Такие смешные человечки

— Да, пожалуй Яновы проблемы могут показаться несерьезными кому угодно кроме самого Яна. И подобные проблемы есть у каждого из нас.

— А какие проблемы у меня? — поинтересовался Иван.

— О, ты у нас не от мира сего. Тебя волнуют только научные проблемы. Тоже, кстати, довольно смешные, например, проблема проникновения в дальний космос. Тоже мне проблема! Да кому он нужен этот дальний космос? Что нам, возле Солнца что ли плохо живется?

— Ну а какие проблемы у тебя? — Сара уже достаточно успокоилась и Иван больше не опасался что она снова погрузится в воспоминания.

— У меня? — усмехнулась Сара, — Да в общем-то самые что ни на есть дурацкие: мочи нет, охота выйти замуж, да только не за такого субъекта который месяцами не вылезает из лаборатории, — Сара смерила Ивана презрительным взглядом, — а за настоящего мужика, пускай даже немного простоватого, но который бы любил свою жену и детей, старался уделять им как можно больше внимания, который, в конце концов, был бы всегда поблизости чтобы, вульгарно выражаясь, вдуть мне как следует, когда мне того захочется. Но, похоже, эти мои мечты так и останутся мечтами. Где ж сейчас найдешь дурака который пожелал бы связать себя узами брака. Все просто с ума посходили: свобода личности превыше всего!

Даже названьице придумали для нашего времени: Эра завитого индивидуа­лизма! Господи! Да зачем она нужна простой женщине эта самая свобода? Я бы, на пример, была не прочь зависеть в чем-то от своего любимого мужа, толь ко бы знать что и он ко мне хоть как-то привязан. Так что получается что полная свобода мне вовсе и не к чему, и таких людей как я, людей мечтающих обрести зависимость в нашем абсолютно свободном обществе — великое множество. А тот кто в самом деле рвался к свободе, кому она была необходима как воздух, тот был свободен в любые времена. Он был нищим, оборванным, голодным, холодным, но он был свободен и занимался только тем, к чему стремилась его душа, а общество всегда хоть как-то поддерживало таких людей и даже поощряло этих вольных художников, платя порой немалые деньги за результаты их свободного творчества, очень часто малопонятные простому человеку. А теперь даже свобода не воспринимается как благо. Точно так же, в прочем, не считаются благом, способным осчастливить человека, и дом, и транспортер, и прогулки в космос, да и все прочие прелести цивилизации. Люди совершенно разучились радоваться мелочам! Так вот и живем мы все: свободные, независимые, материально обеспеченные, каждый наедине со своими смешными проблемами. Может быть мы и несемся сейчас черти куда, на заброшенный планетоид за миллионы километров от Земли, потому что только там мы можем вновь хоть ненадолго обрести то, от чего когда-то так старательно избавлялись, то есть трудности, лишения, риск может быть даже угрозу жизни и, самое главное — чувство товарищества, незабываемое ощущение зависимости безопасности и самой жизни всех от действий каждого, зависимости, помогающей избавиться от ужасного чувства одиночества в толпе. Опасности и лишения просто необходимы для того чтобы потом, после их преодоления, обрести подлинное счастье. Без этого счастья, пожалуй, и не бывает. . . Можно даже наверное с математической точностью вычислить сколько часов счастья приходится на один час невзгод с учетом, так сказать, концентрации того и друго­го а так же индивидуальных особенностей конкретной личности. Все что выходит за пределы этого соотношения — всего лишь серые, унылые буд­ни нашей жизни и тут уж не помогут никакие увеселения и развлечения, Увеличить, если можно так выразиться, количество счастья можно только с увеличением количества противостоящего ему горя, а порознь эти две составляющие нашей жизни не проявляются. Горе служит проявителем для счастья, а счастье — для горя. И тут получается парадоксальный вывод: самовоспроизводящиеся системы избавили нашу жизнь от многих трудностей и проблем, но в тоже самое время они лишили нас радости, которую мы испытывали, преодолевали в конце концов, хотя бы временно, свои трудности, решая проблемы. Благодаря системам жизнь землян стала совершенно беспечной, но и общее количество человеческого счастья тоже резко уменьшилось. Воя наша жизнь постепенно превращается в сплошные серые будни, ничуть не становящиеся менее унылыми от того что они заполнены бесконечными увеселениями и развлечениями. Мы понемногу понимаем что нельзя веселится бесконечно, что бесконечная праздность тоже может стать тяжким бременем. От этого кошмара нас спасает только работа, которую мы сами на себя взваливаем, а еще трудности и опасности, создаваемые чисто искусственно, хотя бы с помощью вот этих путешествий с приключениями, или же на пример, по методу чудиков, которые умышленно отказываются от многих благ цивилизации, лишь бы хоть как-то отравить себе жизнь. Странно, правда? Получается этакий своеобразный закон относительности: никакими внешними материальными факторами нельзя изменить соотношение между счастьем и горем, это соотношение зависит только от индивидуальных особенностей каждого конкретного человека. И отсюда следует что мы менее счастливы чем люди в древности, ведь относительно тех времен количество горя у нас резко уменьшилось, да к тому же и сама наша психология изменилась в сторону преобладания горя, так как мы совершенно разучились радоваться простым вещам. Тебе не кажется что это бред? — Сара насторожено глянула на Ивана.

— Да, вообще-то, — рассмеялся Иван, — выводы довольно забавные. Но знаешь, принципы относительности это такая интересная штука что с их помощью можно доказать все что угодно. Я, на пример, как-то раз доказал Яну что он со своими двумя университетами знает ничуть не больше чем тот же самый неандерталец.

— Это как же? — заинтересовалась Сара.

— Да элементарно! Вот представь себе: Вселенная бесконечна, значит бесконечно и Знание об этой Вселенной. А что такое любое, даже самое огромное число по сравнению с бесконечностью? Это просто нуль! Вот и получается что сколько бы мы не открывали для себя этот мир, наши скромные познания относительно бесконечного Знания всегда будут равны нулю, вот и получается что относительно бесконечности Ян со всей его эрудицией в области электроники и физики поля, со всеми его диссертациями, знает ничуть не больше чем пещерный житель, только то и умевший что Добывать огонь трением.

— А зачем же мы тогда так рвемся к этим знаниям, если они все равно равны нулю, как бы велики не были?

— Вот и Ян тоже ходил целый день понурый, переваривая мою гениальную теорию а потом подошел ко мне и опрашивает: Так на кой черт нам то­гда все это сдалось?" Тут уж мне пришлось объяснить ему что для нас имеет ценность не только относительная, но и абсолютная величина на­ших знаний, по абсолютному показателю мы знаем все-таки чуть-чуть побольше неандертальца. Даже с использованием своих относительно нулевых знаний мы сумели достичь определенных вершин, и нам есть смысл продолжать исследования и дальше, потому что, хотя в относительном исчислении наши познания и будут оставаться нулевыми, но в абсолютном плане мы можем открыть нечто такое, что кардинально изменит всю нашу жизнь. Вот ради этой задачи и стоит потрудится пока еще есть силы и желание. Этот вывод Яна несколько утешил. но не очень, с тех пор он любит, особенно по пьяни, применять столь коварные принципы относительности. Вот и сегодня он все сравнивал, что значит человеческая жизнь относительно жизни звезд, ну и конечно пришел к выводу что человеческая жизнь — ничто.

— Разве ты не находишь что он прав? Ты сам когда-нибудь размышлял над черепом бедного Йорика?

— Конечно, в свое время я много об этом думал.

— И что же ты надумал?

— Я надумал что об этом лучше не думать.

— Вот как? Значит твое показное легкомыслие это просто твой принцип? -Сара глянула на Ивана с интересом, — А я-то наивно полагала что тебя вообще не волнуют никакие проблемы кроме научных.

— Ну что ты! — Иван грустно улыбнулся. — Были когда-то и мы молодыми. . .

— Тоже мне дедушка нашелся! — фыркнула Сара.

— Ты не обижайся, — невозмутимо продолжал Иван, — я все-таки чуть постарше тебя и вот что скажу: у тебя сейчас такой период, ты заново открываешь для себя этот мир, тебе кажется странным как это другие люди не замечают простых вещей, тебе кажется что тебя одну волнуют всякие там возвышенные проблемы, но тут ты заблуждаешься. Почти все мы раной или поздно проходим через это. Каждый здравомыслящий человек в свое время начинает задумываться о смысле жизни, о том для чего весь этот мир и для чего мы в нем, и от того как человек решит для себя зависит вся его дальнейшая жизнь. Некоторые так до конца своих дней и ищут безуспешно ответы на вечные вопросы. Первые самые сильные страсти перегорают, мысли уходят в подсознание, но все равно этот червь гложет их душу и иногда вырывается наружу и тогда они готовы даже напиться до бесчувствия, лишь бы забыться, лишь бы не терзать себя вопросами, на которые нет ответа. К таким людям, как мне кажется, относится и Ян, и пьет он, скорее всего, именно из-за этого а не из-за какого-то там миллиарда. Другие же люди, подобно мне занимают страусиную позицию, то есть голову в песок и никаких проблем, и по верь, в данном случае ничего мудрее пока что никто не придумал. Бессмысленно думать о смысле жизни потому что никакого такого особого смысла скорее всего и нет. Жизнь прекрасна сама по себе, весь ее смысл в ней самой, и счастливы те люди которые вовремя это осознали. По этому и жить и работать и творить не во имя каких-то там надуманных высших идеалов, а только во имя самой жизни, которая и является мерилом всех ценностей. Так что в гробу я видал в белых тапках все эти теории относительности, я буду заниматься научными исследованиями до тех пор пока это доставляет мне удовольствие и мне нет никакого дела до того что с точки зрения здравого смысла все эти исследования абсолютно бессмысленны. Я буду жить пока я еще способен радоваться ласковому солнцу, голубому небу, улыбкам детей, пока меня привлекают хорошенькие женщины, пока я хоть кому-то нужен в этом мире, и плевать на то что каким-то там звездам моя жизнь может показаться глупой и смешной. . . Ну как тебе эта возвышенная речь?— Иван пододвинулся ближе к Саре, ожидая ответа.

— Ой, Вань, какой ты. . .

— Какой?

— Не знаю. . . — Сара, задумчиво глядя на Ивана, по глад ила его ладонью по щеке.

Иван, обрадованный столь долгожданной лаской, попытался обнять свою прекрасную собеседницу, но Сара мягко воспротивилась:

— Не надо, Вань, что-то у меня сегодня настроение не подходящее. Давай, наверное, спать, а то уже поздно. . . Спокойной ночи, дорогой, — и поцеловав Ивана в щеку, Сара легла, повернувшись к Ивану спиной. . . ну и всем остальным.

Ну уж такого явного вызова себе как мужчине Иван стерпеть просто не мог. А в прочем, Сара не особо и возражала. И настроение у нее оказалось самое подходящее. . .

Проснувшись утром Иван обнаружил что лежит нагишом почему-то поперек широкой кровати. Голая Сара спала, положив голову ему на плечо. Немногочисленные предметы их туалета а также служившая покрывалом простыня валялись на полу, красноречиво свидетельствуя о жарких ночных баталиях. Голографическая стена открывала вид на живописную зеленую долину с веселой голубой речкой, петляющей среди невысоких, покрытых курчавыми зарослями холмов, и стадами овечек, пасущимися по ее берегам. По бездонному небу бежали редкие облачка, тоже похожие на овечек, солнце только приподнялось над вершинами холмов и стояло невысоко, заливая пейзаж атак же и спальную мягки золотистым светом. От этой пасторали веяло тихой идиллией, удивительно гармонировавшей с красивым, обнаженным женским телом, и только не закрытый шторками черный, с ярко сверкающими звездами провал иллюминатора на противоположной стене возвращал мысли к космической реальности.

Все тот же нахальный лучик настоящего Солнца влетал в иллюминатор и упирался в постель, оставляя на белоснежной простыне большого, ослепительно яркого солнечного зайца. Вот этот заяц двинулся по кровати, на мгновение задержался, запутавшись в Сариных волосах, а затем нагло уселся ей прямо на лицо, так что стали отчетливо видны почти незаметные в нормальных условиях веснушки на носу прекрасной нимфы. Иван поспешил прикрыть Сарины глаза ладонью чтобы Солнце не дай Бог не потревожило спящую Венеру, но как только неосторожное его пальцы ненароком коснулись божественного лба, эта самая Венера, издав какой-то звериный рык, довольно чувствительно цапнула Ивана за руку.

— Ах вот твоя благодарность! Коварная! — возмутился Иван, а Сара, вскочив, уселась ему на грудь и негодующе наставив на Ивана указующий перст, грозно нахмурив брови заговорила страшным голосом:

— Как смели вы, сударь, так дерзко посягать на нашу честь и достоинство! И что это вы изволили вытворять с нами прошедшей ночью? Да Вы сударь — коварный совратитель невинных дев! Вы — Черномор, Вы — Синяя борода! Вы заслуживаете самого сурового наказания! — И с этими словами Сара. по-прежнему сидя верхом на Иване, слегка потрепала его за чуб. Но Ивану даже такое наказание показалось и чрезмерным, и незаслуженным, он взревел как разъяренный тигр: взвизгнув, подброшенная Сара словно птичка вспорхнула к потолку и мелькнув в воздухе ногами шлепнулась опять на кровать. Иван тут же оказался сверху, радостно восклицая:

— Ага, попалась! Ну теперь-то вы, сударыня, сполна ответите за все нанесенные мне незаслуженно оскорбления!

— Ах! — игриво вздохнула Сара, — ну что я, слабая, беззащитная женщина могу поделать с эти громилой? Мне остается только одно — покорно подчиниться грубой силе, — и обвив шею Ивана руками, Сара прильнула к его губам.

Они еще немного порезвились и затем, весело смеясь и о чем-то перешептываясь, по спешили в душ, там Иван с Сарой задержались, по жалуй, несколько дольше чем требуется для того чтобы просто освежиться, и когда они наконец-то вышли из душа и оделись, вид у них был вполне умиротворенный. В гостиной Иван глянул на часы и заволновался:

— Ой-е-ей, мы уже опаздываем!

— Да, заспались мы сегодня, — улыбнулась Сара, — кто-нибудь обязательно назовет нас сексуальными маньяками.

Они озорно посмотрели друг на друга и засмеявшись, вышли из каюты не закрыв за собой дверь. В коридоре их встретили яркие лучи солнца. падающие из распахнутых настежь дверей других кают обитатели которых уже давно проснулись и разбрелись по кораблю. Яркие солнечные квадраты на полу коридора, мельчайшие пылинки, танцующие в лучиках света создавали неповторимую картину тихого и светлого земного утра, вдохновлявшего стольких поэтов на создание прекраснейших произведений.

В кают-компании куда Иван с Сарой спустились по винтовой лесенке тоже произошли разительные перемены по сравнению со вчерашним вечером: потолок исчез, растворившись в бездонной голубизне утреннего неба по которому лениво прогуливались непременные белые барашки-облачка с брюшками окрашенными в розовый цвет низко стоящим солнцем, косые лучи которого не достигали пола кают-компании, упираясь в ее стены. Сейчас кают-компания была похожа скорее на внутренний дворик большого дома, уютно расположившегося под голубым куполом неба. Иван подошел к вмонтированному в стену связному пульту и включил общекорабельную трансляцию.