Нежность Пустоты Грядущей

-Нрогое дрего...-прохрипел Занмар и силы, потраченные на слова были отняты им у конечностей. Подломившись, они уронили его на пол, сознание его, и без того подобное однодневному насекомому с оборванными крыльями, едва не обратилось в алмазную пыль и он мог только чувствовать ее прохладные руки на его голове. -Бролье, чрем...-черный гной резким толчком выплеснулся из его раны, — трой ренонок...

Она вздрогнула, мотнула головой.

-Ты прав, — печально прошептала она, выпрямилась и подняла обвисший на съехавшем к локтю ремне автомат, левой рукой откинула упавшую на глаза прядь.

В ангаре намного меньшем, чем тот, в котором он был ранен, Занмара встречают механизмы, какие он видел во дворце Сеятеля. Возле стен расставлены прозрачные колонны с неведомыми существами, свалены погубленные

, уничтоженные приборы, разбитые статуи, опороченные картины, круглые черные бирки с белыми номерами блестят на этих трофеях семенем на изнасилованной женщине. Занмар узнает устройства, с помощью которых Сеятель облучал мертворожденных, чтобы спасти их от некоторых болезней, аппараты, предназначенные для того, чтобы изгонять внутренних паразитов из подобных ему, весы с проемами, где удобно располагались их конечности и неловкая грусть, смущающая и волнующая, вынудила его счесть то время приятнейшим в его жизни. Так он и думал теперь, почитая за радость память о чудесах и удивительных рассказах, вспоминая Сеятеля также, как до встречи с ним — Евгению, сожалея о том, что так мало времени удалось провести рядом с ним, обо всем том, что осталось неизвестным и непонятым.

Но большую часть его занимала машина, какой Занмар никогда не видел во дворце, но назначение чье стало ясным как только он увидел несколько высоких, с узкими спинками кресел, укрепленных на тонкой стальной раме в окружении сияющих кружев, маленькие перед ними экраны и пульты с немногочисленными кнопками, тумблерами и переключателями, гладкие рычаги и ребристые педали управления из серебристого сияния на панели в ногах, соединенные тонкими проводами и трубками с черными коробками, c баллонами, укрепленными за спинками задних сидений и мерцающими красными сферами, в беспорядке разбросанными по тому неумирающему остову.

Перехватив поудобнее сумку, Джаннара подбежала к машине, бросила возле нее свою поклажу, вернулась к Занмару и, переместив за спину автомат, обеими руками обхватив тело его, потянула наверх, пытаясь вновь поставить его на ноги, но это ему уже было не под силу. Раз за разом она приподнимала его, а он падал, ничем не способный помочь ей и тогда она схватилась за обрубки передних конечностей и потянула его, оставляя на белесо-голубом полу маслянисто грязный, радужно поблескивающий черный след.

Поднявшись на задрожавшую под ее ногами платформу, служившую основой для кресел, она бросила на левое в среднем ряду автомат и, издавая рычащие стоны, надеясь, что ничем не повредит своему ребенку, втянула на нее Занмара. Тяжело дыша, она села в переднее кресло, положила руки на приборную панель, заманчиво влекущую притаившимися в правой части шкал красными стрелками, закрыла глаза, опустила голову и некоторое время сидела так, восстанавливая дыхание, успокаивая сердце и дитя.

Затем взор ее обратился на ворота ангара, ведущие к свободе. Встав, она подняла сиденье и из открывшегося хранилища достала два длинных троса, с каждой стороны заканчивавшихся стальными карабинами. Одним она дважды обернула тело Занмара, примотала его к среднему правому сиденью, застегнула один карабин на другом, а второй прикрепила к стойке возле заднего в том же ряду кресла и к своему поясу.Из своей сумки она достала маленькую красную коробочку и, добежав до притаившейся слева от входа кабинки оператора, нажав на кнопку, открывавшую внутренние ворота, поместила ее на пульт управления. Вернувшись в машину, она втянула за собой трос, пристегнула себя широкими черными ремнями и перевела один из блестящих переключателей перед собой из нижнего положения в верхнее. Тонкие стрелки вздрогнули, метнулись к левой стороне шкал, трубы напряглись от жидкостей и газов, манометры на баллонах изменили спокойствию своему и черная жидкость брызнула из крошечных форсунок на черных трубках, заполняя собой пустое пространство между ними, создавая оболочку, способную защитить от самой пустоты. Сжав в руках рычаги управления, Джаннара приподняла машину над полом и она, еще не обретшая полностью покрытия своего, медленно двинулась к разошедшимся воротам. Когда она уже почти миновала их, из открывшегося лифта появились в ангаре командир Хонна, к одежде чьей добавились поднимавшиеся до локтей сетчатые перчатки и трое облаченных в исцарапанную броню насмешливых солдат. Посмотрев на машину, полностью покрывшуюся зеркально-черным чешуйчатым панцирем, обросшую в некоторых частях своих мехом и отдельными, короткими толстыми волосками, он бросил взгляд на кабину оператора, улыбнулся и махнул рукой в сторону лифта, сам заходя в него последним, не оборачиваясь и не сомневаясь.

Когда машина прошла открытые створки и они закрылись за ней, оставляя ее в гудящем волнении шлюза, Джаннара нажимает на белую кнопку передатчика, оставленное ею взрывается, разрушая панель управления, оставляя от кабины оператора неровные листы и полосы обожженного, искореженного, дымящегося железа, но, вопреки ее ожиданиям, внешние двери остаются неподвижными.

-Было глупо...— она расслабляется в кресле и, тяжело вздохнув, смотрит на округлый изгиб прозрачного материала перед собой, на черные створки дверей, неровную их поверхность, покрытую нанесенными через трафареты полустертыми золотистыми восхвалениями Сеятелю.

-Джаннара...— спокойный и холодный, печальный и усталый голос командира раздается из динамика, расположившегося между двух циферблатов на панели управления, -Ты действительно считаешь, что он — это новое Великое Древо?

-Да.

Холла усмехнулся, с легким треском голос его пропал и через минуту тишины створки ворот брезгливо отодвинулись друг от друга, ослепляя Джаннару близостью солнца, являя ей далекую темноту ствола и прикрытые неповоротливыми скорбными облаками расплывчатые листья.

Положив вспотевшие руки на штурвал, она осторожно направила машину к выходу из ангара и, покинув тело огромного корабля, она несколько мгновений пребывала в спокойствии рядом с ним, влекомая стремлениями его, но затем Джаннара коснулась маленькой белой кнопки между двух циферблатов и в то же мгновение корабль исчез, возносясь к вершине Великого Древа, тогда как они оставались неподвижными и бесславными.

Развернув машину так, чтобы путь ее пролегал в противоположную стволу сторону, она передвинула стальной рычаг возле правой своей руки и тихий, звенящий гул двигателей чуть толкнул их, чтобы со все увеличивающимся ускорением направить в те пространства, где таилась рассыпчатая, безвкусная тьма. Отстегнув ремни, Джаннара перебралась к своему спутнику и, опустившись на колени перед креслом, на котором он лежал, положила руки на его увлажнившийся панцирь. Улыбаясь, она смотрела на него тем взором, каким мать любуется своим причиняющим только разочарование и боль единственным ребенком, пальцы ее осторожно поглаживали выступы на гладкой твердости его, чешуйки между верхних глаз, угловатые наросты по бокам головы, темные слезы текли по ее щекам и против воли тянулись друг к другу колени.

В молчаливом зловонии протекало путешествие их. Она засыпала и просыпалась, смотрела на шкалу, обозначавшую запасы их топлива, глядя как медленно смещается влево, одну за другой оставляя позади себя белые цифры тонкая синяя стрелка, всматривалась в темноту, к которой стремились они, пытаясь увидеть в ней что-нибудь, способное уверить в правоте того, кто зачал в ней ребенка, гладила свой тугой живот, ласкала себя, в отвлеченном изнеможении находя успокоение, вытирала лужи черной жидкости, вытекавшей из Занмара тряпкой, в которую превратила свою майку, поглощала тонкие белые плитки сухого пайка, запивая его горьковатой водой из прозрачной бутыли, мочась в заполненную всеядными бактериями емкость в левом заднем кресле и вновь погружаясь в утомительный сон. С хриплым сопением втягивали в себя воздух поры на стенах машины, чуть расширялись и выталкивали его обратно, снабжая легким стальным ароматом. Машина работала так, как должна была, ничем не выказывая усталости или неисправности, время превратилось в расточительный и скучный бред.

Достав из своей сумки маленькое круглое зеркальце, все в отпечатках пальцев, она долго всматривалась в него, поворачиваясь то одной, то другой щекой, после чего положила его на приборную панель и, не вставая с кресла, повернулась к Занмару.

-Посмотри, что ты сделал со мной. Я уже так долго без мужского семени...у меня появились морщины, потемнели глаза, еще немного и я совсем перестану быть привлекательной...— спрятав лицо в ладонях, она заплакала, радуясь тому, что все глаза его закрыты и он не может видеть всего, что происходит с ней.

Она вела машину вперед и вниз, помня, что обратное движение всегда было намного сложнее, пытаясь вспомнить все, что рассказывал ей Джонас, настроив приборы так, чтобы не пришлось ей самой управлять торможением и за одно мгновение они падали на много ветвей вниз, никак не чувствуя того. Снова и снова смотрела она на маленький выпуклый экран, заполненный синими тусклыми цифрами, убеждаясь в том, что слишком далеко от нулевого слоя находились они, но даже в тот день, когда одно из значений изменилось, говоря ей о том, что опустились они до уровня корней, радости не возникло в ней. Здесь нулевой слой был грязным, истощенным, испорченным, Великое Древо пытало его, наслаждалось им, впитывало из него все, в чем нуждалось и для того, чтобы новый появился росток они должны были двигаться дальше, несмотря на то, что меньше половины оставалось уже топлива и возвращение становилось невозможным.

-Ты будешь таким же...— шептала она, закрыв глаза и нежно поглаживая его, — Ты будешь вбирать в себя все, до чего сможешь дотянуться, опустошая, отнимая...-на мгновение она замолчала и закрыла глаза.-Это не должно остановиться.

Вытянувшись поперек передних сидений она спала, иногда и с открытыми глазами, ощущая падение возвращением, что пугало и восхищало ее, просыпалась, смотрела на мерцающий экран, переменчивые цифры его, на измеритель топлива, на умирающего Занмара, достав из сумки аптечку и бутылку с водой выпивала еще одну желтую пилюлю и вновь погружалась в иссушающий сон.

Она проснулась в очередной раз от того, что машина дернулась и остановилась, высветив более яркими некоторые из строк на экране и губы ее исказились отвращением, когда поняла она, что закончилось путешествие их. Чуть менее трети оставалось шкалы перед синей стрелкой и Джаннара уже не могла вспомнить, было ли когда-нибудь иначе. Некоторое время она провела, глядя на нее не моргающими глазами, поглаживая свой живот и шевеля губами в неслышных стенаниях, после чего, посмотрев на Занмара, из которого почти не текло уже черной жидкости, неуверенно улыбнулась и подняла сиденье правого кресла, из пустоты под которым достала прозрачный лишь на одну половину, покрытый вмятинами шлем и, посмотрев на свое отражение в его темном забрале, недовольно нахмурилась.

Перед тем, как натянуть на себя скафандр, она достала из сумки маленькое круглое зеркальце, зажала между подголовником кресла и спинкой, прикрыла трещинки на губах фиолетовой помадой, бледной пудрой попыталась скрыть морщинки и пятна, черными карандашом и тушью вернуть привлекательность потускневшим, покрасневшим глазам, черными блестящими тенями создать жестокий контраст, ведь женщина всегда должна хорошо выглядеть, особенно же когда происходит нечто значимое для нее.

Дверь растеклась в стороны перед ней и, включив закрепленную на левом плече крошечную, но ослепительно яркую лампу, она осторожно опустила решетчатый трап с зависшей над нулевым слоем машины. Спустившись на пару ступенек, она развернулась, схватила Занмара за передние, зажившие уже конечности и осторожно вытянула его. Тело его тяжело ударялось о каждую ступеньку, но она, неуверенная даже в том, что он был жив, полагала, что это не может причинить ему вреда. Коснувшись левой ногой нулевого слоя, подняв серовато-зеленую пыль она ощутила всегда возникающую от того звонкую дрожь и улыбнулась тому, что осталось в мироздании нечто неизменное.

Когда ей, вспотевшей, с трудом держащей спину прямой под весом содержащего восполняющие системы ранца, удалось сбросить тело Занмара с нижних ступенек и он упал на нулевой слой, она смогла, наконец, выпрямиться и развернуться, чтобы посмотреть на Великое Древо, не без оснований полагая, что немногие видели его с такого расстояния. Ее народ отправлял экспедиции к корням, автоматические зонды к вершине и в сторону от дерева, они получали фотографии и видеозаписи, но, кроме Сеятеля, она не знала никого, кто мог бы помнить нечто столь удивительное увиденным собственными глазами.

Великое Древо было лишь светлым, туманно-матовым, едва заметно мерцающим ветвистым силуэтом высотой едва ли больше, чем расстояние от кончиков ее пальцев до локтя, вокруг которого вспыхивали и гасли крошечные искры звезд. С такого расстояния казалось, что оно качается, верхушка его отклоняется то в одну, то в другую сторону и она не знала, было ли то иллюзией или же некие неизвестные ей ветра и силы служили причиной этого пугающего движения. Между ней и Древом могли находиться явления, искажающие взор, невидимые линзы, смысловые ловушки, желающие обмануть ее, не подозревающие о том, что научилась она уже равную ценность придавать истине и лжи. Она осмотрелась, полагая, что на таком расстоянии от одного Древа должны уже быть видны и другие, но только самодовольная темнота окружала ее и ничто в ней не могло подсказать возможность иного. Если бы здесь был кто-нибудь, кроме нее, Джаннара пожала бы плечами, усмехнулась, сказала бы что-нибудь, ударила бы его, но оставалось ей только улыбаться в скромном молчании и равнодушном покое.

Они были слишком близко. Возможно, ей следовало бы потратить все топливо, не останавливаться в первом же показавшемся пригодным месте, но теплое бессилие стало единственным, что чувствовала она и потому ей было безразлично. Старое Древо умрет раньше, чем в полную силу проявит себя новое и, даже если оно отнимет последние соки у предшественника своего, жизнь его большее имела значение.

От волнения нулевого слоя и близости его нечто проснулось в теле Занмара. Органы, ранее бывшие почти незаметными, расширились, наполнились соками и жидкостями, что еще оставались в нем, сознание его вернулось, занятое только пульсирующим болезненным долгом и он, превозмогая холодную боль, пополз в сторону от машины, сопровождаемый спокойным взором Джаннары и ее легкокрылой улыбкой.

Все в нем на мгновение остановилось, сильная дрожь сотрясла его и он упал, конечности его взметнулись и ударили в нулевой слой, глубоко погружаясь в него, вытягиваясь, упрочняясь, разветвляясь, нащупывая в нем то, что могло привлечь только их, выпуская в него шипы, овладевая им и покоряя его.