Третья ипостась. Часть 3

Последние слова она почти выкрикнула.

— Быть верной себе — моя установка! — возразила я. — И я не требовала этого от других.

— Но вправе была ждать верности.

— Не вправе. И я не позволю тебе из ложного чувства вины или не знаю, чего ты там еще придумала, сделать неправильный выбор. И вообще, какая верность, если я любила другого?

— Думаю, после шести тысяч лет его отсутствия, ты могла полюбить и не одного другого.

— Но ты-то этого не сделала! А ведь бродила тут двести лет до того как мы встретились.

— Я — другое дело! — она ткнула себя пальцем в центр груди.

— Ну почему, почему другое-то?

— Вита, я же спала с Владом.

Изумление от самой этой новости не шло ни в какое сравнение с потрясением, которое я испытала от того факта, что она ничего мне не говорила об этом раньше. Ведь чувства свои мы никогда не скрывали, по крайней мере, я рассказывала ей все. Выходит...

Я еще не успела до конца осознать эту мысль, как она взорвала новую бомбу:

— И я тогда уже догадалась, что он не совсем человек, только виду не подала.

Я не понимала этих слов. Слишком много произошло в последнее время, слишком большие нагрузки, слишком... Внезапно закружилась голова, и стало трудно дышать. Я делала частые глотательные движения, будто это могло помочь мне избавиться от удушья. Ничего подобного.

Видимо, мой ступор был так очевиден, что Таша забеспокоилась. Она подошла очень близко, взяла за кисти рук и поймала мой безумный взгляд.

— Дыши, дыши! Все хорошо! Все нормально, Таля, только дыши!

Я поймала ритм ее дыхания, сделала попытку, увенчавшуюся успехом, сведенное судорогой горло пропустило небольшую порцию воздуха, а потом уже начала дышать вместе с ней, и мне действительно полегчало. Настолько, что я смогла выдавить:

— Что же тебя убедило?

— Мои ощущения! — она улыбнулась, и взгляд ее выдал мне вдруг то, о чем она умалчивала. — Совсем нечеловеческие.

Ее взгляд рассказывал очень много. Меня накрыло шквалом ощущений совершенно определенного характера, я утонула в пучине абсолютной эротики, и, да простят меня... о-о-о-о-оооооо... я такого никогда не испытывала.

Грудь моментально набухла, соски встали дыбом, будто хотели пронзить тонкую ткань халата, а обжигающее возбуждение, зародившееся в груди, через считанные секунды горящими змеями проскользнуло во все части тела, после чего стекло в самый низ живота и выплеснулось горячей влагой. Я замерла, осознавая дикую ненормальность происходящего, торопливо отвела глаза, разрывая контакт, опасаясь, что еще немного, и я получу самый мощный оргазм в своей жизни, только от одного взгляда в серебристо-серые омуты. И это было чертовски странно, потому что лично я считала себя девушкой гетеросексуальной, а тут только что чуть не кончила в присутствии своей лучшей подруги, которая, кстати, тоже тяготеет к мальчикам. Радовало уже то, что мы хотя бы не касались друг друга, иначе ситуация приобрела бы невероятно двусмысленный характер. Но, к моему полному смущению, в то же время все казалось... правильным. Необходимым. Жутко приятным. Обалдеть!

Я глубоко вздохнула и отступила подальше. Так, на всякий случай.

— Да, в это трудно не поверить, — прошептала я.

Она пожала плечами.

— Меня удивляет только то, что ты молчала...

— Я не хотела тебя беспокоить... — она робко улыбнулась одним уголком рта.

Я задохнулась, собираясь разнести в пух и прах ее оправдания, но тут же захлопнула пасть. Господи, ну кто бы говорил, а? Сама-то что, всегда была образцом честности перед ней? Тоже, кстати, не из вредности, а лишь из стремления защитить, оградить, уберечь. От страданий, от волнений и черной депрессии, которая толкает на безумные поступки, и заставляет задумываться о том, так ли это страшно — умереть?

— Думаешь, могла я после такого желать чего-то иного?

Я уверенно покачала головой.

— Ни за что! И я рада, что не успела с... Я бы тогда точно залезла в петлю, без вариантов!

— Ага, я-то ведь травилась! — напомнила мне подруга.

— После моего исчезновения, — я ухмыльнулась. — Не надейся, твое присутствие меня бы не остановило!

Через секунду мы истерически ржали, как две ненормальных, захлебываясь и икая. Этот приступ, перешедший в затяжные откашливания и глубокие успокоительные вдохи, занял какое-то время, но мы не могли заставлять друзей ждать нас вечно, поэтому постарались в спешном порядке успокоиться и прийти в себя.

— Давай одеваться, милая моя, а то остальные подумают, что мы упали в пропасть, — я еле могла говорить. — Ты что оденешь?

— А ты?

— Я? Только белое!

Глава 15

У Ж И Н И В С Е Т А К О Е

В большую гостиную мы с Натальей вошли вместе, держась за руки, как никогда не ходили в детстве, а теперь вот наверстывали упущенное. Я уже отошла от того, что произошло между нами в моей комнате. Ну, а по большому счету, что особенного? То жгучее возбуждение, овладевшее мной, это была реакция отнюдь не на подругу, я просто слишком близко к сердцу восприняла ее личные ощущения, приоткрытые, насколько я теперь понимала, только на самую малость. И чего нам стесняться-то, после всего пережитого, мы были ближе, чем сестры. Уже давно.

Я с удовольствием разглядывала большую залу. Именно тут изменения были самыми разительными — уж больно старательно по сравнению с другими помещениями здесь поработало время. Я помнила ветхие серые гобелены, которые уже никогда не расскажут о великих баталиях и красоте деревенских пейзажей. Они не скрывали, а только подчеркивали царившие вокруг грязь, убожество и разруху. То есть раньше подчеркивали. Сейчас стены, сложенные из серого с розовым отливом камня, можно было назвать как угодно, но только не убогими. И гобелены, укрывавшие их, поражают взгляд тонкостью работы, яркостью красок и четкостью композиции. И тяжелые канделябры на десятки толстых свечей. И большой стол, крепкий, способный разместить не менее тридцати человек, стулья с высокими изящными спинками. Камин с весело прыгающими по огромным поленьям всполохами пламени — люблю огонь, даже после того, как чуть не сгорела в том жарком аду.

Я замедлила шаги около одного произведения текстильного искусства. Это было странно, но в бытность мою заложницей в этих стенах, почему-то именно сия запыленная выцветшая тряпка настойчиво привлекала мое внимание, а невозможность различить ни одной детали неимоверно бесила. Но теперь все было не так. Теперь я могла разглядеть.

И ведь вроде ничего особенного: это была лирическая картинка. На чудесном зеленом лугу, ограниченном далекой полоской леса, расположилась парочка влюбленных, и картина запечатлела самый ответственный момент — кавалер того и гляди сделает очень серьезное предложение. Это было видно по его напряженной позе, парень замер, преклонив колено, одна рука нерешительно протянута к собеседнице, другая судорожно стиснула рукоятку тяжелого двуручника. Будто он в любую минуту готов был устроить резню, если вдруг возникнет хоть малейшая угроза для любимой. Прекрасная леди слушала довольно благосклонно, она уже улыбалась в некотором предвкушении, и, откровенно говоря, я была уверена, что она мечтает согласиться на предложение. Только вот... у нее нет шансов. И никакой свадьбы не будет. Никогда. Господи, ну почему меня заинтересовал именно этот гобелен, именно он, который недвусмысленно намекал на мою судьбу — всегда в преддверии, никогда до конца. У меня нет будущего. Ни с кем. Только одиночество, возведенное в миллионную степень, а может и больше. Я судорожно сглотнула, а мою руку стиснули тонкие теплые пальцы. Не оборачиваясь, я тоже сжала ее ладонь. А возможно, я и не совсем одна.

Наверное, появление наше показалось зрителям достаточно эффектным, во всяком случае, мужской их половине. Вот только Апрель с Киром посматривали на нас скорее по отечески, как на красавиц-дочерей, признанных лучшими дебютантками сезона, а вот за Глебом и Владом ничего подобного не замечалось. Господи, да на нашей одежде скоро дырки появятся, если они будут продолжать полосовать нас такими взглядами!

Они стояли немного скованно, и рурчане явно чувствовали себя не в своей тарелке, находясь в одной комнате с неизвестными существами, которые неоднократно вытворяли уже такое, что не под силу обыкновенным людям.

Мы так и прошествовали через весь зал, держась за руки. На мне было мое обычное одеяние, как всегда, сохраняющее белизну и кристальную благоухающую чистоту. Понимаю, это проявление детского упрямства, но я не захотела воспользоваться любезно предоставленными мне нарядами, битком забившими шкаф. Пусть не больно-то воображает себе! Свои афро-косички я собрала в узел на затылке. Меня удивил недоуменный взгляд Глеба, еще там, в пещере: он пялился на них, будто вместо меня увидел натуральную Горгону, норовящую обратить его в камень. Что, не ожидал?

Наталья выглядела просто великолепно в алом платье, обтягивающем тело до середины бедер, а потом расходящееся широкими складками. Высокий воротник под горло и прозрачные рукава с широкими манжетами. Волосы гладко собраны в хвост низко на затылке. Чудесно, когда есть для кого так потрясающе выглядеть. Я усмехнулась, вспомнив, как сама заплетала затейливые греческие косы в пыльной комнате еще заброшенной Резиденции, испытывая запретные чувства к юному принцу. Да, ничего нового, проходят тысячелетия, прогресс сменяется упадком, а девушка все так же хочет нравиться своему кавалеру.

Пока мы шли, стол постепенно наполнялся разнообразными яствами, возникающими прямо из воздуха, и местными, и такой экзотикой как омар, торт-мороженое и бананы с ананасами, и вскоре поражал обилием и эклектичностью блюд. Интересно, это вообще можно есть?

Мы с Натальей, достигнув, наконец, стола, некоторое время размышляли на эту тему, после чего неуверенно переглянулись, и, пожав плечами, разошлись в разные стороны — к торцам стола. А что? Это наши любимые места. Мы с ней усиленно делали вид, что все это в порядке вещей — гос-с-с-с-спади, да мы кажный день тока так и питаемся! — но получалось, наверное, хреново, глаза так и разъезжались в разные стороны, пытаясь рассмотреть весь ассортимент. Остальные расселись на свободные места.

За столом шла легкая беседа, будто все мы были обычными людьми, просто встретились старые друзья и болтают о заурядной ерунде, которой скапливается так много у тех, кого связывают общие воспоминания. Да уж, очень старые друзья...

Сорайя интересовалась, как дела у Виктора, она была его крестной, второй матерью, как они тут именовались. У Кирилла не могло быть детей, поэтому оба любили этого жизнерадостного, легкого парня. Наталья тоже включилась в беседу, она прожила рядом с принцем всю свою вторую жизнь. Или третью? Которым по счету следует считать наше теперешнее существование? Так, посчитаем. Допустим, от рождения до капсулы жизнь была первая. От пробуждения до того момента, как мы осыпались пеплом, вторая. И, получается, сейчас мы с Ташей приняли третью ипостась. А когда же следующая реинкарнация?

Вот свезло, так свезло! Кому же настолько насолили в предыдущих жизнях две обычные девчонки, кто взял на себя труд заключить наши души в бесконечную сансару, без надежды на освобождение, предоставив каждой единственное тело, тогда как с новым рождением мы должны были получать другое обиталище? С одной стороны, хорошо, конечно, что я не таракан, а она не каракатица, но, тем не менее, карма какая-то не очень удачная...

Все очень запутано, да и есть ли смысл в размышлениях? На что это влияет? На мое самоопределение? Ведь до сих пор я не уверена в своей сущности. Перерождения уже доконали, очень, очень надеюсь, что этот раз будет последним, и черт с ней, с нирваной. Не думаю, что снова вынесу такое.

От раздумий меня оторвал легкий щелчок по макушке. Я встрепенулась, растуманила взгляд и заметила, что все молчат и смотрят на меня. Пошарив на голове, я вытащила из волос скатанную в шарик бумажную салфетку. Наталья ехидно усмехалась.

— А ты заснула, Вита.

Я сделала надменное лицо, а сама молниеносно швырнула шарик в нее. Он попал ей по лбу и отлетел под стол.

— Ах, так! — Наталья схватила салфетку из ткани, завязала ее узлом и кинула в меня.

Я легонько отклонила голову, тяжелый узел со свистом пролетел около уха. Я покачала головой, недобро ухмыляясь. В мыслях уже похватала все лежащие рядом ножи и вилки и метнула их почти одновременно. Прямо ей в голову. По крайней мере, так могло показаться. На самом деле, они воткнулись бы в высокую спинку стула полукругом высоко над ее макушкой. Она и сообразить бы ничего не успела.

— Вита, ау! — да, я слишком увлеклась сладкими мечтами, как бы сбить с нее спесь. — Ты снова зависла. И как-то нехорошо улыбаешься. Совсем нехорошо.

Таша казалась неспокойной, а наши сотрапезники выглядели так, будто до сих пор сомневаются в моем душевном здоровье, и явно никто не понял, что вообще это сейчас было. Я показала Наталье язык.

— Спасибо за обед, особенно удались посуда и ананасы!

Кивнула замершим в шоке братьям — знаю, я язва, это и Феникс заметила, когда отголосок моей настоящей памяти в ее голове нес всякие гадости. На этой жизнеутверждающей ноте обед можно считать оконченным. Я встала, положила салфетку на стул и подняла взгляд на Глеба.

— Теперь можно и поговорить.

Он кивнул, поднялся и, выставив вперед ладонями руки, поспешно проговорил:

— Только обещай, что не швырнешь в меня канделябр, если тебе что-то не понравится!

Услышав смешок, я гневно обернулась. Надо же, Апрель! Ну, ладно!

Я двинулась к камину. Около него широким полукругом стояла группа мягкой мебели, на которой мы сможем все расположиться и хорошо видеть друг друга. Не знаю, может и правда полный желудок настраивает на добродушный лад, но атмосфера как-то потеплела. Или это от камина? На маленьком столике возле кресла, к которому я направлялась, высился огромный литой подсвечник. Я даже не сообразила сначала, почему это он исчез, растворился в воздухе, не успела я приблизиться. Обернулась. Точно, Глеб стоял, надувшись, будто сдерживал смех. А я внезапно запаниковала — ведь такие предосторожности намекают на то, что мне мало понравится его рассказ. Или снова накручиваю себя, а парень просто старается разрядить атмосферу?

Я долго сидела, утонув в мягких объятиях кресла, все набиралась решимости. Остальные некоторое время тихо говорили между собой, пока не установилась настораживающая тишина. Я подняла глаза и поразилась — рурчане молчали и нервно переглядывались, Глеб неотрывно пялился на меня, а Влад пристально глядел на огонь, не выпуская Ташину ладонь из своей руки. Я глубоко вздохнула.

— Ладно, ладно! Скажи мне... — я мельком глянула на Глеба, — скажи, как ты это делаешь?

— Делаю что? — спросил он насмешливо.

— Делаешь это! — с нажимом повторила я. — Эти свои волшебные штуки. Угу-гу-г-у-у-у-у-у!...

Я вытянула вперед руки ладонями вниз и потрепыхала ими из стороны в сторону.

— Ну, там, я ужас, летящий на крыльях ночи! Я забытый пин-код твоей кредитки! — я задумалась. — Я царапина на DVD твоего любимого фильма! Ну, и так далее.