| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вдруг, девочка резко откинулась назад. Схватилась за виски. Острая боль вспышкою пронизала череп, иглами воткнулась в глаза. И сразу ушла, сменившись удивительно четкой картинкой: вмятая в дерево машина у обочины, тормозной путь усеян ошметками жженой резины. На асфальте в пятнах крови — девочка лет шести. Закатившиеся глаза, тело выгнуто в неестественной позе. Над ребенком — мужчина — тычет в кнопки мобильного, на лице ужас и отчаяние....
Видение исчезло сразу, будто телевизор выключили. Аля поморгала, потерла глаза.... Новая вспышка застлала окружающее плотной пеленой. Отпустила. Аля не двигалась, напряженно глядя перед собой. Механически, как автомат, положила ладонь на сенсоры панели. Она знала теперь, что должна сделать. Только бы успеть!
Повинуясь мысленному приказу, Опель развивает бешеную скорость, одновременно задвигаются стекла. Модуль несется всего в паре сантиметров от поверхности дороги, но ни единой своей точкой не касается её. Цифры километража мельтешат, сливаются. Аля прикидывает — за несколько минут она преодолела больше двухсот километров окружными дорогами. Запоздало понимает, надо было отказаться от облика машины, вышло бы еще быстрее. Передумывать поздно. Ладно. Она и так подъезжает. Скорость падает до шестидесяти километров. Сцена, возникшая в воображении, рисуется уже наяву. В стороне остановились еще несколько авто. Люди топчутся, бегают вокруг. Переговариваются. Аля наблюдает за всем как бы со стороны, и, даже, издалека. Но тут же осознает: она уже вышла из машины и направляется к лежащему ребенку.
— Скорая минут через пятнадцать будет! — Кричит кто-то. — Раньше — никак, мы очень далеко!
— А менты?!
— Да тоже где-то так!
— Вот черт, её нельзя трогать. Позвоночник сломан, вроде!
— Ты чё, издеваешься? При чем тут позвоночник?! Она же мертвая уже, сам посмотри!
Скорым уверенным шагом Аля минует людей. Для нее их сейчас не существует. До тех пор, по крайней мере, пока не мешают и не препятствуют.
— Эй, девушка, куда вы? Не надо туда! — раздается вслед.
Она никак не реагирует. Подходит к девочке и согнувшемуся над ней — теперь она это знает — отцу. Мужчина в прострации. Держится за голову. Стонет, раскачивается. Аля жестко и крепко хватает его за плечо, рывком заставляет подняться. Отталкивает. Сухо бросает:
— В сторону! И не смей подходить!
Собственный голос кажется ей незнакомым — низкий, позванивающий металлом. Мужчина отступает, ошарашено глядит на Алю, держится за плечо. Она угадывает его желание сказать что-то, прикладывает палей к губам.
— Если хочешь помощи — молчи и не мешай.
Поворачивается к девочке, опускается над ней на колени. Одну ладонь кладет на грудь, вторую — на лоб. Опускает голову, закрывает глаза, замирает. Водители машин, растерянно переговариваясь, окружают её. Но совсем близко не подходит никто. Люди просто не могут этого сделать. Словно, между ними и Алей невидимый, но непреодолимый, барьер. Отец ребенка садится прямо на асфальт, сжимая кулаки у груди, смотрит на Алю, не отрываясь, глубоко и тяжело дыша.
Минута. Вторая.... Присутствующие одновременно улавливают под ногами мерную, слабую вибрацию. Асфальт дрожит. Поначалу — едва ощутимо. Потом — все сильнее. По его поверхности бегут мелкие трещинки, переплетаются, сливаются в сетку. В воздухе виснет ощущение странного тепла. Усиливается. И, спустя пару минут, людям уже кажется, что они стоят у гигантской открытой печи, пышущей жаром.... Аля не двигается, не поднимает головы.... И тут, в абсолютно безоблачном небе, глухим отдаленным рокотом слышится гром. Сразу же все исчезает, прекращается. И пекучий жар, и тряска под ногами. О творившемся минуту назад напоминает лишь растрескавшееся, приподнявшееся кое-где слоями, асфальтное полотно.
Аля отнимает руки, отодвигается. Девочка громко, шелестяще, вздыхает. Кашляет. Открывает глаза, неуверенно, неловко поворачивается на бок. Аля придерживает её, ощупывая, проверяя — все ли в порядке. Помогает сесть. Спрашивает ласково, сочувственно:
— Болит что-нибудь?
— Нет. — Тихонько отвечает ребенок. Потирает голову. — Я упала?
— Да, — говорит Аля, рассматривая её. — Просто упала. Но с тобой все хорошо. И хорошо будет еще долго-долго.
Она гладит девочку по голове. Оборачивается к её отцу:
— Подойди.
Мужчина приближается на негнущихся ногах, с остановившимся стеклянным взглядом. Садится возле ребенка на корточки. Осторожно обнимает дочь, трясущимися руками водит по ней, не веря, не понимая. Опять смотрит на Алю, шепчет:
— Но... как?!
— Не важно! — Быстро отвечает она. — Теперь слушай и запоминай. Ты больше никогда не сядешь за руль, пока не бросишь пить. И ты никогда больше не подвергнешь свою дочь опасности. Клянись!
— Чем? — Медленно испуганно выдавливает он.
— Своей никчемной башкою, болван! — Бросает она с гневом. — Ты сегодня отнял у нее жизнь, сам, своими руками! А я смогла вернуть только часть. И теперь ты сделаешь все, чтобы твой ребенок был счастлив. Понял меня?!
Мужчина прижимает к себе дочку, несколько раз подряд кивает. Смотрит на Алю с настоящим страхом. Потом, запинаясь, выговаривает:
— У вас с глазами что-то....
Аля усмехается. Вытаскивает из кармана солнцезащитные очки. Водружает на нос. Презрительно-ехидно спрашивает:
— Так лучше?
Разворачивается и уходит, не оглядываясь, не обращая ни малейшего внимания на замерших с открытыми ртами зевак. Издали уже доносятся завывания сирен.
Аля подходит к опелю, открывает дверцу....
— Привет, Алира! — Занявший водительское место Зэер указывает ей на соседнее кресло. — Ты искала приключение, и ты его нашла. Поздравляю.
Аля молча обходит модуль, садится. Смотрит на рагезта спокойно и задумчиво.
— Теперь, до возвращения Краасса, путь за Кольцо тебе заказан. Стоило это того?
— Стоило. — Отвечает она. Радостно улыбается. — Я смогла её спасти.... Правда, — Аля пожимает плечами, удивляясь чему-то, — я откуда-то точно знаю, что она все равно проживет недолго. Но умрет взрослой и, не мучаясь.... Вот, только, отчего? Не пойму. Да это и не важно сейчас. Пусть живет себе и радуется жизни.
— Философ юный. — Хмыкает Зэер. — Будешь теперь эту свою вылазку до седьмого пота отрабатывать. Усекла, паршивка маленькая?!
— Есть, шеф! — Бодро отвечает Аля, улыбаясь ему.
Модуль круто разворачивается и уносится прочь.
* * *
Он стоит, прислонившись к арке открытого окна. Прикрыв глаза, впитывает отзвуки ночи. Легкий ветерок свежестью щекочет кожу, дразнит. Ему опять чудится мимолетным дуновением запах. Её запах. Сердце непроизвольно ускоряет ритм. Глаза вспыхивают огненными искрами. Надо же! Он почти тоскует. Она, оказывается, ему действительно нужна. Даже и здесь, где к его услугам бесчисленные рабыни. Да и претендентки, тоже. Краасс недовольно морщится. Что-то, он от них устал. В этот приезд они его точно сговорились преследовать почти что сообща. Конечно, это лестно — ребенок от Самого. Но ему-то, лично, никакие узы и, пока что, никакие дети совершенно ни к чему. Правду говоря, сегодняшним вечером он уже был вполне готов кого-то из них послать, и очень далеко. Причем — в прямом смысле. Еле удержался. Его бы не поняли, это точно. Тем более, Краасс всегда слыл дамским угодником. С представительницами своей расы держался подчеркнуто вежливо и корректно в любых обстоятельствах. Никогда не унижал. Не вел себя грубо и заносчиво. Отчасти — из-за этикета. В принципе, он и должен являть собою образец подражания. Отчасти — по своей натуре. Женщина — существо слабое, хоть и ядовитое, порой, до невозможности. Надо её холить, оберегать и в душу не допускать, чтобы не 'съела' невзначай. Но сегодня они все его просто дос-та-ли!..
— Прячешься? — насмешливо-веселый голос перебил мрачные мысли. Краасс нехотя обернулся.
— Если меня кто-то и мог обнаружить, то это, конечно, ты. Что там, Денио?
— Да разъехались уже. Восхваляли до небес твой десерт. У всех одно на языке — непревзойденно, потрясающе, великолепно.
— Ага. — Недовольно буркнул тот.— Хорошо, что планета закрыта для свободного посещения!
— Вот-вот. Сейчас столько толков и пересудов на эту тему наслушался....
— А они хотят, чтоб я открыл границы и позволил бесцельно уничтожить население?
— Конечно нет, брат. Что-то ты агрессивно настроен.
— У меня на счет аборигенов Центала свои планы. Завтра это обсудим. Сегодня я отдыхаю.
— Отлично! — Быстро откликнулся Денио. — Прислать тебе развлечение?
— Упаси, боже! — Так и вскинулся Краасс. — Вы меня этими своими развлечениями заколебали сегодня просто.
— Ого! Тебя ли я слышу? Ты ж у нас ловелас до мозга костей. Или, уж нет?
— Да, вот, и сам разобраться пытаюсь. — Краасс задумчиво поднял глаза к небу, посопел. — Отстрелялся, похоже....
Денио тряхнул головой. Похлопал по уху.
— Что-то, у меня со слухом не важно нынче.... Не дослышал, как-то.... Повтори, пожалуйста.
— Да нечего повторять! — Раздраженно буркнул Краасс. — Подсел я здорово. Это, оказывается, почище любого стимулятора будет.
— Так это что — правда, про наложницу?! — У Денио глаза полезли на лоб.
— Чистой воды. — Краасс опять отвернулся к окну.
— Ничего себе! Ну, ты меня конкретно потряс. И кто она?
— Землянка.
— Туземка, что ли?.. Вот как эти, которых ты сюда привез?! — Денио подождал ответа. И, поскольку Краасс отмалчивался, возобновил расспросы:
— Она, значит, остается в живых и ... м-м-м... нормальной физической форме?
— Как меня умиляет твоя вежливость иногда. — Краасс скривился. — А ты, часом, жениться не хочешь, нет?
— Зачем? — Протянул брат удивленно. — Мне и так не плохо.
— Жаль, — с сарказмом ответствовал Краасс, — меньше вопросов бы задавал, идиотских. Может быть!
— Хамишь. — Констатировал Денио. Впрочем, без особой обиды.
— Состоянии такое. Хамское! — Краасс постукивал ногтями по камню панели. — Нет, непонятное творится что-то.... Не поверишь, у меня другие теперь чуть не отвращение вызывают.
— Сам-то понимаешь, почему?
— Еще бы. Вот, ответь мне, у тебя когда-нибудь было, чтобы обожали до сумасшествия? Не смотря ни на что. Ничего не требуя взамен. Не боясь и не ставя никаких условий.
Денио недоверчиво усмехнулся.
— Я слышал, подобное бывает. Но, честно говоря, всегда считал такие сказки пустым вымыслом.
— А мне, вот, пришлось удостовериться.... Самое смешное и нелепое — она, по сути, ребенок еще.
Денио молча воззрился на него, ожидая продолжения.
— Эта девочка — медленно, отрешенно, словно сам себе, добавил Краасс, — ставленница Центала. По-моему, я нашел истинного Хранителя.
Денио недоверчиво и почти опасливо поглядел на него. Материализовал себе и Краассу кресла. Следующим в воздухе повис широкий поднос с двумя бокалами и высокой узкой амфорой.
Краасс несколько насмешливо наблюдал за приготовлениями. Проговорил:
— Земляне тоже так расслабляются. Алкоголем, имею в виду. Он у них, правда, абсолютно гадостного качества. Но принцип тот же.
— А, — Отмахнулся брат, — Неудивительно. У всех народов, и высших, и примитивных, есть что-то общее или похожее.... Но ты рассказываешь действительно поразительные вещи. Мне даже захотелось поглядеть на это твое сокровище....
— Ну, если невтерпеж, устрой себе небольшой отпуск. Можешь прямо за мною отправляться. Отдохнешь от дел, проведешь время с удовольствием. Заодно и с приобретением моим познакомишься.
— Приглашение принято. Сейчас у нас что?
— Я, отсюда, завтра в полдень — на Рагез. Вернусь через сутки. Дальше по плану — бумажная канитель и... что там еще?
— Распределение.
— Верно. Центал выставлен не будет, сразу предупреждаю. Я его контролирую в ближайшее время лично, без посредников.
— Естественно. Понятно.
— И еще. Подробные отчеты мне утром обо всех зеленых мирах на периферии Центрального сектора, колонии будем расширять. Думаю, туземцы Центала выдержат расселение. В крайнем случае, подкорректируем их генетически, приспособим к новым условиям.
— Дельная мысль. — Согласился Денио. — Они и в самом деле первоклассные. Идея на счет искусственного заселения пустующих миров очень даже хороша.
— Я тоже так думаю. Нам не позволительно жить одним днем. Что бы там некоторые не заявляли.
— Большинство в Совете безоговорочно на твоей стороне. А отдельные недовольные были всегда. Стоит ли обращать внимание на подобные мелочи?
— Может их и немного, но головы они что-то поднимают слишком активно. И поведение их таково, что мне хочется головы эти свернуть. Не уймутся — буду принимать меры. Мне раскол не нужен, как и это глупое вольнодумство.
— Пойми, брат. — Денио говорил теперь очень осторожно, взвешивая каждое слово. Взрывной характер Краасса успел давно прослыть притчею во языцех. — Народ обеспокоен не на шутку. Рождаемость сократилась до критических цифр.
— Раньше это не мешало.
— Раньше нас было больше. Это действительно больной вопрос. Здесь важна тактичность и тщательность. Нельзя рубить с плеча!
Краасс скрипнул зубами. Посмотрел не Денио почти зло. Но не сказал ничего. Бухнулся в кресло. Налил себе вина. Понюхал.
— Выдержка хорошая.
— Конечно. — Денио улыбнулся. — Качество отличное. И бодрит здорово.
— Ладно. — Буркнул Краасс. — Взбодримся, коли так. Может, и вправду, отпустит?..
Они выпили. Посидели молча. Каждый — в своих мыслях. Понаблюдав незаметно за выражением лица брата, Денио решил рискнуть продолжить разговор.
— Не знаю, как ты среагируешь.... Но Эвфалия осталась и твердо намерена дождаться аудиенции. Она тебя очень ждала, Краасс.
— Да-да, — хихикнул тот, скорее нервно, чем раздраженно, — спит и видит: захомутать и получить вожделенные привилегии. Как мне уже этот их пожизненный расчет осточертел!.. Хотя... — на его губах мелькнула вдруг жестокая улыбка, — будет ей аудиенция. Мне тут в голову забавная задумка пришла....
Он прервал себя. Сидел, поигрывая бокалом, улыбался чему-то. Денио наблюдал и молча удивлялся. Краасс, с одной стороны, такой, как и всегда. А — с другой — совсем на себя не похож. Чудно!
* * *
Он вошел. Запер за собою металл дверей. Освободился от плаща, небрежно бросил в угол. Поправляя кобуру бластера, лениво, но приветливо, произнес:
— Привет тебе, Эвфалия. Что за нужда привела тебя сюда сегодня? Говори.
С дивана на противоположной стороне комнаты плавно поднялась девушка. Изящным движением поставила на широкий поручень резной серебристый кубок. Медленно грациозно подошла.
— Здравствуй, Нарий. — Глубокий низкий голос с легкой хрипотцой, бархатно синие, дышащие негой и чувственностью, глаза. Цвета воронова крыла волнистые длинные волосы уложены в затейливую прическу, украшены переливающимися каплями самоцветов. Пепельно-золотое, парчовое платье с низким вырезом плотно облегает великолепные формы, расходясь от бедер широкими, волнующимися складками. На полной груди — изумрудное цветочное ожерелье. Обнаженные руки оплетают бесчисленные браслеты.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
