеф. Надо отнести.

Да, сейчас у нас электронка, факсы и ксероксы, но вульгарные договора необходимо подписывать обоим участникам, а потом хранить оригиналы.

Антон смотрел как-то странно. Или это только показалось?

— Малечка, вот представь, на этом диване... заслуженная мебель.

Малена, видимо представила.

— Мотя, это неправильно...

— И еще как.

— Может, это она его соблазнила?

Тьфу!

Первая любовь...

— Юля ушла?

— Да, Антон Владимирович.

— Она бывает... резковатой.

— Да, Антон Владимирович.

Антон понял, что ничего другого не добьется, и отвязался. А чего он хотел? Чтобы ему на любовницу пожаловались? Фу, какая пошлость!

* * *

Вечером Антон задержался на работе. Матильда заглянула к нему, узнать, нужна она — или можно уходить. Шеф только рукой махнул.

— Иди...

— Спасибо.

— Только скинь вот это письмо по электронке. Адрес я карандашом написал.

Пришлось задержаться на пару минут. Прогнать письмо через сканер, вывести на монитор — и спихнуть в почту. Недолго, но...

— Привет, клякса чернильная!

Юля вошла походкой победительницы.

Красное платье открывает больше, чем закрывает, собственно, закрыты там грудь и промежность, остальное либо разрезы, либо сетка, в таком на сцене плясать надо, а не по улице ходить. Но ей к лицу, только очень вульгарно. Черные волосы залиты каким-то средством для укладки, потому что почти не движутся, лицо накрашено еще сильнее...

— Добрый вечер, сударыня, — спокойно ответила Мария-Элена.

Именно Мария-Элена, для которой было привычно и обращение, и самообладание. Вот Мотя обычно сначала била в нос, а потом уж...

— Су-ударыня... ишь ты? А почему не госпожа?

— Потому что слово госпожа должно употребляться вместе с фамилией или должностью, а мы с вами не были представлены. В то время, как слово сударыня можно использовать в общении с незнакомцами.

Юля опять вспыхнула.

— Ах, не представлены... Тошка нас знакомил.

— Госпожа Юлия?

Малена не ехидничала, она просто уточняла. Но как-то получалось до крайности нелепо, и Юля, которая настаивала на этом обращении, выглядела персонажем из плохого порнофильма.

То ли бордель-маман, то ли еще чего похуже.

— Юлия Петровна! Или госпожа Шареметьева! Или...

— Юля? — донесся голос из кабинета.

— Да, Тошенька, я уже здесь, — заворковала девушка.

— Иди сюда!

Юлия бросила насмешливый взгляд на Малену но — увы. Все пропало втуне. Девушка как раз наклонилась, чтобы выключить компьютер и сетевой фильтр, и заметила зеленый огонек...

— Мотя?

— Точно! Малечка, нас слушают!

— Тоша?

— Вот сукин сын!

— Мотя!

Мария-Элена выключила фильтр, и отправилась на выход. В голове была каша.

— Думаешь, нас и с утра слушали?

— Уверена.

— Я ничего лишнего не сказала?

— Малечка, это я бы лишнего наговорила. А ты умничка и вообще чудо! Я бы никогда так не смогла!

— Как он может... с ней? Она же отвратительна...

— Полагаю, Антона не интересуют ее умственные способности.

Мария-Элена надулась. И дулась почти всю дорогу до дома, пока не наткнулась на знакомых.

— Тильда, привет!

— Привет! — помахала рукой Матильда.