Иан К.Эсслемонт Пристань Мертвого Дома

Ну, с последними пунктами он, пожалуй, готов был согласиться... Тайскренн набрал воздуха и возвысил голос, перекрикивая бубнящего Фенереша: — Все это верно. Но изъяны характера — не преступление.

Фенереш всплеснул руками, всем видно показывая: "Видите? Я же говорил!"

Телло, заметил он, не шевелился, сложив толстые руки на груди. А вот Салин подалась вперед, захлопав ладонью по столу судей. Старая Салин, призванная следить за дисциплиной членов культа — например, в Ямах. — Разумеется, — сказала она, обращая холодный взор на Фенереша. — У вас имеются обвинения более ощутимого характера?

Фенереш поклонился. — Именно, госпожа. Я лишь обрисовал для суда фон. — Он сделал жест второй стражнице. — Привести жреца Имариша Лакуна.

Тайскренн постарался не морщиться. Ради воли Великого Червя, этот еще гремит костями? Ну что важного он может сказать?

Клык ввела иссохшего старца. Седые волосы его торчали клочьями во все стороны, будто жрец угодил в песчаную бурю. Покрасневшие глаза метались по храму, пока не обнаружили Тайскренна; он вытянул руку и начал яростно кивать. — Да, да, — раздалось хриплое воронье карканье. — Этот самый. Скользкий мошенник. Проходимец.

Фенереш замахал руками: — Прошу! Суд желает знать, в чем ваши обвинения.

Жрец приосанился, уж как мог. Прижал артритическую руку к груди. — Почти два десятка лет я помогал почтенному Ифеллу. Вы все знаете. Я носил красный пояс и был горд служением! — Он выбросил корявый палец в сторону Тайскрена. — Потом появился этот. Разнес ложь обо мне, подорвал авторитет. Трюками и обманом вошел в доверие Ифелла. Обратил его гнев на меня... на меня, посвятившего всю жизнь... Он украл мое место!

Тайскренн лишь покачивал головой. Старик так и не оправился, когда его попросили уйти в отставку. Но он же почти ослеп и стал забывчив; да, сам Ифелл четыре года назад пришел к заключению, что рассудок его помутился.

Фенереш сложил руки за спиной и сказал, понизив голос: — О каких же... трюках... вы рассказываете?

Старик радостно закивал, тряся указующим перстом. — Он украл бумаги и скрыл их — важнейшие послания культа — а винил меня! Он писал ложные заметки и доклады, подписывая моим именем! Он заставил меня казаться слабым... — мокрые губы старика начали непроизвольно дрожать, он неистово моргал, — и негодным к должности... а я лишь служил великому мужу! Ублюдок, он разбил мне сердце!

Тайскренн понимал, что ему не следует качать головой, но не мог остановиться. Да, он привлекал внимание Ифелла к ошибкам помощника — потерянным документам и неверным записям — но его заставлял долг. Похоже, Лакун с тех пор деградировал еще сильнее, и это должны заметить все!

— Он даже... даже... — Лакун запнулся, сглатывая и озираясь как потерянный.

— Да? — настаивал Фенереш. — Что он сделал? Вы можете рассказать — не нужно бояться его.

"Бояться? Меня?" Тайскренн умоляюще поглядел на Салин. "Прошу! Обвинитель манипулирует свидетелем!"

Старик облизнулся. — Он даже... хвастал, что будет следующим Демидреком! — Он обхватил себя руками и почти провизжал: — Сказал, что готов избавиться от Ифелла!

Некоторые слушатели взволновано охнули при таком откровении. Тайскренн брякнул: — Да ладно вам! — и тут же пожалел о сказанном. Шестеро судей сверкали на него очами, лишь Телло опустил голову. Фенереш простер к Тайскренну руки, словно демонстрируя любопытный образчик, и пробормотал так громко, чтобы слышал весь храм: — Вижу, угрызения совести его не мучают...

Разъяренный нелепым судилищем — а более всего собой — Тайскренн заскрипел зубами. В висках стучало. Он играет на руку потному Фенерешу! Но... слабость и глупость Лакуна ведомы многим. Конечно, эти обвинения отнесут на счет помраченного рассудка. Жрец окинул взглядом галерею и, хотя не ожидал услышать слова сочувствия и увидеть приветственные кивки,— был поражен тем, сколь многие смотрели на него с откровенным презрением.

Он не был столь наивен, чтобы верить, будто здешний суд привержен абстрактным идеалам истины и справедливости; однако стоило попытаться призвать к доводам простой логики и здравого смысла. Тайскренн взглянул в глаза Салин, громко крикнув: — Но где доказательства?

Старуха вежливо кивнула бритой головой, глянув на Фенереша. — Еще свидетели у вас имеются?

— Всего двое, судья.

— Продолжайте же.

Фенереш повернулся к Клыкам Д'рек. — Приведите жреца Корсдена Танефа.

Дыхание Тайскренна прервалось. Милосердная Д'рек... чего они хотят от Корсдена? Он глянул на Телло, однако тот так и сидел, уставившись в стол, шевеля пальцами сложенных рук. Блюститель еще не вел речей, но Тайскренн понимал — перед ним истинный зодчий этого дела, и притом искусный.

Корсдена почти вытолкнули вперед Клыки Д'рек. Высокий и, обыкновенно, представительный священник потерял достоинство. Он потел, незапятнанные прежде одежды помялись; Тайскренн пытался встретить его взор — куда там! Сердце его сжалось. "Ох, Корс... и ты тоже". Ощутив жжение в глазах, он отвернулся и заморгал.

— Корсден Танеф, — начал Фенереш, — вы знаете обвиняемого?

Корсден кивнул, кашлянул в кулак. Пробубнил: — Да.

— Можете ли вы описать себя как его друга — если, разумеется, столь надменный и спесивый тип вообще способен назвать кого-либо другом?

Не в силах взглянуть на Тайскренна, Корсден снова закивал, жалко проблеяв: — Да.

— Готовы ли утверждать, что обвиняемый и почтенный Демидрек Ифелл были близки?

Корсден нахмурился и кивнул. — Да. Я готов.

— Но присутствовал ли он, когда Ифелл уходил в объятия Д'рек?

Корсден мотнул головой: — Нет. Его не было.

Фенереш взглянул на судей и продолжил: — Верно ли, что прошло немало дней, прежде чем обвиняемый соизволил осведомиться о здравии и благополучии лучшего друга и великого наставника?

Корсден закусил губу, нахмурился — и кивнул. — Да. Несколько дней, но...

— Спасибо! — оборвал его Фенереш. — Скажите же: после кончины Ифелла замечали вы на лице подсудимого выражения скорби и горя?

Корсден моргал, похоже, не в силах сдержать слез. — Нет. Он ничего не выказал... хотя не все...

— Отвечайте только на заданный вопрос! — закричал Фенереш. — А теперь — вспоминайте тщательно: в ваших разговорах не высказывал ли он сомнений относительно назначения Блюстителя Телло временным Демидреком?

Корсден совсем отвернулся от Тайскренна — словно боялся, что взгляд обожжет его. Руки сжались в кулаки. — Он... не одобрял...

— Не одобрял?

— Считал это... неправильным.

— Неправильным? Понятно. Кого же он считал достойным назначения?

Корсден прочистил горло и громко сглотнул, будто подавившись. — Кого-то... кого-то из нашего храма... я так думаю...

— И кто бы мог это быть, умоляю, скажите.

Молодой жрец вскинул голову, часто моргая. Судорожно вздохнул, будто укрепляя дух. — Думаю, он сам.

Тайскренн с трудом подавил стон. Он знал, что любого может сломить жесткое давление — угрозы, посулы, пытки эмоциональные и физические — однако надеялся, что Корсден сумеет устоять, выдержать. Но... зачем ему было терпеть? Тайскренн усомнился в том, дано ли ему вообще понимать людей.

Фенереш кивал медленно и сурово, рисуясь перед судом. — Да. Благодарю. — Он махнул рукой, веля Корсдену уйти. — Благодарим за вашу помощь расследованию. Понимаю, сколь тяжело оно вам далось.

Корсден начал поворачиваться, но тут же замялся, словно готовый встретиться наконец взором с обвиняемым; Тайскренн напрягся, не желая показать, какую муку испытывает его сердце. Однако воля или решимость подвели Корсдена. Он не смог поднять голову. Ссутулился и вышел в заднюю дверь.

Фенереш обращался к суду, вызывая последнего свидетеля. Этого имени Тайскренн вовсе не ожидал услышать. Вздрогнув, словно ударенный, он осознал: все нынешние мучения были лишь жалким предисловием к тому, что случится вскоре.

Ибо обвинитель вызвал Зиллу Линсеф.

Она вошла под руку с одним из Клыков. Похоже, страж не только вел ее, но и не давал упасть. Девушка безвольно шагала, скрыв ладони под длинной накидкой. Тайскренну она показалась нездоровой, высохшей, осунувшейся; немытые волосы расплелись и прилипли к голове.

Не в пример Корсдену, она прямо взглянула ему в глаза... О нет. В ее взоре не читалось разумения. Его не оживляли чувства. Казалось, она спит на ходу или совершенно ушла в себя.

— Зилла Ленсеф, вы узнаете обвиняемого?

— Да, — ответил вялый, тихий голос.

— Вы были близкой подругой обвиняемого?

— Да.

— Самой близкой, может быть?

Зилла облизнула губы, пробормотав: — Да.

— Столь близкой, — продолжал Фенереш, обращаясь скорее ко всему судилищу, — что встречались с ним в личных покоях, в ночные часы, презрев все правила?

Она пошатнулась, закрыла глаза и кивнула. — Да.

— И во время этих долгих... гмм... собеседований, что именно обвиняемый рассказал вам относительно прибытия и возвышения Блюстителя Телло?

— Он... — Зилла запнулась, облизнув губы. — Он был... в ярости. Думал, что его назовут следующим Демидреком.

Тайскренн счел бы, что видит сон, если бы она не стояла почти рядом, прямо глядя в глаза, не мигая, будто зачарованная.

Фенереш понимающе кивнул. — Ясно. А насчет кончины его наставника? Какие выражения скорби вы видели? Какие сожаления и жалобы слышали?

Она тяжко вздохнула, подняла было руку, чтобы утереть пот, но так и не дала ладони выскользнуть из-под накидки. — Ничего подобного. Он казался... равнодушным к смерти этого мужа.

Тайскренн мог лишь широко раскрывать глаза. Это самозванка? Иллюзия? Но колдовство здесь не могло применяться — все заметили бы. Это была она.

"Зилла... что с тобой сделали?" Нет, что он с ней сделал? Не из-за него ли она стоит здесь? Из-за его самолюбия? Его гордыни, его нежелания бежать? Разум жреца, казалось, шатается и проваливается, не в силах понять смысл творящегося представления.

Фенереш покачал головой, будто устрашенный. Тяжело вздохнул, являя великую печать. — Понимаю. А знаете ли вы, чем занимался обвиняемый во время долгих блужданий в глубинах храма?

Зилла качнулась, снова заморгала. — Да.

— И? — напирал Фенереш.

— Он искал какие-нибудь древние яды, оружие или проклятие против Блюстителя Телло.

Галерея вздохнула в гневе и страхе, как один человек, ибо подземелья храма издавна стали хранилищем вещей особо священных — и оттого особо опасных в руках убийцы.

Тайскренн должен был возразить, ибо всё это было сплошной ложью. Однако он не мог говорить и даже шевелиться, словно его постиг удар от того факта, что Зилла стоит здесь и свидетельствует против него.

— И откуда вы узнали это? — спрашивал Фенереш. — Не простые ли это выдумки?

Она облизнула губы и глубоко вздохнула, прежде чем провозгласить громко и твердо: — Нет, он рассказал мне самолично.

Брови Фенереша высоко взлетели. Он озирал судей и зал. Тайскренн подался вперед. Ему хотелось побежать к ней, обнять, извиниться, сказать, что все понимает... и тут он ощутил, как к боку прижалось леденящее лезвие.

— Пошевелись еще и умрешь, — выдохнула стражница-Клык.

— Он сам рассказал? — воскликнул Фенереш с преувеличенным недоверием. — Как такое может быть? Почему вы не известили, без малейшего промедления, слуг закона?

Зилла кивнула. Тайскренн безмолвно возопил: "Гниль! Неужели никто не видит извращения истины?" И плечи его опустились. Разумеется. Все до одного судьи понимают. Его привели лишь тогда, когда все было готово.

Все тщательно и заранее организовано. Театр, просто театр. Единственная цель — дискредитировать его.

Он оторвал взгляд от Зиллы, чтобы видеть настоящего обвинителя. Тот сидел, опустив глаза, губы поджаты, постукивает пальцами; живописный образ огорченного и разочарованного патриарха. Как хотелось ему ударить негодяя всей силой! Но лезвие прижалось к коже — один мелкий порез, и он будет мертв.

Тайскренн заставил себя расслабиться — и почти захохотал. Им овладело странное, игривое настроение. Какая глупость! Всё ради того, чтобы изгнать потенциального соперника из рядов жречества!

Да, он едва удержался, чтобы не отсалютовать врагу — здесь и сейчас.

Зилла вяло отвечала: — Он угрожал убить меня, если скажу хоть слово.

Фенереш сразу закивал судьям, кипя возмущением и гневом. — Разумеется, — промурлыкал он. — Но твои мучения окончены, дитя. Уже не нужно страшиться чудовища среди нас. — Он подал знак Клыкам, и Зиллу вывели.

Тайскренну хотелось окликнуть ее, однако он подавил позыв, не желая сильнее ухудшать ее положение. Что он ощущал сейчас? Стыд. Стыд за то, что слишком мало сделал в прошлом и тем породил такое настоящее.

Он почитал себя умником. Юным мудрецом. Возведя глаза к резному потолку, Тайскренн чуть снова не рассмеялся.

Да ему нужно благодарить Телло и компанию. Жрецы преподали ему великий урок: как опасна слепота пред глубинами людского эгоизма и двуличия. Это бездонные глубины, и будь он проклят, если подумает иначе.

Довольно жалкое решение, учитывая, сколь мало ему осталось.

Фенереш поклонился судьям. Возгласил: — Ждем вашего решения, о почтенные.

Салин кивнула и посмотрела на Тайскренна, словно ворона на особо старый и неприглядный кусок падали. — Обвиняемый, — сказала она, — вам есть что сказать в свою защиту?

Он почти весело ответил на ее взгляд, раздумывая. Стоит ли вообще что-то говорить такому суду? На этом смехотворном фарсе? Зачем? Нет ничего, способного поколебать это сборище. Зачем же суетиться? Зачем продолжать жалкую игру с ничтожными людьми?

Он сложил руки и покачал головой, открыто выражая презрение. — Нет. Ничего.

Салин кивнула, словно ожидала этого. — Хорошо. Суд будет совещаться.

Судьи склонились друг к дружке, перешептываясь. Телло, заметил Тайскренн, оставался безмолвным. Салин собрала мнения остальных и склонилась к блюстителю. Они пошептались, морщинистая голова Салин кивнула.

Тайскренн стоял, сложив руки на груди. Смерть есть смерть. На этом этапе он ничего не может сделать.

— Обвиняемый, — начала Салин. Тайскренн понял вдруг, что за все время процесса его имя тщательно не произносилось, словно уничтоженное. — Мы выслушали свидетельства относительно вашего характера и воззрений, согласно решив, что они внушают опасения. Однако, — она кашлянула в кулачок, — прямых доказательств преступлений не представлено, так что суд счел вашу вину не доказанной. — Она критически взирала на него, постукивая узловатыми пальцами по каменному столу. — Бремя определения вашего наказания, следовательно, выпало мне. Нехватка доказательств вынуждает меня взывать к окончательному решению Святой Д'рек. Итак, мое решение: вы будете оставлены на суд Великой Богини в Гражданской Яме в праздник Солнцеворота, через... — она склонилась к другому судье, — через полмесяца. — Палец последний раз ударил по камню. — И да помилует Д'рек вашу душу.

Судьи завозились в креслах; галерею заполнили громкие шепотки и восклицания. Тем временем Тайскренн следил за Телло и был вознагражден едва заметной гримасой. Блюститель встал. Для него не могло быть лучшего исхода. Соперник устранен, руки свободны, ни к чему дальнейшие интриги и маневры.