В царствование императора Николая Павловича

— Летний сад! — неожиданно вспомнил Николай, — вот где у меня появилось предчувствие ЧЕГО-ТО... И появилось оно после встречи в Летнем саду на недавней утренней прогулке двух незнакомых ему людей. Одеты они были прилично, поведение их тоже, но что-то в них было такое... Не такие они были, как все. Глаза у них смотрели на царя, словно знали что-то ему неведомое...

И встреча князя Одоевского в том же Летнем саду с утра пораньше... Тоже, взгляд у него был какой-то шалый, словно он только что заглянул туда, куда смертным заглядывать не положено... Странно все это... Надо бы пригласить князя к себе... Но, не в Зимний, а в Аничков дворец... А может быть, самому заглянуть к нему? Ведь они старые знакомые, супруга Владимира Федоровича была фрейлиной жены покойного брата Александра...

— Именно так я и сделаю, — решил вдруг Император, — сегодня же, после обеда... Возьму и зайду к князю... И у него переговорю обо всем!

Приняв это решение, Николай повернулся на правый бок, и неожиданно для себя крепко заснул...

Не числом, а умением...

Когда портал захлопнулся, и жужжание Агрегата прекратилось, Антон выпрямился в кресле, и горестно вздохнул.

— Вот, все ходят туда — сюда, — пожаловался он другу, — а я тут сижу за пультом этим, словно межвременной извозчик. Отправляю-встречаю, а самому все никак не выбраться в прошлое, чтобы как следует посмотреть на жизнь наших предков. Мы с тобой, Шурик, один единственный раз попали в век XIX, и то всего-то на полдня... Как же это мало... А теперь, вон и Лешка в прошлое ушел. Сказал, здравоохранение тамошнее совершенствовать будет...

Перовский, продолжавший внимательно осматривать квартиру Антона, при последних его словах повернулся к изобретателю, и с интересом посмотрел на него.

— А вы, Антон, простите, не знаю, как вас по отчеству, — сказал генерал, — действительно очень хотите попасть в наше время? И, если не секрет, куда именно?

— Эх, любезный Василий Алексеевич, — ответил Антон, — знали бы вы, сколько знаменитых ученых и изобретателей живет сейчас в Петербурге! Какие люди, какие светлые головы! Жаль только, что имена их станут известны народу многие годы спустя. А я бы поговорил с ними, подсказал бы, ну, чуть-чуть, совсем немного, и изобретения, которые потом сделаю за рубежом, будут сделаны в России, прославив тем самым, как изобретателей, так и нашу страну. А отчество мое, Василий Алексеевич — Михайлович, хотя я не буду возражать, если вы будете называть меня просто по имени...

— Да, как мало мы знаем не только о нашем будущем, но и о настоящем, — задумчиво проговорил Перовский. — Скажите, Александр Павлович, — обратился он к Шумилину, с чего мы начнем, и куда, как писали древние, направим стопы свои?

— А начнем мы, Василий Алексеевич, — сказал Александр, — с того, что начнем вас одевать по нынешней моде. В таком наряде вас на улицу выпускать нельзя. Не поймут-с... Пойдемте, поищем вам соответствующий времени наряд...

Перебрав не такой уж богатый гардероб Антона, они остановились на универсальной одежде XXI века — джинсах, к которым добавили камуфлированную футболку и джинсовую жилетку-разгрузку... На ноги генерал надел поношенные кроссовки, а на голову — бейсболку с эмблемой и надписью UEFA.

Смотрелся в этом наряде генерал Перовский весьма импозантно. Огненный взгляд, черные кудри с проседью, лихо закрученные усы. Дамы, те просто будут штабелями ложиться ему под ноги. Вот только встреч сегодня с дамами не предвидится.

Пока Антон и Перовский занимались гардеробом, Шумилин дозвонился по мобильному до Сергеева-младшего, и попросил его подъехать к ним. Николай сказал, что будет через час-полтора. Второй звонок Александр сделал подполковнику Павлову. Оказывается, Анатолий сейчас едет в ту же сторону, куда собрались они — в Лемболово. Он будет там на "показухе" питерского СОБРа "Гранит". Собровцы покажут свое мастерство молодым бойцам. Анатолий обещал, что гости увидят весь "букет" — стрельба, рукопашка, штурмовая полоса, освобождение заложников. Словом, Перовскому будет на что посмотреть. Ну, а потом, после Лемболова было решено всем отправиться на дачу Шумилина, поговорить там "за жизнь", попариться в баньке, словом, отдохнуть в чисто мужской компании. Утром же все вместе отправятся в автомастерскую Сергеева-старшего, и оттуда стартуют в прошлое.

Против такой программы Перовский не возражал. В ожидании Николая, Антон предложил гостю посмотреть по DVD-плейеру нарезку из исторических фильмов. Генерал согласился. Антон воткнул флэшку в USB-порт, и на мониторе появились кадры из картин, посвященных истории их общего Отечества.

Василий Алексеевич с интересом смотрел на экран. Как человек, не видевший ранее ничего подобного, он был восхищен тем, что ему показывали. Особенно его проняла демонстрация сцен Бородинского сражения из бондарчуковской картины "Война и мир". Ведь генерал совсем еще молодым, 18-летним офицером участвовал в этой великой битве под Москвой. Перовский затаив дыхание наблюдал за перипетиями киносражения, поставленного с размахом и с участием сотен статистов. Потом, когда все закончилось, он смахнул слезу, и сказал, — Господа, не знаю, как это все сделано, но очень, очень похоже. Только, знаете ли, в жизни все было намного страшнее...

Вскоре приехал Сергеев-младший, и пригласил всех, как он выразился, "в экипаж". Автомобиль Николая удивил генерала своим видом. Он долго рассматривал машину, а потом, кряхтя с непривычки, забрался в салон.

По дороге Перовский активно расспрашивал своих спутников о жизни в далеком будущем, о назначении той или иной увиденной им вещи, и о том, как они передвигаются на более дальние расстояния.

Так, за разговорами, закончился город, и автомобиль свернул на шоссе, ведущее в сторону Приозерска. Николай нажал на газ, и автомобиль, словно птица, понесся по асфальтному покрытию. Перовский от неожиданности даже замолчал, привыкая к бешеной для него скорости передвижения.

— Да, теперь я понимаю, почему вы так все делаете быстро, — сказал он немного погодя, — вы привыкли быстро все решать, быстро передвигаться, быстро все обдумывать. Ваша жизнь — как этот автомобиль, по сравнению с которым, фельдъегерская тройка — просто черепаха. Нам, живущим в тихом и плавном течении времени, наверное, будет трудно понять некоторые ваши поступки... Впрочем, так оно и должно быть — новое время — новые песни.

По Приозерскому шоссе они добрались до Лемболово. На подъезде к учебному центру Внутренних войск Шумилин позвонил по мобильнику подполковнику Павлову, предупредив, что они скоро будут на месте. Ждать долго не пришлось — когда машина остановилась у ворот учебного центра, через КПП к ним вышел Анатолий, одетый в пятнистый камуфляж.

— Я уже обо всем договорился, — сказал он, — вот пропуск, давайте, идем быстрее, сейчас начнется самое интересное. Надеюсь, что вас не надо предупреждать о том, что снимать все, что здесь происходит, а уж, тем более, лица бойцов, категорически запрещено.

Пройдя через КПП, все направились к штурмовой полосе, которую преодолевали крепкие парни в полной снаряге, с нашитым на рукаве щитком, на котором был изображен крест с мечами, похожий на орден святого Владимира, и с надписью "Гранит" и "Отряд специального назначения". То, что они делали, привело Перовского в восхищение. Бойцы-собровцы мчались сквозь огонь и дым, ныряли в проемы окон, карабкались на стену дома, и все это в быстром темпе, не выпуская из рук оружия.

Потом было их коронное шоу — "освобождение заложников". Собровцы молниеносно штурмовали захваченный "преступниками" автобус с "заложниками", задерживали "нехороших парней", и освобождали их "жертв".

После "заложников" началась демонстрация приемов рукопашного боя. Мелькали руки и ноги, бойцы словно отплясывали боевой танец индейцев, вышедших на тропу войны. Для полного сходства их лица были разрисованы черными и зелеными полосами.

Покидав ножи и саперные лопатки в деревянный щит, собровцы пошли в тир, где продемонстрировали быструю и меткую стрельбу по мишеням. Традиционное разбивание кирпичей ребром ладони, и досок ступнями ног, уже было "десертом", после которого, на глазах у восхищенных молодых вэвэшников, они раскланялись, и присели отдохнуть в тени на деревянную лавочку.

Перовский, сосредоточенно молчавший во время всего этого действа, наконец, открыл рот и спросил, — Александр Павлович, кто эти люди?

— Василий Алексеевич, — ответил Шумилин, — это бойцы специального подразделения министерства внутренних дел. Их задача — задержание вооруженных преступников, освобождение захваченных ими людей, и другие спецоперации, где требуется умение владеть всеми видами огнестрельного и холодного оружия, приемами рукопашного боя, ну, и, конечно, думать головой над тем, как с наименьшими потерями добиться победы над врагом.

Василий Алексеевич, это бойцы штучные, они не ходят в атаку, они действуют небольшими группами, используя все свои навыки и умения. Нельзя всю армию сделать такими, как они. Но в структуре армии и министерства внутренних дел без них не обойтись. Вы прикиньте, как быстро бы можно было управиться с мятежными горцами на Кавказе, не гоняясь за ними целыми батальонами, а то и полками, а направив с десяток-другой таких парней. Они бы добрались до самого Шамиля. Кстати, большая часть из них уже успела повоевать в Чечне.

А в Средней Азии? Эти орлы, только стоит дать им приказ, самого бы Хивинского хана Алла-Кулла приволокли бы к вам в мешке. Причем, утащили бы его из собственного гарема, да так, что ни один бы евнух не проснулся. Стоявший рядом Антон хихикнул, и сказал голосом "товарища Сухова" — В Старой крепости Абдуллу надо было через трубу брать...

Шумилин, Павлов и Сергеев-младший, засмеялись. Так и не поняв причин их веселья, Перовский спросил, — но, наверное, очень непросто найти людей, которые смогли бы сделать то, что делают эти, как вы говорите, бойцы?

Шумилин немного подумал, а потом ответил генералу, — Непросто... Это да... Но найти можно, а вот подготовить их, обучить — на это понадобится не один год. Но зато потом...

И он мечтательно, закрыв глаза, стал представлять себе — чтобы натворили в веке XIX бойцы СОБРа. Перовский посмотрел на лицо своего собеседника и вздрогнул. Ему только сейчас пришло в голову, что люди из будущего не только приятные и жизнерадостные собеседники, но и смертельно опасные для своих врагов противники. — Поэтому, — подумал генерал, — надо, чтобы они были для нашей империи друзьями, а не врагами. Именно на этот момент надо обратить внимание Государя, если, паче чаяния, мне удастся завести с ним беседу о наших гостях из будущего.

Попрощавшись с подполковником Павловым, который с любопытством поглядывал на Перовского, наши друзья снова сели в машину, и отправились в сторону Пери. Там находилась дача Шумилина, и именно там предстояло поговорить откровенно с генералом Перовским, рассчитывая, что все сказанное ему, рано или поздно дойдет до ушей императора Николая I...

С легким паром!

От Лемболова до Пери — считай рукой подать. Николай, высадив своих пассажиров у калитки участка Шумилина, а сам проехал еще немного, и загнал машину на свой участок.

Перовский с любопытством осмотрелся. Небольшой участок — всего 10 соток — был засажен плодовыми деревьями и кустами смородины и крыжовника. Александр пригласил гостей в дом. Сложенный из соснового бруса, он и внутри сохранял структуру дерева. В доме пахло деревом, было очень уютно, и только здесь Шумилин мог полностью отдохнуть от всех городских забот.

Пришел Сергеев-младший, неся в руках кастрюльку с замаринованной бараниной. После баньки можно попить холодного пивка и поесть кусочки пахнущего дымком, тающего во рту мяса. Но, для того, чтобы помяться и попариться, надо было накачать в бак воды и протопить баню. Этим Александр поручил заняться Антону и Николаю. А сам сел в на диван, и пригласил присесть рядом Перовскому, который, похоже, был переполнен сегодняшними впечатлениями, и похоже, немного устал.

— Вот, так мы и живем, Василий Алексеевич, — сказал он генералу, — землевладение есть, а вот крепостных — нет. Ни одного... И ничего, живем, не жалуемся...

— Знаете, Александр Павлович, — задумчиво сказал Перовский, — я тоже не особо нуждаюсь в крепостных. Да и происхождение мое... Вы ведь знаете — дедушка мой, Кирилл Разумовский, даже став фельдмаршалом и графом, хранил у себя во дворце свитку, в которой у себя в селе пас волов... А матушка моя, Мария Михайловна, Царствие ей Небесной, — тут генерал встал и перекрестился на иконы, которые стояли на полочке в красном углу шумилинского дома, — так она была не из дворян, а из мещан.

Я понимаю, Александр Павлович, что вы имеете в виду. Скажу вам, что и Государь весьма озабочен крестьянским вопросом. Если сказать откровенно, то освободить крестьян от крепостной зависимости легко. Вы знаете, что две трети имений заложены в казну, и помещики владеют им лишь номинально. Они задолжали казне огромную сумму — более 500 миллионов рублей...

— Знаю, ответил Шумилин, — в свое время русский историк Василий Осипович Ключевский — вы его не знаете, он родится только в 1841 году — писал: "Собственно говоря, освобождение крестьян можно было совершить чисто финансовой операцией, назначить срок уплаты долгов, а затем конфисковать имения..."

— Вот как? — удивился Перовский, — а в общем, так оно и есть... Но Государь не пойдет на такой шаг. Ведь это вызовет недовольство всего дворянства, что чревато уже не Пугачевщиной, а дворцовым переворотом... А это опасней — император знает, чем все кончилось для его отца...

— Да, поэтому он и старается действовать постепенно, — сказал Шумилин, — я знаю о реформе, которую подготовил граф Киселев. В царствование императора Николая Павловича было принято около 200 законов, ограничивающих крепостное право, а в период с 1826 по 1855 годы получили вольную 1 миллион 700 тысяч крепостных... Его сын и наследник Александр Николаевич, став императором, в 1861 году освободит полностью крестьян. Но сделает это так глупо и бездарно... А, впрочем, не будем пока об этом...

— Ну что, Тоха, готово? — спросил он у друга, вышедшего с раскрасневшимся лицом из бани.

— Минут через десять-пятнадцать можно заползать, — ответил Антон, сделав несколько больших и жадных глотков воды из глиняного расписного кувшина.

— А как вы, Василий Алексеевич, — баньку любите? — спросил Антон у Перовского. — У нас все серьезные дела между серьезными людьми обсуждаются именно в банях. Что-то вроде римских терм получается...

— Не знаю, — смущенно сказал Перовский, — для нас бани — это место где люди моются, и не более того... Впрочем, я не прочь погреть косточки. Помнится, когда меня, пленного, французы вели босиком по снегу — сапоги с меня они сразу сняли — то я так замерз, что кажется, до сих пор никогда не могу согреться. А что было в недавнем Хивинском походе... — голос Перовского вздрогнул, — я и сейчас вижу перед собой замерзающих солдат, умирающих лошадей, дорогу, усеянную трупами людей и животных...