Les

— Правильно, Век! Муж у меня очень смышленый. Вот когда станет вождём, то все вы это тоже поймёте!

— Ну, а где же он его хранил всё это время, что даже дети про то не прознали?

— На нашем ложе! Где ж ещё? Мешало оно мне — жуть! Как начнёт Хомка меня мять, а тут — копьё! Но я терпела!

— Терпела? А зачем? Что, не было другого места? Да и то, право дело, как можно терпеть в любви?

— Хомка сказал, что так надо. Что, мол, копьё это не простое, что это символ его власти как вождя. Ты прости, Век, но это он говорил, что, когда тебя не станет, то непременно выберут его. Как увидят копьё, так и выберут!

— А, может, он в город подался? Ничего не говорил? Может, в ратники к Князю?

— Что ты? Глупости такие говоришь. Совсем старым стал. Менять пора! Не молодой Хомка-то. Да и зачем ему к Князю идти? Хомка Князя сам боится. Он же ждал, что ты вот-вот помрёшь, и тогда его черёд верховодить будет. Зачем ему к Князю идти?

— Ну, как это зачем? Копьё-то Князево. Вернул бы, а тот, глядишь, в ответ, согласился бы подсобить вождём стать? Был такой разговор?

— Здрастьте! Так он и отдаст копьё. Уж как он его берёг! Порой мне казалось, что его он больше меня любит.

— Тогда, извини старика! Сама говоришь, менять пора. Ты, вот что! Пока домой иди. Жди, значит. Хомка он никуда же не денется. Вернётся! А ты, как он явится, мне сообщи. Мне ему кое-что передать нужно. Да только не вздумай сообщать ему об этом! Представляешь, как он будет горд, когда я сам к нему на порог пожалую!

— Ой, спасибо, Век! Всё сделаю, как велел! Ты не думай, я не дура! Понимаю, что к чему. Хорошо нам с тобой было. А теперь время мужа настаёт!

— Но пока ещё не настало. Потому языком поменьше трепли.

— Да с кем мне болтать-то? С дурами-соседками, что ли?

И, преисполненная важностью, женщина удалилась.

— Лешек! — Тихо позвал Век. Тот возник молча за спиной. — Узнай всё, что сможешь. Куда двинулся, кто что видел, что знает.

Лешек исчез.

— Ну! А теперь с тобой разбираться буду. Пошли в дом.

Я подробно, как мог, описал нашу встречу. Особо упирая на то, что вовсе не пытался убедить его в свой избранности.

— Однако именно после этого разговора он и принял решение об уходе.

— Он понял, что я его вовсе не боюсь, и не намерен поджимать хвост.

— Правильно! А пока ты здесь, то вся его затея стать вождём лопается как пузырь. Но и ждать невесть чего — он тоже уже не мог. Столько сил вложил. Он уже не может повернуть вспять. А ты ему про природу рассказывал, о красоте! Что он теперь своим сторонникам скажет? Смотрите, какие кругом красивые букашки, какие облака, как всё вокруг красиво. Я теперь на красоту смотреть буду, об этом думать, а не о том, как вождём стать. Так что ли?

— Не совсем так. Природа, она образ. Образ гармонии и правильности. Нельзя эту гармонию нарушать, всё наперекосяк пойти может. Нельзя и против порядка среди людей идти, тоже беды не оберёшься!

— Всё это слишком сложно для тех, у кого сыновья достигли возраста оружие держать! Все родители не для смерти детей растили. И ради детей на всё пойдут. Вот куда Хомка подался? Зачем ушёл? К кому ушёл?

— Он подмогу искать будет. И не у Князя. Остаётся, у чужих племён!

— Понял, наконец-то! И что нам теперь от него угроза. Всей деревне! Вот о чём речь наша! И об этом тебе вчера мыслить надобно было.

— Так и как мне было себя вести? Что, наврать ему с три короба, что всей душой за него, что всех подбивать за него становиться? Ну не способен я врать! Сам себе противен буду!

— Вы позволите? — Раздался тихий голос Светлы.

От неожиданности я подскочил и залился краской.

— Светла? Как ты здесь? Проходи!

— Позволь, Николай, мне самому за своими гостями присматривать. Чай, мой это дом. Пока! А сам садись, чего вскочил?

— Ты меня извини, Век, за мои слова, но мне кажется, нет вины Николая, что Хомка сбежал. Его побег давно предрешён был. Он сам себя от рода отделил. Сколько я его помню, всё был о себе большего мнения. Всегда ему хотелось над всеми верховодить. С ним и работать мало, кто соглашался. Других слушать не желал, зато требовал, чтобы его слушали. И слушались! Помните, когда он Мирку оговорил. А Николай все обвинения, весь обман против него же и направил. Хомка уже тогда попытку стать вождем предпринял. Если бы Мирку осудили, то следующим, тебя, Век, судить бы стали. Не вышло. Хомка на время затаился. А когда Николай ушёл, он и решил, что настало его время. Будь бы медведь поудачливее, то Хомка и был бы вождём. А когда Коля вернулся, то опять поперёк его замыслов стал. Понял Хомка, что не быть ему теперь вождём. Вот и сбежал. Так что, Коле и врать не нужно было.

— М-да! До чего же люди разными бывают! Оказывается, бывают и поумнее вождя! Не перебивай! Не для похвальбы это сказал. Так оно и есть. Я же с твоей стороны не удосужился посмотреть. А ведь ты права. От Хомки ждать беды пришлось бы одинаково, стал бы он вождём или нет. Хорошо другое. Род наш в надёжные руки передам. Вы вдвоём много сможете добиться. Вот только не расставайтесь! Да и помириться пора. Что это за дело? Муж и жена, а живут порознь.

Покрасневшая Светла взялась за мою руку и тихо, но решительно промолвила:

— Я за тем и пришла!

— Светла... — Задохнулся я о неожиданного свалившегося счастья.

— Ну, ступайте! Ещё в доме вождя не лизались!.. — Грубовато стал подталкивать нас к выходу Век.

Как мы шли, не помню, а когда вошли в свою пещеру, не выдержав, набросился с поцелуями к Светлее.

— Подожди... — Успела промолвить любимая, и тут я услышал плач ребёнка.

— Что это?

— Я хотела тебе показать...

На нашем ложе лежал ребёнок. Маленький, голенький, перебирал руками и ногами и басом орал. Ему, наверно, было холодно нагишом.

— Светла! Это...

— Наш сын, Коленька!

— Так что же ты молчала! Почему сразу не сказала?

— Прости, родимый, но я боялась.

— Чего? Что я сына не приму?

— Нет! Хотя и это тоже. Я боялась, что, как и в прошлый раз побудешь, а затем, вновь уйдёшь. А сын привыкнет к тебе и как ему будет больно тебя терять.

— Ничего более нелепого в жизни не слыхал. А Век тебя за ум твой хвалил!

— Прости! Но я не умею точно передать то, что чувствую. Я действительно так и думала. Я теперь много чего бояться стала. Но больше всего, что ему кто беду принесёт. А особенно, если беда от тебя будет. Понимаешь, он МОЙ! Я его от всех защитить сумею. Но не от тебя! Понимаешь? Я боялась между вами разорваться, я боялась, что ты его больше меня любить будешь, и что ты его меньше чем я любить будешь! Понимаешь, я себя боялась!

Ничего, конечно, в её словах я не понял. Но понял только одно. Не уходи бы я тогда, Светла так не переживала бы сейчас.

— Вот оно что...— Только и промолвил я.

— Я знала, что поймёшь меня! Спасибо, милый! Я его назвала Славий! Сама такое имя выдумала!

— Ты у меня, умница! Сколько же ему?

— Уже полгода будет!

Мальчишка, укутанный меховой шубой и лаской матери, притих и опять заснул.

— Как же ты одна с ним управляешься?

— Я не одна. Мне сестра помогает. Баба Тана заходит. Поначалу, мать со мною жила. Братья едой делятся. Так что, всё у меня хорошо.

— Да, — вспомнил я, — мать перед смертью просила передать тебе привет и её благославение!

— Я знаю!

— Откуда?

— Видела. Это после родов было. Лежу я одна. Сыночек рядом посапывает. Вдруг вижу, кто-то входит. "Баба Тана?", спрашиваю. "Баба, — отвечает, — да не Тана". Смотрю, женщина незнакомая и на ней одеяние иное. И я поняла, что это твоя мама. А она смотрит на меня, на сына и хорошо так, по-доброму улыбается. Потом, провела вот так рукой, будто укрыла и говорит: "Будь счастлива, дочка! И ты, и сынок! Мужа жди. Он вас спасёт. Верьте ему!" Сказал так, и исчезла.

Я лежал, глядел в отблеск луча на карнизе и не знал, как мне реагировать. Чудес в последний год насмотрелся вволю. Но, чтобы собственная мать стала доброй волшебницей и переносилась по мирам... Эдак скоро и я волшебником стану.

ИЗМЕНА

Сын, как и я, не дурак был поспать, и мы со Светлой всю ночь блаженствовали. А утром, когда самый сон, мне просто не дали это сделать.

— Николай! — Услышал я голос Лешека.

Мужик он молчаливый. И если уж он позвал, то значит дело очень серьёзное.

И снова я оказался в пещере вождя.

— Повтори! — Кивнул головой Век.

— Хомка ушёл к дергачам! — Заявил Лешек.

— Кто такие дергачи?

— Соседний род. До них дней пять ходу. Когда-то, ещё при моём отце они пытались захватить эти края, но тогда у них не вышло. Старый Князь с дружиной встретили их в переходе отсюда. Больше к нам не совались.

— А откуда такая уверенность? Может быть, и не к ним?

— Может быть. Но по всему видать, что именно к ним. Прежде всего, из дому продуктов не брал, но запасы, что родом хранятся, кто-то переполовинил. Никогда этого не было. Как и не было такого, чтобы кто из рода уходил. Запасы грибов не тронуты, а зато зерна стало намного меньше. У корневиков пропал твой первый топор. Тот, что ты сейчас принёс, старшой и во сне из рук не выпускает, а про старый и забыли. Вот он и пропал. У охотников пропали силки и кресало. Теперь, о пути Хомки. Он ушёл вверх по Сетупке. Туда дорога к Княжьему городу, и к дергачам. Только к Князю от Камня направо через ельник, а Хомка — налево пошёл.

— Почему ты так думаешь?

— Налево небольшое каменистое болотце есть. — Начал Лешек, но я его перебил.

— Как это, каменистое болотце? — Спросил я, тут же вспоминая Серёгу, который то же самое про болото Запретного леса говорил.

— Да так, болото не топкое и камней в нем много. Так вот на одном совсем недавно мох содран. Звери там не ходят. Значит, копьём и содрал, когда упирался пробираясь. А дальше, уже далеко, место от костра встретил. Налево он пошёл, к дергачам.

— Хорошо, а что односельчане говорят?

— По разному. Но никто не верит, чтобы он к Князю подался. Хомка сам верховодить стремился, а у Князя ему бы этого никто не позволил. И уж точно не стал бы Хомке помогать, вождем становиться. Князю, ведь, спокойствие на окраине важнее. Иначе через неспокойные деревни врагу легче пробраться. Уж пусть лучше сами деревенские выберут себе вождя какого хотят. В общем, для всех это большая неожиданность. И его не одобряют даже его сторонники.

— Что делать будем? — Спросил Век.

— Прежде всего, следует оповестить Князя, затем необходимо установить пост, с той стороны, откуда неприятеля ждать.

— И что, Князь так и примчится нас спасать? Нет, он появится, когда неприятель деревню уже захватит. Не раньше. Всё что ты сказал, и про заставы, и про Князя, я уже распорядился. У Лешека есть люди, которые следить приучены. Из семей охотников. Я о другом думаю. Нам нужно как-то и врага остановить и самим выжить. Скоро тебе об этом в первую очередь думать придётся.

— Не время сейчас о таких вещах спорить, а что делать нам самим, буду думать. Сегодня лишь второй день, как он ушёл, значит не раньше чем через месяц нужно ожидать передовые отряды. Что-нибудь к этому времени придумаю.

— Ладно. А пока охраной Лешек займется. Ступай.

И в этот момент меня качнуло. Да так, что я еле устоял на ногах. Будто, земля вздрогнула.

— Землетрясение! Вон все из пещеры! Как других на улицу, а не в грот вызвать?

Но Век не ответил. Он сидел, испуганно протягивая ко мне руку, и ни слова не мог вымолвить.

— Вытаскиваем его! — Крикнул я Лешеку. Но тот сам уже бросился спасать вождя.

На улице уже была паника. Люди кричали, дети плакали, женщины выли.

— Все за реку! Ждите меня! В пещеры — ни ногой!

У своего дома меня встретила жена с сыном, а по бокам мои собачки? Где же они вчера весь день были? Как-то не к стати подумалось мне. В отличие от остальных, все они были спокойны.

— Как вы?

— Нас сразу, как ты ушёл, волки из пещеры выгнали. Никогда я такого не видела. Один с внутренней стороны набрасывается, а второй между мной и выходом мечется. Как бы говоря, за мной иди. Ну, я Славия взяла и вышла. А как только мы отошли от пещер, волки и успокоились. А что это было?

— Землетрясение! Редкое, но очень опасное явление. Давай, пока, за реку идите. Кто знает, может и повториться. Хотя, судя по поведению собачек, ничего похожего не будет.

— Собачек? Какие ты названия интересные придумываешь!

Убедившись, что никто не остался в пещерах, к деревенским присоединился и я.

— Плохо дело! Век, похоже, онемел! — Лешек стоял весь белый. Даже, когда трясло, он таким не был.

Возле вождя сгрудились все. Бедняга глядел по сторонам, улыбался смущённой улыбкой и молчал.

— Век! Ну что ты?

— Ы!.. О!.. Одь!.. — Пытался что-то сказать, но прорывался только стон.

— Ладно! Не волнуйся, никто не пострадал, всё хорошо.

Но Век неожиданно рассвирепел!

— Авя-а-вуа ва! — Но тут же взял в себя в руки и, теперь оглядывая всех отчетливо сказал:

— Он! Ождь!

Затем, остановив глаза на мне, тихо сказал:

— Я! — И закрыл глаза. Но тут же вновь открыл и произнёс — Ты! Сын! — После чего снова закрыл глаза. Он глубоко дышал и не мог отдышаться.

— Он назначил тебя вождём взамен себя! А сам умирает! — Со слезами проговорил Лешек. — А ещё, он в тебе сына признал.

— Нет, подождите, ему незачем умирать! Ах, чёрт, моя аптечка там! Как не вовремя. Слушай Век, ты представь своё сердце и ласкай его как девушку. Сердце к ласке отзывчиво. Называй его самыми хорошими словами, представь, что ты его любишь, как никогда не любил. Поверь, так будешь делать, и оно тебя не подведёт! Дайте ему воздуха, отойдите. Вот Светла тебя за руку возьмёт и будет гладить, а ты гладь сердце. Давай, лечи себя, а мне нужно ещё много дел успеть.

— Так, граждане-товарищи, эту ночь, всем нам придется ночевать здесь. Поэтому, пока не стемнело, нужно сделать навесы. Насколько я разбираюсь, повторения толчков не будет, но лучше не рисковать.

— Что с вождём? Ты сумеешь его вылечить.

— С Веком плохо. Эта болезнь мне известна. Инсульт называется. Она поражает мозг. Человек теряет возможность говорить — язык становится как смола, да и сами слова забывает, порой становится как ребёнок. Лечение в таких случаях одно: спокойствие, время и сильнейшая воля победить болезнь. Будем надеяться на успех. А пока, за работу.

СНЫ

В эту ночь я в первый и в последний раз увидел во сне мать. Да так чётко и ясно, словно и не сон это вовсе. Возможно, что действительно не сон. Никто и никогда во сне о том, что он спит, не догадывается, а я — так сразу, как увидел мать, то и решил, всё это сон. И мать смеётся: "Сон, Коленька сон!"

А приснилось вот что. Идем мы, якобы, с матерью по полю, а навстречу нам орда. Нет не орда. Слово это к татарам подходит, а здесь не татары, а русские. Те же бороды, такие же русые, так же неспешные. И говорят чудно. Вроде как украинцы или белорусы — что-то понимаешь, а что-то нет. Одним словом не чужие, но в то же время — враги. Я матери: "Нужно уходить!", а она говорит, не видят они нас, не бойся, а ты вглядывайся и запоминай. Войско тем временем обходит нас как деревья. И вот показалась странная процессия. Несут на каких-то щитах людей. А те важные сидят, надутые. До нас донесли, и самый главный рукой махнул, все войско и стало. Привал, стало быть. Едят и разговаривают. Но что говорят — не пойму. Я мать спрашиваю, а она отвечает, что не это важно, а то, что они идут вас покорить. Ну, говорю, это нам известно. Ждем такой беды. Ждете, говорит мать, да не оттуда. Я гляжу, и впрямь, за спиной наши огороды видны и дорога, камнями вымощенная, вниз к пещерам ведёт. Батюшки, а мы ведь их совсем с другой стороны ожидали. А мать говорит, это не беда, беда в другом. В чем же, спрашиваю. В жилищах ваших, отвечает. Да как же так, интересуюсь. Не для людей они. Тебя никогда не удивляло, как это природа создало в таком прочном камне такие удобные пещеры. Причём все они на гроте сходятся. Я оправдываюсь, что удивляло, я многому удивлялся, а потом — забыл. Ну, так знай, взорвётся скоро утес ваш. Поэтому, пока не поздно, уводи людей в другое место. Куда, мама, спрашиваю? А это уж тебе решать. И когда же он взорвется? А я тебе уже говорила. Сказала так и повернулась уходить. Мама, кричу, так выходит, не природа создала утес наш? Мама повернулась, улыбнулась и говорит — выходит так. И её не стало. Я подскочил, а уже светать начало. А самое главное, весь сон от начала до конца я запомнил. Никогда сны не запоминаются, а тут — запомнил!